Второй шанс. Снайпер
Шрифт:
Вот наконец кто-то сообразил, ствол зенитного автомата пополз вниз и в нашу сторону.
– Серега, видишь их? – проговорил Мурат.
– Конечно, – ответил я, на самом деле видя противника не так чтобы очень хорошо. Ракеты пускать перестали, сообразили, видимо, что сами подсветку дают. Да, недооценивать гитлеровцев нельзя. Умные, собаки.
Тот воин, что стоял у зенитки, уже успел выпустить три или четыре снаряда. Мурат, смещаясь вправо от меня, стрелял в воздух, отвлекая стрелка. В темноте вспышки от его винтовки, служили хорошим ориентиром. Я тем временем поймал в прицел щиток орудия. На БТРе он
– Серег, МГ на втором, – это вернулся на свою позицию казах.
– Понял, работаю, – коротко бросил я и, поймав в прицел тушку за пулеметом, повторил выстрел.
Зашибись стрелять из такого ствола летней ночью. Уже светлеет, видимость вполне устраивает. Ветра нет совсем, выстрел с шестисот – семисот метров, как в тире. Убрав третьего возле зенитки, перевел взгляд на второй БТР, заметил, как Мурат снял очередного пулеметчика.
– Ребята подобрались, – перекрикивая грохот моей винтовки, доложил казах.
Да, все то время, что мы расстреливали полуспящих гансов, остальные подобрались на дистанцию выстрела из автоматов. Нам оставалось только контролировать, чтобы какой-нибудь ухарь не спрятался где-нибудь.
– Серег, тот, что с зениткой, свалит сейчас, – завопил казах.
– Куда это ты собрался, – пробубнил я вслух.
Бух, затвор. Бух, черт, как жаль, что всего три патрона в магазине.
– Заряжаю, – крикнул я.
– Отъездился, – услышал я голос казаха.
Перезарядив весло, взглянул в оптику. Водительская дверь броника была распахнута, а на земле лежал труп.
«Гадство, там, наверное, помойка теперь», – подумал я.
– Командир, можно сниматься. Зимин уже зенитку развернул. Да и Вано тоже рядом со вторым БТРом.
– Ладно, иди к ним, я отсюда погляжу. Пусть Саня зенитку наладит, если эти из палаток полезут, накрывайте их. Только сами к ним не лезьте, БТР бронирован легко, из карабина борт прошибут и – амба.
– Понял, ты здесь долго не оставайся, вдруг подкрадется кто.
– Иди уже, надо сваливать отсюда побыстрее.
Мурат умчался бегом. Полкилометра пробежит быстро, захват броников нам должен помочь пролезть через передовую. Немцы, конечно, спохватятся, но под броней все-таки спокойней будет. Хотя, как я и сказал, броня там легкая, но зато не пешком.
Два взвода немецких солдат поступили глупо. Вместо того чтобы рвануть за помощью, они заняли оборону и решили отстреливаться. Сначала Зимин накрыл их зенитным огнем, а затем подъехали на втором БТРе ближе и из пулемета покрошили всех, кто еще оставался. Вот ведь засранцы, ведь передал с казахом приказ не лезть, все равно поехали.
Я присоединился к остальным, когда все стихло. Мне помахали руками, в прицел я хорошо все видел. Медленно, боясь делать резкие движения, я кое-как добрался до них. Почти сразу рухнул без сил. Посидев с минуту на траве возле БТРа, почувствовал, как кружится голова. Внезапно стало как-то легко, и моя голова встретилась с землей.
Очнулся я от дикой тряски и шума лязгающих гусениц.
– Э, изверги, где вы тут? – в глазах темно, в ушах шумит. Состояние мерзкое.
– О, командир, ну наконец-то! – донесся до меня чей-то окрик, даже голос различить я не мог.
Слишком сильной была головная боль.– А-а-а! – запричитал я, когда «Ганомаг» подбросило особенно сильно. – Вы чего, меня совсем угробить решили? Так пристрелили бы, чего же издеваться-то.
– Извини, командир, двадцать минут назад проскочили немецкий заслон. Зимин им крикнул, что идем на перехват русскому десанту, выброшенному только что где-то на нейтралке.
– И они поверили, – ехидно скорчив рожу, съязвил я.
– В начале да, поверили. Мы дальше рванули, а они за нами, – услышал я голос самого Зимина. Тот у нас уже не в первый раз работает под немца, уж больно у него акцент натуральный.
– И чего, еще и с ними сцепились? – покачал головой я, думая о плохом.
– Нет, еще не стреляли, вон посмотри, они так за нами и пылят.
– Да ладно, – вскинулся я и повернул голову назад. Пришлось приподняться над бортом, ни хрена себе. Немцы на трех мотоциклах ехали сзади и махали руками.
– А чего они не стреляют? – удивился я.
– А хрен их знает, может бояться, у нас ведь зенитка. Да и на втором БТРе пулемет. Тут еще гранат до хрена всяких, патронов вообще, хоть ешь их, хоть соли.
– Мурат, а чего вокруг-то? Может, вальнуть их, да и все дела?
– На фига? У нас такой эскорт добрый, осталось проехать совсем чуток. Ближе к нейтралке завалим, нам бы только до леса дотянуть. Километра два еще, а там почти дома.
Сзади раздавалось тарахтение мотоциклетных моторов. Я еще раз бросил короткий взгляд назад, хотелось убедиться, что кроме этих байкеров, там больше никого нет.
Примерно через пять минут раздался голос казаха.
– Остановились, видать уже близко наши, боятся лезть на рожон, – тотчас по БТРу скользнули, рикошетя, пули.
– Вот суки! – ругнулся Мурат. – Не дали тихо уехать.
– Мурат, а ведь стреляют-то спереди, – прислушиваясь, уточнил я и инстинктивно наклонил голову. Казах высунул голову над кабиной БТРа и тут же нырнул обратно.
– Да, вот и вернись с задания, свои же завалят, – выругался он.
– Чего, правда, наши? – не веря, что почти доехали, спросил я.
– А то кто же? Немцы бы попали, – смеясь, подал голос Зимин.
– Сань, немцы близко, давай сворачивай куда-нибудь, надо еще отъехать.
– Сейчас, Вано тоже сообразил. Уже нашел дорожку, в лес заедем и встанем.
А стрельба становилась все серьезнее. В бортах появлялись новые дырки. Все лежали на полу, боясь поднять голову, один Зимин занят был управлением этого гроба. И как ему не страшно?
– Приехали! – вскоре выкрикнул он и дал по тормозам, от чего мы все кубарем полетели головой вперед.
– Зимин, ты охренел, что ли? – кряхтя и потирая ушибленную руку, полез в кабину казах. Но вдруг замолчал. Я тоже привстал на руках и поглядел вперед, между головами моих ухарей. Прямо перед нами стоял наш, советский, танк. Т-28, я даже разглядеть успел, до того, как люк сзади распахнулся и меня за ноги грубо вытащили наружу. Хлопнувшись лицом на дорогу, ноги-то мои кто-то держал, выругался и, стиснув зубы, попытался поднять голову. Получилось, вот только не видел я ни хрена, пыль застила глаза, я бешено стал их тереть. Удар по спине, чем-то тяжелым. Крики моих друзей, больше я ничего не слышал и не видел.