Вторжение

— Очевидно, — сухо добавило Душевное Равновесие, — ему известно нечто, чего не знаем мы о самодовольных земных личинках, и он черпает уверенность именно в этом знании…

— Как и следовало ожидать, все вероятности в его пользу, — отозвалась Родственная Тенденция.

Четыре существа обменялись ироническими ретроспекциями. Затем немного помолчали, и наконец Душевное Равновесие изрекло:

— Сигнал к ликвидации станции.

— О пламя ненасытное! О гордость, придавленная гнетом обстоятельств… — продекламировала Умственная Гармония и продолжила слагать реквием, тогда как трое других лилмиков напряженно следили за космическим взрывом.

11

Чикаго, Иллинойс, Земля

2 мая 1990 года

Киран О'Коннор закончил умственные упражнения, которые выполнял в начале каждого делового дня, и теперь, стоя перед огромным — от пола до потолка — окном своего кабинета, предоставил мыслям свободу. Он свил себе гнездо на сто четвертом этаже одного из самых престижных чикагских небоскребов и с такой высоты мог наблюдать на обширном пространстве концентрированные всплески психической энергии, служившие разрядкой и одновременно стимулом для его творческих сил. Киран знавал и другие большие города: Бостон, где родился в нищете и получил образование в Гарвардской роскоши, Манхаттан, где стажировался в юридической конторе и приобрел весьма влиятельных сицилийских клиентов, — однако пресыщенный условностями восток — неподходящее пристанище для такого уникального выскочки. О'Коннор инстинктивно стремился на север, в город, славящийся романтическими преступлениями и мобильностью во всех смыслах. Трудно придумать для него более идеальное место, нежели Чикаго с его процветающей коммерцией, сумбурной политикой, расплывчатой моралью. Истинный город для принудителя, кладезь биоэнергетики, пробивной силы, гостеприимства, изобретательности на всякого рода махинации, порой не уступающие его собственным.

Киран глядел с высоты на сверкающий лес небоскребов, лабиринт забитых машинами улиц, зеленое обрамление озера Мичиган, уже одетого в весенний наряд. Бесчисленные авто снуют, как муравьи, взад-вперед по окружной дороге. За ней голубеют воды озера, отливающего серебром ближе к горизонту. На зеркальной глади чуть покачивается яхта. По наитию Киран настроил на нее луч ясновидения и был вознагражден откровенно интимной сценой. Он улыбнулся и стал впитывать в себя сладострастные ощущения — не как юнец, жадно подглядывающий в замочную скважину, а как мудрец, предающийся приятным, но уже чуждым воспоминаниям. Теперь у него иные утехи, но отчего не вспомнить былое…

Бой каминных часов вернул его к действительности.

О'Коннор подошел к огромному письменному столу. В лакированной поверхности отражались ваза с одной-единственной желтой маргариткой и фотографией в эбеновой рамке — Розмари держит на руках новорожденную Кэтлин, а маленькая Шэннон в белом нагрудничке уцепилась за ее юбку. Розмари и Кэтлин теперь никогда уже не состарятся, а Шэннон превратилась в угрюмую пятнадцатилетнюю девицу, упорно сопротивляющуюся вовлечению в отцовский мир. Он уверен: это пройдет.

Киран коснулся золотистого квадратика, вмонтированного в столешницу красного дерева. Невидимая установка связи включена. Из двери в приемную показалось обманчиво отрешенное лицо Арнольда Паккалы. Бесцветные глаза уставились на фикус в горшке за спиной Кирана.

— Доброе утро, Арнольд.

— Здравствуйте, мистер О'Коннор. Вам, думаю, любопытно будет узнать, что Грондин выловил в Калифорнии еще двоих подходящих парней. На будущей неделе он доставит их сюда для прохождения стажировки.

— Прекрасно.

— Финстер на линии связи с Вашингтоном. Но прежде я должен уведомить вас, что машина мистера Камастры только что въехала в наш подземный гараж. Очевидно, он прилетел ранним рейсом из Канзас-сити.

— Хм-м. Нехорошо заставлять старика ждать. Как только поднимется — сразу проведешь ко мне. А пока соедини меня с Финстером.

— Сию минуту, сэр.

На экране установки отразилась последовательность секретных кодов, блокирующих подслушивание. Вскоре они сменились крупным планом помощника О'Коннора Фабиана Финстера по прозвищу Хорек; в напряженной улыбке обнажились два огромных верхних резца, разделенных комичной щербиной — и верно хорек. Всех так приковывает этот странный оскал, что едва ли кто замечает всевидящие ледяные глаза над ним. Когда-то Фабиан Финстер зарабатывал на жизнь в казино Невады как внештатный прорицатель и подчеркивал от природы экстравагантную внешность кричащими одеждами. А став тайным агентом Кирана, склонился к более респектабельному имиджу — итальянским костюмам и галстукам в полоску. Но хотя занят он теперь более серьезной (и более прибыльной) деятельностью, временами его так и тянет поиграть на публику.

— Ну что, Фабби, — спросил Киран, — обработал сенатора Скроупа?

— Он у меня на крючке, шеф. Видели бы вы его рожу, когда я сообщил ему номер его секретного счета в Исландском банке… Теперь за трубопровод можно не беспокоиться. Слава Богу, хоть одно с плеч долой! Читать мысли политиков все равно что плавать с маской в сточной канаве. Черт знает, сколько надо сил, чтобы что-нибудь выудить и не захлебнуться в дерьме!

Киран рассмеялся.

— Молодчина! Полагаю, ты изрядно вымотался и тебе не помешает хорошо отдохнуть в каком-нибудь пятизвездном отеле.

Телепат ухмыльнулся.

— Дело прежде всего. Вижу, вы заварили хорошую кашу, и я не прочь ее отведать. Надеюсь, это хотя бы не в Вашингтоне. Я сыт по горло компанией политиков. После них ум толпы — райские кущи.

— Я приготовил для тебя нечто более изысканное. Как насчет университетских кругов, а, Фабби? Проведешь небольшое расследование в Нью-Гемпшире.

— Программа развития экстрасенсорных сил, не так ли?

— Ты тоже о ней слыхал?

— Даже читал ту книжку профессора из Дартмута, что стоит на первом месте в списке бестселлеров «Нью-Йорк тайме». Вместе с поисками незнакомых слов я потратил на нее две недели и, по-моему, все равно ни хрена не понял.

Тон Кирана сделался резче.

— Я не думал, что официальная пресса принимает парапсихологию всерьез. Джейсон Кессиди и Виола Норткат проводят разведку в Стэндфорде, на западном побережье, а ты выясни, что на уме у Дени Ремиларда. В особенности я хочу знать, какое практическое применение он видит для теорий высших метафункций.

— То есть витает ли этот парень в облаках или затеял нечто опасное для нас?

— Вот именно. Книга Ремиларда совсем не похожа на бестселлер. Читается с трудом, выводы намеренно завуалированы. Он будто нарочно затушевывает значение своей работы, и все же ему не удалось полностью скрыть чувств за сухой статистикой и академическим жаргоном. Экспериментальное подтверждение телепатии и психокинеза — одно из величайших научных открытий нашего века. Поэтому необходимо установить, что добрый доктор Ремилард предусмотрительно скрывает от общественного мнения.

— Нда, — протянул Финстер, — если политические партии начнут интересоваться чтением мыслей и гипнозом, куда мы все покатимся!..

— Подготовь подробное досье на Дени Ремиларда. Добудь как можно больше информации о его ближайших сотрудниках: сколько всего менталистов у него в лаборатории, что они умеют, до какой степени преданы идее.

— Короче, поохотиться за живыми черепами?

— Будь осторожнее, Фабби. — Взгляд О'Коннора на миг остановился на фотографии Розмари с девочками. — Игра опасная. В дартмутскую программу наверняка суют нос и правительство, и агенты иностранных разведок. Ремилард в книге вскользь намекнул на сотрудничество парапсихологических лабораторий разных стран. Якобы совместными усилиями они уже добились неплохих результатов. Мне надо знать, правда ли это или он просто выдает желаемое за действительное.

— Вас понял.

— И последнее. Если почувствуешь хоть малейший признак интереса к своей персоне, тут же убирайся и заметай следы.

— Не волнуйтесь, босс, — последовал веселый ответ. — Живой не дамся. Я видел, как у тех, кто вызвал ваше неудовольствие, наступает внезапное кровоизлияние в мозг. Мне это не улыбается.

— Твоя работа со Скроупом принесет тебе миллион чистыми. А за удачу в деле Ремиларда получишь еще больше. Привет, Фабби!

Экран потух, когда О'Коннор коснулся золотистого квадратика; почти тотчас же вспыхнул красным светом другой.