Вторжение

Но Бута надо было впустить, председатель ждал от него рассказа о том, чем закончились его переговоры с моряками. Станислав Гагарин собирался лететь в Севастополь и поручил Владимиру Алексеевичу связаться с Главным штабом Военно-Морского флота и политическим управлением, попросить товарищей обеспечить их пребывание на Черноморском флоте.

Теперь он понимал, что с Бутом дал промашку. Когда тот пришел в июне с рукописью неплохого в общем-то романа, Станислав Гагарин вдруг подумал, что журналистский опыт старого приятеля, его умение общаться с сильными мира сего может «Отечеству» пригодиться. Он предложил Буту коммерческую деятельность, весьма приличное денежное содержание и поначалу тот неплохо взялся за дело. Так, по крайней мере, казалось, увы…

Теперь уже было ясно: Бут — его очередная кадровая ошибка. Нельзя брать на работу человека, который считался прежде твоим приятелем. Вы оба находились вовсе в иных отношениях, которые немыслимы в структуре «начальник — подчиненный». Да и человеческие возможности того же Бута в те времена рассматривались Станиславом Семеновичем под другим углом зрения, оценка их непроизвольно завышалась. Сейчас же, когда дошло до конкретного дела, довольно скоро выяснилось: не тянет Бут, не тот он работник, каким представлял его себе председатель.

Впрочем, свое он уже, Владимир Алексеевич, отработал и честно пребывал на пенсии, куда и следовало его возвратить. Но упрямый Станислав Гагарин все еще надеялся на чудо преображения, вот и решил взять Бута в Севастополь, там он хоть стихи матросикам почитает.

— Давайте его сюда, — сказал он Татьяне Щекиной, с которой у него тоже было не без горбушек, женщиной мнительной и, как говорится, легко возбудимой, ранимой, одним словом. С первого дня пребывания писателя в Подмосковье они жили на Власихе по соседству, самому что ни на есть — через стенку. Станислав Гагарин высоко ценил ее мужа, Вадима Щекина, полковника, офицера высокой эрудиции, надежного человека. И это уважение рикошетом обнимало Татьяну, попавшую в прежней конторе под сокращение. Выручил, так сказать, в трудную минуту, надеясь на притирку в будущем.

А как же иначе! Без веры в людей невозможно совпадение усилий для общего дела.

Ох как хотелось Станиславу Гагарину создать даже не коллектив — семью единомышленников! И как можно скорее, хотя он и понимал — архитрудное дело воздвигать на пустом, ничем и никем не подготовленном месте содружество людей.

Но лишь бы верилось, что подобное так или иначе произойдет…

Вошел Бут с неизменным мундштуком, в который была вставлена дымящаяся сигарета.

Станислав Гагарин поморщился. Он запрещал кому-либо курить в кабинете, запрет этот касался и Бута, но сейчас председатель непонятно промолчал.

— Я что хотел сказать, Слава, — бесцеремонно заговорил Владимир Алексеевич, усаживаясь на ближайший стул.

Нечто в его тоне, напомнившее о Вадиме Казакове, пребывавшем на даче в отпуске без содержания, о Вадиме тоже болела у председателя голова, заставило сочинителя насторожиться.

Он рылся в это время в ящике тумбочки, на которой стоял телефон, бросил искать необходимую бумагу, повернулся и увидел, что вместо Бута сидит перед ним усмехающийся в усы Иосиф Виссарионович Сталин.

— Усыпил, понимаешь, бдительность вашего Поскребышева в юбке, — заговорил, вовсе не пряча улыбку, вождь. — Здравствуйте, товарищ председатель! Когда я смогу получить от вас третий том «Ратных приключений»? Вторую книгу с большим интересом прочитал в Том Мире, особенно вашу статью «Правда и легенды о войне». Партайгеноссе Гитлер три раза хмыкнул, пока знакомился с текстом, понимаешь… Потом говорил мне: «Не слишком ли много знает сей товарищ?»

— А вы как считаете? — спросил, улыбаясь, Станислав Гагарин.

Он поднялся из старого, принесенного с Власихи кресла, Вера уговорила поделиться с «Отечеством» домашним скарбом, и пошел к Иосифу Виссарионовичу, который уже стоял, протягивая хозяину кабинета руку.

— Я тоже полагаю: многовато, понимаешь, осведомлен сей муж, — проговорил, здороваясь, Сталин. — Правда, пока не слишком, и потому опасности не представляет. Впрочем, товарищ Станислав Гагарин никогда не читал документов, имеющих секретный гриф. Потому и юридической ответственности за собственные знания не подлежит. У него эрудиция общего характера, из книг да от интуиции, умения сопоставлять разрозненные факты. Разве не так?

— Похоже, — согласился председатель.

— А потому и спите пока спокойно, — помахал в воздухе рукою Сталин. — По крайней мере, пока…

— Намек принял, — усмехнулся Станислав Гагарин и деловито осведомился: — Чай будем пить или кофе?

На этот раз сочинитель не удивился, хотя его и покоробило несколько, от того что Иосиф Виссарионович прибыл к нему в обличье Бута. Он усмотрел в данном обстоятельстве некий намек, существование фактора, ему еще неизвестного.

— Никакого намека, понимаешь, — заговорил вождь, и Станислав Гагарин вновь подосадовал, что запамятовал о способности Иосифа Виссарионовича читать, вернее, слышать мысли собеседника. К этому, действительно, трудно было привыкнуть. — И выпью я с вами, товарищ председатель, чаю. Буту ведь вы в этой малости наверняка бы не отказали. Тем более, он по вашему приказу готовит через Главный штаб ВМФ наш с вами общий визит в Севастополь.

«Ага, — отметил писатель, — визит наш уже общий…»

— Находясь рядом с вами, — продолжал Отец народов, — поневоле становишься водохлебом. Спиртного вы на дух не приемлете, к табаку равнодушны, и потому индийский чай в обиходе Станислава Гагарина суть единственный адаптоген.

— Иного развлечения не держим, — ответил председатель «Отечества», направляясь к двери и прикидывая, как попросить Татьяну подать им чай и не дать ей сообразить, кто на самом деле сидит у него в кабинете.

Потом он сообразил, что Сталин наверняка позаботился: окружающие будут видеть в нем Бута. И спокойно распорядился, заметив одобрительную — догадался письменник! — усмешку на лице вождя.

— Готовы лететь в Севастополь? — спросил он гостя.

— Полечу с вами, — утвердительно кивнул Сталин. — Имеются и смысл, и повод.

Писатель вспомнил их апрельский незаконченный полет в Тбилиси, и ему стало вдруг неуютно.

— Собирался Веру захватить с собой, — с сожалением произнес он. — Надо бы ей суставы подлечить…

— Ради Бога! — воскликнул Иосиф Виссарионович. — Нет, нет! Никакой опасности, полное отсутствие для нее приключений. На этот раз приняты меры. Вас ждут в Севастополе и примут как подобает. Разве что потом… Это, относится только к вам. Кое-какие поручения от меня лично, разные мелочи. Не откажетесь помочь?

— Какой может быть разговор?! Обижаете, начальник…

— Ну-ну… это приятно слышать. Поначалу я останусь подле вас в качестве Бута, пусть все так считают, и в первую очередь ломехузы, они пристально следят за вашей деятельностью, товарищ. Но Владимир Алексеевич ломехузам не опасен, скорее, наоборот, его присутствие возле председателя усыпляет их бдительность. Теперь ломехузы не подозревают о наших с вами встречах, несколько успокоились, сняли контроль, понимаешь…