Введение в славянскую филологию
Шрифт:
Сюда же относится и знаменитое требование применять различные буквы для обозначения одних и тех же звуков в словах «святых» и в словах «суетных» — «писать пса (родительный падеж от слова пес) покоем» («п»), слова же типа «псалом» начинать буквой «» («пси»), передававшей сразу два звука: аломъ (в обоснование этого требования прибавлено: «кое общение псу со псалмом?»); «злобу всякую и зло, и злых писать зелом» («s», современное «з»), а не использовать для них букву земля («z») и т. д. Это разделение касалось и написания человеческих имен в зависимости от их внутренней формы. Так, имя Феофил («боголюбивый») писалось с буквы «» (фита), а имя Филипп («любитель лошадей») — с буквы «Ф» (ферт) [143] .
143
Весьма острая коллизия сложилась, когда Иван Федоров (ок. 1510–1583) и его помощник Петр Мстиславец напечатали в Москве в 1564 г. «Апостол» (собрание Деяний св. апостолов и апостольских посланий). Против печатников
До Октябрьской революции сохранялась в русском алфавите «» (ижица) — буква, передававшая русский звук «и» подобно буквам «і» (І десятеричное) и «и» (иже), но все еще употреблявшаяся в греческих словах из церковного обихода: мро, снодъ, смволъ и др. [144]
Впрочем, первый и мощный удар по правилам, примеры которых приведены выше, был нанесен в 1708 г. Петром I при введении им «гражданского» алфавита и шрифта. Титлы были уничтожены. Петр уничтожил и просуществовавшие много веков буквы «пси», «кси», «» (вместо этого «йотированного а» появилась буква «я» — зеркальное отображение заглавного латинского R) и т. д. Позже появился «й». Буква «ё» была придумана лишь в конце XVIII в. («две точки» — заимствование из западных алфавитов, использующих латиницу).
144
Орфографическая реформа, изгнавшая из правописания также , твердый знак на конце слов и пр., приписывается большевикам. На самом деле комиссия по подготовке реформы правописания была создана решением царя Николая II сразу после революции 1905–1907 гг. В ее состав входили ведущие лингвисты (Ф. Ф. Фортунатов, А. А. Шахматов и др.). Именно они заложили научные обоснования данной реформы. Решение о проведении орфографической реформы приняло в мае-июне 1917 г. Временное правительство Керенского. Однако это решение осталось на бумаге, и все научные филологические наработки достались ленинскому Совнаркому, издавшему свой декрет об орфографической реформе 10 октября 1918 г. и решительно осуществившему по всей стране перевод на новые рельсы книгопечатания и образования.
Нельзя не добавить, что троцкисты, находившиеся у власти после Октябрьской революции и вынашивавшие экстремистские планы «мировой революции», намеревались вскоре перевести русских на «единый интернациональный алфавит на латинской основе» (реформа, основанная на идеях Фортунатова и Шахматова, их отнюдь не удовлетворила). Однако в 1930-е годы происшедшая в стране смена руководства спасла народ и общество от этого «эксперимента».
Бесписьменные народы России, для которых в 20-е годы троцкистскими «Кириллами и мефодиями» были поспешно сооружены латинские алфавиты, получили в 30-е годы разработанные компетентными филологами алфавиты на кириллической основе.
Со времен петровских реформ конфессиональные представления вытеснены из сферы правописания и уже не влияют на существовавшие тут правила [145] . В частности, последние несколько десятилетий перед Октябрьской революцией Россия училась писать по новейшим для того времени многократно переизданным орфографическим руководствам выдающегося филолога, лингвиста и литературоведа, академика Якова Карловича Грота (1812–1893). Правила, излагавшиеся в них, базировались на сугубо научной «светской» основе.
145
Любопытны факты реформы орфографии в православной Сербии. Здесь до начала XIX в. использовался русский гражданский алфавит. Но в 1818 г. филолог Вук Караджич предложил удалить из такого алфавита букву «ять», для мягких согласных ввел буквы љ и њ, ввел также ј (йот) и др.
Грамматик русского языка длительное время не существовало. Но люди от поколения к поколению тем не менее успешно писали кириллицей по-русски, ориентируясь просто на узус («употребление» слов и выражений, способы их связи на письме старшими поколениями).
Первую известную науке русскую грамматику попытался составить посетивший Русь англичанин Генрих Вильгельм Лудольф. Вернувшись назад, он писал о нашем языке в своей оксфордской «Русской грамматике» (1696) весьма любопытные вещи. Например, Лудольф ощутил, с каким сложным «организмом» он соприкоснулся, начав изучать русский язык:
«Кто внимательно всмотрится в этот язык, тот заметит, как трудно привести его к определенным грамматическим правилам…» [146]
Обратил внимание Лудольф и на характерное двуязычие, господствовавшее в русском образованном обществе. Помимо русского языка благодаря церкви люди с детства осваивали язык церковнославянский, основанный на старославянском. При этом без специальной подготовки границы того и другого языков порой четко не осознавались, их слова и обороты жили в общественном употреблении как бы вперемешку. Лудольф рассказывает:
146
Лудольф Г. В. Русская грамматика. Л., 1937. С. 113.
«Для русских знание славянского (церковнославянского. — Ю. М.) языка необходимо, потому что не только Св. Библия и остальные книги, по которым совершается богослужение, существуют только на славянском языке, но невозможно ни писать, ни рассуждать по каким-нибудь вопросам науки и образования, не пользуясь славянским языком…».
«Но точно так же, как никто из русских не может писать или рассуждать по научным вопросам, не пользуясь славянским языком, так и наоборот — в домашних и интимных
беседах нельзя никому обойтись средствами одного славянского языка, потому что названия большинства обычных вещей, употребляемых в повседневной жизни, не встречаются в тех книгах, по каким научаются славянскому языку. Так у них и говорится, что разговаривать надо по-русски, а писать по-славянскому» [147] .147
Там же. С. 47.
Нельзя обойти вниманием «Грамматично исказание об русском езику» (1666) Юрия Крижанича (ок. 1618–1683) — католического священника, но славянина (хорвата), страстно призывавшего славянские народы к единству. Вопреки названию, это весьма интересное филологическое сочинение в основном посвящено не русскому языку как таковому, а попытке создать общий для славян язык, синтезирующий черты старославянского и основных живых славянских языков.
К описываемому времени уже существовало несколько написанных разными авторами грамматик церковнославянского языка — например, «Грамматика словенска» белоруса Лаврентия Зизания (1596). Особенно важна «Грамматики славенския правилное синтагма» Мелетия Смотрицкого (первое издание 1619 г.). Эта замечательная грамматика церковнославянского языка была широко известна в мире православного славянства [148] .
148
См. факсимильное переиздание с приложением исследования В. В. Нимчука (Киев. 1979).
Филолог и церковный деятель Мелетий Смотрицкий (1577 (или 1579) — 1633) окончил Виленскую академию, которая тогда контролировалась иезуитами. В будущем он стал сторонником унии с римско-католической церковью.
Одна из наиболее интересных особенностей грамматики Смотрицкого состоит в особом внимании ее автора к писателям и потребностям их словесного творчества. Помимо того, что в грамматике М. Смотрицкого сообщались сведения о стихосложении, он разработал и включил в свою грамматику особый раздел «синтаксиса образного».
Этот «синтаксис образной», по объяснению автора, «есть образ глаголания противу правилом (курсив мой. — Ю. М.) синтаксеос, искусных писателей употреблением утвержденный». Грамматист даже дал описание, сопровождаемое примерами, девяти тропов и фигур «синтаксиса образного». Художники-писатели были поставлены М. Смотрицким в особое положение относительно грамматики. Им предоставлялась определенная «свобода рук».
Автор первой изданной в России русской грамматики (1757) М. В. Ломоносов ни о какой допустимости подобного писательского «глаголания противу правилом» не говорит в своей книге «Российская грамматика» (хотя в юности и учился по грамматике М. Смотрицкого). Научно сформулированная грамматика для Ломоносова выше узуса — того, что реально есть в речи общества. По его уверенным словам, «худые примеры — не закон» [149] . Научная грамматика — основа всего: «Тупа оратория, косноязычна поэзия, неосновательна философия, неприятна история, сомнительна юриспруденция без грамматики» [150] .
149
Ломоносов М. В. Полн. собр. соч. Т. VII. М.; Л… 1952. С. 860.
150
Ломоносов М. В. Предисловие к «Российской грамматике»//Ломоносов М. В. Полн. собр. соч. Т. VII. С. 392.
Однако то, что Смотрицкий понимал, как писание «противу правилом», в основном находит объективную опору в славянской языковой стихии, и не только в «худых примерах».
Так, профессор А. А. Барсов в своей «большой» грамматике (оставшейся в рукописи и опубликованной лишь в конце XX в. Московским государственным университетом) уже после Ломоносова снова затрагивает феномен «фигур синтаксических», которые «называются образы, а употребление их в речи — словосочинение образное», рассматривая эти «синтаксические образы» (фигуры) в рамках отдельного параграфа [151] .
151
Барсов А. А. Российская грамматика. М., 1981. С. 165, 238–240.
Любопытный материал содержит грамматика Н. Г. Курганова, включенная им в известный «Письмовник», неоднократно переизданный во второй половине XVIII — начале XIX в. В. В. Виноградов весьма точно писал: «Грамматика Курганова не ставит никаких нормативных задач. Она отражает многообразие речевого употребления самых разных общественных групп, преимущественно „среднего сословия“ 60—80-х гг. XVIII в.» [152] Ломоносовскую грамматику Курганов, видимо, воспринимал как недостаточно широкую и неполную. Он и «стремился пополнить» ее «живым материалом конструкций разговорно-обиходной речи», а в результате Курганов «расширял рамки и содержание ломоносовской грамматики, но иногда в сторону той грамматической традиции, от которой Ломоносов отталкивался» (т. е. традиции М. Смотрицкого. — Ю. М.) [153] .
152
Виноградов В. В. Из истории изучения русского синтаксиса. М, 1958. С. 42.
153
Там же. С. 46.