Второй вариант
Шрифт:
ЗАСАДА
— Будем знакомы! Рядовой Виталий Музыка, — сказал водитель новенького КамАЗа. — Мне уже командир сказал, что с военным корреспондентом поеду.
Новиков был в гражданском, потому представился по имени-отчеству.
— Вы, случаем, не были на учениях «Запад-81»? — спросил Музыка.
— Был.
— Ух, ты! А меня не видели?
— Не видел.
— Ну как же так? Меня же в кино снимали! Когда форсируют Западную Двину, в колонне есть «Урал 43-20» с гаубицей на прицепе. Это я!
Сразу было видно, что Виталий Музыка из говорунов. Новиков подумал, что с ним в дороге не соскучишься. Оно и к
Музыка успевал говорить и замечать все, что происходило за пределами автомобиля.
— Поганая природа, — говорил. — Дерева почти не растут. Так люди прутики с тряпочками втыкают. Шо вонэ таке?
— Это место захоронения, — ответил Новиков.
— Без кладбища?
— Путники в горах погибали...
Музыка вздохнул для приличия, потом замурлыкал что-то себе под нос. И вообще, он то напевал, то рассказывал байки. Причем все в его рассказах происходило запросто и обязательно с юмором. Лишь иногда он сердито бубнил — в те моменты, когда нечетко получалось у него с переключением передач.
Первый рейс совершал рядовой Музыка на новеньком КамАЗе. Недавно отправил «на пенсию» свой заслуженный, побывавший во многих переделках «Урал» и еще не привык к новой машине.
— Товарищ корреспондент! — вдруг сказал он. — Вы бы сумочку-то на колени положили. Видите, кусточки? Не нравятся они мне. Дадут очередь и расщепит все мущинское. А сумочка-то у вас вроде как с книжками — защита... Ох, не нравятся кусточки...
Ну Музыка! Будто зрил сквозь кусты, будто нюхом почуял опасность!
— Через меня сигайте и за скат! — заорал он. — Сигайте, говорю! А то за вас ротный голову открутит!..
С момента, как встала колонна, время словно бы заклинилось. Красно-дымный факел загородил дорогу. Новиков, лежа с автоматом у заднего ската, ждал, что вот-вот рванет и тогда пойдут полыхать другие цистерны. И водителя горящего «Урала» нигде не было видно. На диспетчерском пункте Новиков как-то не обратил на него внимания, когда тот подошел и попросил у Музыки закурить. Запомнил только имя с фамилией: Владимир Крот... И вот теперь его «Урал» с соляркой горел, а сам он почему-то оставался в кабине. А из кустов продолжали стрелять, и их КамАЗ был самой распрекрасной мишенью для гранатометчика. Надо было что-то предпринимать, потому что беспомощность и ожидание беды — самое страшное. А Крота все не было видно.
Новиков метнулся к горящей машине, но Музыка вскочил на ноги и толкнул его на землю:
— Куда?! Куда же вы? Подсекут, а я отвечай?..
Он дал длинную очередь по кустам. Расстреляв диск, пополз, прикрывая голову автоматом и повторяя одни и те же слова:
— У-у, зараза душманская!
Полз, и Новиков не понимал, почему тот не может доползти, хотя расстояние всего-то, метров пятнадцать. И только когда Музыка повернул назад, сообразил, что красно-дымный факел стронулся и пополз, забирая вправо, туда, где далеко внизу билась между скал чистая голубая речка.
«Урал» боднул придорожный слабенький столбик, накренился, замерев на мгновение, и, будто решаясь, сунулся вперед всей массой. В эту секунду и вывалился Крот из кабины, упал на землю, вытянув шею, провожая взглядом в последний путь своего железного друга...
Дорога была свободна. Вести бой — это дело охранения, а задача колонны — как можно быстрее уйти из-под огня.
Новиков рывком вметнулся в кабину, и тут же чуть ли не на него свалился Музыка. Тронул свой КамАЗ с места, не закрывая дверки. Завопил что есть мочи:
— Вовка! Вовка!
Притормозил около Крота, и тот, вроде бы даже не торопясь и
не таясь, влез головой вперед в кабину. Уткнулся в колени Новикова. Музыка давнул педаль газа, и КамАЗ ринулся вперед, не выбирая наезженной колеи...Когда километра через два колонна подтянулась и встала, Музыка сказал:
— Ну, вот и порядок. А тебя ранило, что ли? — спросил Крота.
Тот сидел бледный и угрюмый. Ответил:
— Машину жалко.
— Та она у тебя вся в заплатках! Сам-то как?
— Все равно жалко. А сам — не знаю. В ушах гудит...
— Пройдет. Зато теперь, может, орден дадут. Везет же людям!
«Ничего себе везет! — подумал Новиков, прощаясь с Кротом, который пересаживался в санитарную машину. И вспомнил разговор перед отъездом в ДРА с генералом Овчинниковым, который сказал, что профессия военного водителя в условиях Афганистана — профессия героическая. Тогда он воспринял его слова с некоторой отвлеченностью, но, оказавшись в автоколонне, сначала в рисовой, а теперь вот в наливной, переосмыслил услышанное. И с какой-то пронзительностью ощутил правоту генерала-политработника.
Ведь в самом деле, от водителей во многом зависит нормальная жизнь тысяч людей. Продовольствие, горючее, медикаменты нужны всюду. И уходят колонны в рейсы, которые длятся по нескольку суток и даже недель. Нередко их поджидает душманская засада, и тогда от военного водителя требуется и самообладание, и шоферское мастерство, и личная храбрость...
В блокноте Новикова больше всего, пожалуй, было фамилий автомобилистов. Для старшего лейтенанта Вадима Центило на всю жизнь осталось в памяти узкое ущелье. Откуда-то сверху и справа не переставая бил пулемет. А он метался от машины к машине, выводя одну за другой в безопасное место. Это единственное стремление заслонило собой в те минуты и реальную опасность, и мысль о том, что и его может зацепить очередь. Восемь машин вывел он из-под огня. И лишь тогда понял, что ранен, что яркий солнечный день начинает тускнеть в его глазах... Он не помнил, кто его вытащил. Только позднее узнал, что сделал это прапорщик В. Криваковский... И Крот сегодня был на волосок от гибели. Да и Музыка тоже. А ведь горючее они везли кабульским жителям. Потому Музыка, осматривая машину, бормотал в сердцах: «У-у, зар-раза! Целый бензовоз угробили! Скольким бы людям хватило!..»
Поступила команда начать движение, на которую Музыка отреагировал словами:
— Порулили! Теперь до самого Саланга будем вверх вкручиваться.
И колонна стала вкручиваться по серпантину. Впереди был хребет Гиндукуш и самый высокогорный в мире тоннель под названием Саланг. Наверное, если посмотреть сверху, колонна напоминала гармошку: то растягивалась, то сжималась по команде старшего — командира автороты капитана Евгения Тетерева, находившегося с рацией в головном «Урале». Остались внизу цветущие абрикосовые и гранатовые деревья, реже по обочинам попадался тутовник. И совсем, казалось, рядом белел на вершинах вечный снег.
Музыка бодро что-то напевал. Вслушавшись, Новиков неожиданно для себя уловил старую и почти забытую мелодию, песню его военного детства: «Ордена недаром нам страна вручила...» Где Музыка ее услышал, трудно сказать. Только она как нельзя лучше соответствовала обстановке, настроению... Конечно же, награды выбирают достойных. И старший лейтенант Центило, и прапорщик Криваковский, и начальник колонны капитан Тетерев, и рядовой Крот — все они имели боевые награды.
— А у меня медали нема, — обиженно и грустно сказал Музыка. — Отслужу, вернусь, а меня спросят: «Чего ты так плохо служил?» А разве плохо? Больше сорока рейсов сделал...