Вторжение

— Говоря, по совести, не очень. Шли украдкой. Сначала туман помог, потом, наверное, просто повезло. Ну и лоцман у нас опытный. Каждую банку в здешних водах знает…

— А вот с этого момента, если не трудно, поподробнее. Что за человек, откуда взялся?

— Да особых подробностей, простите великодушно, не знаю. Он из поморов, зовут Фадей Собинов. Как заметил исправник — ни в чем дурном замечен ранее не был, как, впрочем, и в хорошем. Но в своем деле дока, этого не отнять.

— Понятно. Но вы так и не ответили о цели вашего вояжа.

— Ну как же, я ведь говорил, помочь с организацией обороны.

— Ах да…

— Кроме того, на карбасе небольшой запас пороха, кремни и еще кое какая амуниция. Впрочем, она вам кажется не понадобилась…

— Ничего страшного, лишними точно не будут. Война не завтра кончится…

— Может теперь вы расскажете, что здесь произошло?

— Да ничего особенного. Мы зашли на ремонт, и тут нагрянули британцы. А потом все как-то закрутилось и вот… да не смотрите вы с таким ужасом на Тома. Несмотря на свой несколько экзотичный вид, он, в сущности, добрый малый. Кстати, мы, кажется, не встречались прежде?

— Увы, — извиняющимся тоном отозвался лейтенант. — Я из юнкеров [1].

— Да я в общем, тоже, — усмехнулся капитан второго ранга.

— Но вы захватили английский корабль?

— Далеко не один, — скромно отозвался Шестаков.

— Но это же… я даже не знаю, как назвать. Обо всем этом нужно немедленно сообщить его превосходительству!

— Всенепременно, друг мой. И мы обязательно это сделаем, просто чуть позже.

— Но почему?

— Да есть у меня одна идея…

— Слушаю вас.

Новости в Архангельск и раньше приходили не быстро, а уж теперь, после того как установилась блокада и перестали поступать заграничные газеты, так и вовсе. Так что рассказ нового знакомого о снаряжении рейдерского корабля, абордаже вражеских торговцев и схватке со все еще сидящей на мели «Мирандой» показался ему чем-то вроде авантюрного романа. Но когда он услышал о новом замысле Шестакова…

— Иван Алексеевич, я с вами!

— Но что об этом скажет губернатор?

— Потом, хоть под арест!

К слову сказать, патриотический порыв лейтенанта был как нельзя кстати. Офицеров в экипаже «Аляски» не хватало, не говоря уж о том, что большую часть команды составляли иностранцы. Последнюю проблему решили очень просто, вербуя всех желающих из числа местных жителей, в особенности рыбаков.

Вчерашние ополченцы охотно откликнулись на призыв бравого капитана второго ранга, отчего в составе ополченческой дружины образовалась изрядная прореха.

— Помилуйте, Иван Алексеевич, — кипятился Шишелов. — Эдак вы Колу вовсе без защиты оставите! А ну как супостаты опять явятся?

— Отчего же? И пушки, и инвалидная команда при вас останутся…

— Много я сними навоюю?

— Всяко больше, чем без пушек.

— Шутить изволите, господин капитан второго ранга? А ведь вы не только самых толковых мужиков забрать норовите, но и желаете оставить британских пленных, а это уж совсем ни в какие ворота. Ведь они, сукины дети, во всякий момент могут взбунтоваться!

— Это вряд ли. Куда им отсюда бежать?

— Да покуда вроде и некуда, а если враг пожалует, так непременно возмутятся. Попомните мое слово!

— Григорий Евдокимович, дорогой, — попытался зайти с другого бока осознавший справедливость его слов Шестаков. — Но ведь сейчас война, без риска на которой не обойтись. Да и риск этот, если поразмыслить, не так уж и велик. После афронта с «Мирандой» союзники сюда вряд ли сунутся, а если наша экспедиция увенчается успехом, мы сможем совершенно очистить от его присутствия здешние воды.

— Ваши бы слова, да богу в уши! — недоверчиво отозвался городничий. — А мне тут с полутора сотнями басурман бедовать. И ведь провианту на них никто не завозил. Ежели начнется голод, тут не только арестанты, а все здешние обыватели взбунтоваться могут. Это уж как бог свят!

— Это, конечно, проблема, но ведь часть едоков отбудет со мной…

— Эх, Иван Алексеевич, далекий вы от земли человек. Рыбаки с охотниками они ведь не только едоки, но и добытчики!

— Довольно, господин майор, — потерял терпение Шестаков. — Мои действия есть военная необходимость и точка! Обещаю, что как только враг будет изгнан я лично озабочусь вывозом пленных в Архангельск, а до той поры вам придется терпеть их общество. А чтобы исключить возможность бунта, заберу с собой всех офицеров, оставив вам только нижних чинов.

— Думаете, что среди простых матросов смутьяна не найдется?

— А вот тут стоит прислушаться к мудрости древних. Что по этому поводу говорили латиняне? Divide et impera, что означает — разделяй и властвуй! Среди подданных королевы Виктории достаточно людей, не слишком сильно любящих свою государыню. Взять хоть тех же ирландцев…

— Вроде наших поляков?

— Вот именно! И если попытаться привлечь их на нашу сторону, они не только будут приглядывать за своими бывшими сослуживцами, но и к пушкам встанут если понадобится. Особенно если пообещать им после войны отправку в Северо-Американские штаты. А если опасаетесь вчерашних пленников, ставьте под ружье всех, кого можно, вплоть до баб со стариками и малолетками. Обучите сих рекрутов стрелять, подавать заряды с ядрами. Пусть стоят в дозорах. Большими силами враг к вам в любом случае не придет, а от малых и так отобьетесь. В конце концов, вы не первый год на службе и дело свое, как мне показалось, знаете! Или нет?

— Отчего же, — даже немного обиделся Шишелов. — В службе мы понимание имеем и виды всякие видывали. Ладно, будь, по-вашему, возьму грех на душу… Только уж и вы, ваше высокоблагородие о своем обещании не забудьте!

Забегая вперед, можно сказать, что затея Шестакова увенчалась полным успехом. После того, как Патрик О’Доннелл и его подручные лично потолковали с пленными британцами почти полтора десятка матросов изъявили желание вступить в экипаж рейдера, а еще шестеро канониров остались в Коле с тем условиям, что после войны их переправят в Северо-Американские штаты.

Что интересно, далеко не все они оказались уроженцами Изумрудного острова. Нашлись среди них и шотландцы и, что еще более удивительно, даже англичане. Возможно дело было в жестоких порядках, царивших на Королевском флоте.

В любом случае, все обязательства, взятые на себя русским правительством, оказались скрупулезно выполнены. Все пожелавшие поступить на службу после войны были отправлены через океан за казенный счет, да еще и получили небольшое выходное пособие.

Уехали, впрочем, не все. К примеру, помощник констапеля Джон Малан за время, проведенное в Коле, успел сойтись с одной разбитной вдовицей, принял православие и русское подданство. По слухам, его потомки до сих пор живут там под фамилией Малининых. Канонир Кирк Фаррелл осел в Архангельске дав начало купеческому роду Форелевых. Самую звучную фамилию по вине нерадивого и вечно пьяного писаря Фролкина получил третий перебежчик — Тим Галахер, но его следы затерялись.