Введение в геральдику
Шрифт:
Юношей, старцев, мужей.
Будь ты хоть сам смелый Зигфрид
Не побороть колдовство.
Мужу, что розы видел,
Дева милее, чем бой.
Мной полюбуйся, как будто
К горю и повода нет.
Ленники вскоре прибудут
Лишь потускнеет мой цвет".
"Верил бы в то, что пророчишь
И подлецов оправдал,
Если бы мог отсрочить
Встречу с врагом до утра.
Трусость явили вассалы.
Глупо на них уповать!
Слышишь ли горнов сигналы?
Балькард и Голо у врат."
Три десятка бойцов Марвин смог снарядить, Безоружным пожаловав щедро
Штурмом Балькард и Голо задумали взять Замок Марвина, их же клевреты Стены старые стали стеной окружать Паутиною вычурной лестниц.
Был столь дерзок отпор, что без страха солгать И героями, и удальцами Даже конюха с кравчим поэт бы назвал, Хоть меча те дотоль не касались.
Дрался Марвин со всеми, но лучше, чем все, Кровь, как пот, рукавом отирая. Губы сжав, он о гибели слуг и друзей Горько плакал, врагов повергая.
Пал наземь вскоре последний
Замка защитник без сил.
В чаще жестокой сечи
Марвин оставлен один.
Рана в запястье глубоко
Врезалась, болью звеня,
Меч супротив вероломства
Не позволяя поднять.
Нагл супостат и напорист
К башне дозорной теснит.
Марвин рукою левой
Лучше, чем правой разит.
"Смерти не жди - сеньоры
Жаждут живым получить
Марвина!" - крикнули, сворой
Жадной его отступив.
"Прокляты Балькард и Голо!
Марвин в сердцах прошептал,
Жаль, что с собой покончить
Мне не удастся никак".
"Трижды аминь!" - он промолвил.
И, клич победный издав,
К входу в дозорную башню
Ринулся Марвин стремглав.
Радостно враг ухмылялся:
"Пойман в ловушку, как зверь!
Мы подождем - ведь ясно,
В башне наш пленник теперь!"
Башню стооким овили,
Бдительным, зорким кольцом,
Но внутрь через двери проникнуть
Все ж не нашлось смельчаков.
Сумерки. Солнце садится.
Пленный сходить не спешит.
"Марвина отыщите
И приведите", - велит
Воинам их предводитель.
Те промолчали в ответ,
Вышибли дверь и до крыши
Поднялись - Марвина нет.
Всполошились, за поиски принялись вновь, Все углы по сто раз осмотрели. Вот одежда, оружье, застывшая кровь Только Марвина нет. Что поделать!
Сотню факелов ярких зажгли в черной мгле, Вновь искали, пока не уснули, Не заметив, как вниз по отвесной стене Юркой ящерки тень соскользнула.
Гневу предались Балькард и Голо, узнав О побеге, вассалов виновных Покарали и, замок разграбив, назад Увели поредевшее войско.
С этих пор возле древнего замка всегда Можно ящерку Марвина встретить. Отличишь от собратьев его без труда По раскосым глазам человечьим.
***
ЕРЕТИЧЕСКОЕ ВИДЕНИЕ БЛАЖЕННОГО АВГУСТИНА
Белая башня, лестницей овитая, Ярус за ярусом в небо устремившая Вот и Вавилон. Видимо, строители Горы гор глины взяли, да истратили, Прорву песчаника, извести истратили, Белой, как бутон персика предцветного; Крепкого кедра, дерева ливанского, Вырубив, вывезли тысячи несчетные Ставили стропил рощи рукотворные. Думаю, долго племя муравьиное, Солнцем Сеннаара ярким изнуренное, Камень и кирпич складывало кладкою. Башнею башен сделалось великою Дивное детище
рук трудолюбивейших. Неба не достичь - стана устрашающих Блеском бессмертных - чашею бездонною Вычерпав, выпили море мер украдкою Зерен золотых - семя уж проросшее Сеяли снова на поле бескрайнее. В сердце Сеннаара, солнцем опаленного, Вижу вдалеке города столикого Белую башню, лестницей овитую, Ярус за ярусом в небо устремившую Вот и Вавилон...***
ЛЕС
– Какое уж тут солнце, Когда над головой не видно неба И слышится протяжный волчий плач.
– Молитва вас согреет.
– Чем так стонать - ребенок, да и только. Пожалуй, лучше пусть он что-то съест.
– Поправлю вас - кого-то, Когда на паутину напоровшись В промозглой темноте ее рукой.
– Смахнуть с лица скорее. Когда тропа утеряна, осел Нести поклажу насмерть отказался
– Животное боится! Пожалуй, так. Не лучше ль повернуть Назад?
– Какой резон, кругом лишь ветви.
– Какое уж тут солнце...
***
РАССКАЗ ЙОМЕНА
"Пропустите вперед наших генуэзцев и начинайте бой во имя бога и монсеньора Дениса святого!"
Филипп VII, король Франции. Фруассар. "Хроники"
Когда б знаменных лилий цвет Вам посчастливилось узреть На поле близ Креси! Когда б увидеть повезло, Как рыцари ровняют строй, С коней сбивая спесь кнутом И парой острых шпор! Хоть бы одним взглянуть глазком Вам на роскошества господ, Идти готовых в бой На львов и диких кабанов, Грифонов дерзких и орлов, Глядящих со щитов, На те мечи, что удержать Одной рукой трудней, чем пасть Псу-волкодаву разодрать, На копья те, что подлинней, Чем десять августовских дней, Когда в работе острый серп И молотильный цеп!
Увы, немногое дано Увидеть тем, чье ремесло Толочь ячменное зерно, Пивко варить, да бранных слов Побольше знать, да задвигать Амбары на засов.
Так как же я сражался? Мне Не трудно рассказать.
Пятнадцать тысяч вышло их Стрелков из Генуи лихих И каждый был в камзол одет, Что серебром шитья блестел И нес отменный арбалет, А проще - самострел.
Молчали мы, и ждали мы, И Христофора образки В ладонях грели мы.
Вот генуэзцы громкий крик Подняли и пошли - чумы Страшней, мрачней грозы, Тяжелой поступью пошли И затряслось в округе все На восемь долгих миль.
Молчали мы, и ждали мы, И Христофора лик святой Лобзал средь нас любой.
А генуэзцы громкий ор Все продолжали и толпой Нестройной шли и шли. Уж арбалеты взведены, Мольбы к Творцу обращены И, может быть, слегка дрожит В руке испанский тис.
Да, ждали мы, молчали мы, Но луки натянули мы И - вот дела!
– уж не дрожит В руке испанский тис.
Тут генуэзцы, завопив В последний раз, пустили в нас Пятнадцать тысяч стрел. Конечно, кто-то был убит, Другой ослеп, я охромел, На то ведь и война.
Ах, черти, - думаю, - нога Мне божьей милостью дана И лишь Господь имеет власть Ее назад забрать. Разжал я пальцы - зин-зи-ззан Запела смертная струна И в ста двойных шагах упал На землю, грустно застонав, Стрелок чужой страны.
Наш йомен, право же, неплох, Когда, отставив локоток, Прищурив опытный глазок, Шлет стрелы в цель и ни одной Не тратит даром он.
Здесь генуэзцев страх берет, Потерям их потерян счет И вряд ли им поможет Петр И громкий крик и глупый ор, Ведь с нами - Христофор.