Вторжение Бурелома

По-прежнему заслоняя меня и держа бандитов в поле зрения и ствола, Бурелом дал им выйти за дверь. Выходящего последним Василия он сопроводил ударом ноги в задницу.

Дверь парадной Бурелом еще немного подержал открытой, чтобы удостовериться, что налетчики тикают без оглядки.

– Николай, - крикнул Бурелом, увидев, что тот вылез из машины, держа в руке свою пушку, - все в порядке. Я сейчас.

Он вызвал мне лифт, поднялся в нем со мной на этаж.

В лифте я спросила:

– Это не вы их подослали, чтобы я ценила вашу заботу еще больше?

– Не разочаровывайте меня, Маша. С вами я не для того, чтобы слушать глупости.

– Простите, - искренне сказала я, - это нервы... Двери лифта раскрылись, на площадке стоял папа.

– Я слышал крики. Что случилось? Этот тип тебе угрожает?..

– Папа, этот, как ты говоришь, тип только что спас меня. Это Лев Петрович, папа. Он меня провожает.

– Тогда ладно, - буркнул мой отец.

Волна благодарности пролилась во мне: немолодой, невооруженный, мой отец был готов драться за меня с любым. Бурелома он не испугался.

И во второй раз за сегодняшний вечер Бурелом усмехнулся:

– До свидания, - сказал он мне, - теперь я за вас спокоен...

– Ничего себе поклонничек, - бурчал отец с чашкой крепчайшего чая. Маша, неужели ты станешь водиться с таким типом?!

"Маша". Впервые так назвал меня сегодня Бурелом. И это не вызвало во мне протеста.

– Успокойся, папа. Внешность иногда бывает обманчива.

– Бывает, - настаивал отец, - но только не такая.

Как всегда, я очень устала за день, однако сон - как назло - не приходил. Я снова и снова вспоминала обстоятельства стычки в парадной и то спокойствие, что испытала, очутившись за спиной Бурелома. "Хорошо ли это?" - думала я. Но ничего не могла с собой поделать: надежность исходила для меня не только от моего отца - от Бурелома сегодня тоже. Камень на моей груди изнывал, изводился, предупреждал - ему явно не нравились мои мысли, скорее даже мыслемоции, потому что далеко не все мои ощущения можно было облечь в словами выраженную мысль. В какой-то момент камушек мой стал настолько досаждать, что я подумала было снять его вовсе: и тут он, поворчав - замолк. А через некоторое время и я спала.

IV

Утром были два неожиданных звонка.

Во-первых, позвонила Валентина. И когда я услышала ее кокетливое: "Ал-ле, я тебя не разбудила?" - я вспомнила, что мы не общались по телефону уже целых два дня, а это было из ряда вон выходящим событием. И тут же вспомнилось, что она - а не я - будет играть Ларису. На душе чуть скребануло, но я не дала развиться этому некрасивому чувству - чувству зависти.

– Нет, конечно, я даже позавтракала уже.

– И зарядку сделала?

– Ну да.

– Счастливая ты, Машка.

– С чего бы?

– А не ленивая. Не то, что я.

– Хватит прикидываться, девушка. Как жизнь-то?

– Слушай, тороплюсь на читку, а у нас замена - Серега загремел в Боткинские с дизентерией.

– Какая благородная болезнь, - восхитилась я.
– Как он умудрился?

– Винограда поел на презентации. Ночью чуть концы не отдал - сестренка его звонила.

– А замену уже нашли?

– Да, у Юрки какой-то приятель - каскадер. Так что в два сегодня соберемся. Ты можешь?

– В два могу, но к четырем мне еще в больницу.

– И у тебя больные? Кто? Мама? Папа?
– Валя говорила встревоженно и искренне - она любила моих родителей.

– Слава богу, не они. Черешков попал под машину.

– Наш ювелир? А его как угораздило?

– Да вот - угораздило, при встрече расскажу.

– Ну, тогда до встречи.

Никогда, никогда я не поссорюсь с Валькой. Никогда не буду выяснять, даже мысленно, кто из нас талантливее. Никогда актерское самолюбие не победит мою душевную к ней расположенность. Вот так мудро приказала я себе поступать, когда повесила трубку.

Вновь раздался телефонный звонок. И камушек мой тотчас пробудился ото сна, в котором пребывал с ночи. Очевидно, звонит кто-то нехороший. Нехорошим оказался Бурелом.

– Мария Николаевна, - сказал он, - я обещал вам, что мы продолжим наш разговор сегодня, но не выходит. А вы уж, будьте так добры, не убегайте вечером от моего Николая.

– Лев Петрович, я вам так благодарна, но ведь раньше я обходилась без вашей машины, меня встречал папа, он и впредь может меня встречать.

– Да, батя у вас боевой.

Мне не понравилась насмешка.

– Папа воевал в пехоте и может еще постоять и за себя и за нас.

– Воевал?
– Бурелом искренне удивился.
– Не молод ли?

– Он начал войну разведчиком, сыном полка в десять лет.

– Ну что ж, - Бурелом что-то там взвесил.
– Пехота - это хорошо. Но тем не менее в нынешних условиях мой Николай надежнее. Вы меня поняли?

Чего тут было не понять: мне приказывали. И не было сил не подчиниться. "Какая шубка!" Повторения не хотелось.

Скидывая дубленку, я скороговоркой проинформировала:

– Всем - привет! И пламенное пожелание - репетировать в пожарном порядке - весь график горит! А в ответ услышала:

– Вот болван, я-то думал, что из всех присутствующих один постоянно горю на работе!..

Я посмотрела в сторону говорившего. И замерла. Ослепляя голливудской улыбкой обаятельного и хитрого волка, на меня иронически взирал незнакомец.

– Это кто?
– спросила я, несколько даже хамовато от замешательства.

– Наш Феникс во плоти, - ответил Юрка, - знаменитый каскадер всех времен и народов Лев Петрович Новицкий.

Я даже охнула про себя, а вслух сказала:

– Столько львов развелось, что человеку пора от них прятаться за решетку.

Шутки не поняли, но посмеялись, а я ничего не стала объяснять.

Юрка ревниво поглядывал на нас со Львом, пока мы знакомились. Все-таки мужчины, гораздо чаше женщин, выступают в роли собаки на сене. Как бы там ни было, Юрка первым, может быть, раньше меня самой, заметил, что Лев мне понравился, что меня потянуло к нему. С Юркой мы расстались полгода назад. Расставание для меня было болезненным, и Лев был первым мужчиной, с которым мне захотелось пофлиртовать. Все-таки симпатии и антипатии - дело сложное и дело темное. Я абсолютно ничего об этом Льве еще не знала, но мне уже нравилось встречаться с ним взглядами, и когда - по роли - он возложил на меня свою дедморозовскую длань - я - не Снегурочка, а Маша - была пронзена от макушки до пяток давно не испытываемой сексуальной истомой.

Феникс - иначе я его уже не могла воспринимать - балагурил, отпускал язвительные шуточки, рассказывая байки, заставлял смотреть на себя. И это было несомненным признаком въевшейся в нутро артистичности. Феникс был насквозь театральным человеком, к тому же явно одаренным. Когда-то похожие качества так привлекали меня в Юре...

– Имей в виду, - бросил мне Юрка, когда я выскакивала на улицу, - Лев мне приятель, но истина дороже: он отчаянный бабник.

– Даже отчаяннее тебя?
– спросила я. И, не дожидаясь ответа, побежала на остановку автобуса.