Введение в Ветхий Завет Канон и христианское воображение

По–видимому, текст расставляет следующие акценты.

1. Два повествования о сотворении мира утверждают (пусть и на разный лад): этот мир («небо и земля») принадлежит Богу. Мир задуман и создан Богом. Бог же сделал его изобильным, поручив людям высокую миссию заботиться об этом изобилии. Повествования о творении утверждают благость задуманного Богом мира (см. ниже).

2. Повествования Быт 3:1–24 и 4:1–16 констатируют серьезную проблему, возникшую в изначально благом творении: оно восстало против замысла Божьего о мире. Средоточием этого бунта явилось непослушание самого человека (согласно Быт 3, спровоцированное Змеем). Сюда же добавилось некое странное искажение, описанное в Быт 6:1–4: «сыны Божий» вступили в недозволенные отношения с «дочерями человеческими».

3. Повествование о потопе показывает грандиозное разрушение творения. Воды потопа — это сила первичного хаоса, которой Бог Творец попускает ворваться в мир. Они не противостоят Богу, но являются орудием его воли. Интересно, что в какой–то момент Бог «раскаивается» о своем решении создать человека на земле и решает «смести» его с земли, тем самым лишая его данных ему привилегий (Быт 6:6–7)… Однако, хотя потоп рассматривается как суд Божий, в центре соответствующих глав оказывается «праведник» Ной. Со своей семьей он спасается от потопа, и Бог дает им стать родоначальниками нового человечества, которое также несет в себе «образ Божий» (Быт 9:6; ср. 1:26 и 5:1–2). Тем самым потоп все–таки не полагает окончательный конец жизни на земле. При всех описанных ужасах рассказ о потопе достигает кульминации в обещании Бога хранить жизнь людей (8:22), а также соблюдать верность договору с ними (9:15–17). 4. Повествовательный материал заканчивается в Быт 11:1–9, где человек надменно бросает вызов Богу и пожинает плоды его гнева. Таким образом, мы имеем целых четыре рассказа о конфликте человека с Богом (Быт 3; 4; 6:5–9:17; 11:1–9). Противодействие Творцу усиливается, но провоцирует ответное возмездие (Miles 1995, 128–146). Однако все же Бог милостив, и упрямство человеческое не возобладает над этой милостью.

Действительно, вглядимся внимательнее в эти рассказы о бунте против Бога. Бог гневается и наказывает человека за непослушание, но вместе с тем и обуздывает свою карающую силу, проявляет милость. Вынеся суровый приговор мужчине и женщине, он дает им одежду, чтобы прикрыть наготу (Быт 3:21). Изгнав за убийство Каина, Бог ставит ему знак, чтобы его кто–то самого не убил в отместку (4:15). Потоп прекращается, и Бог дает обетования о верности (8:22; 9:8–17). Только под конец, после 11:1–9, мы не видим утешительного контрапункта. Как отмечает Герхард фон Рад, пролог словно подводит читателей из верующей общины к ожиданию: вот–вот в мире появится Израиль. И это ожидание сбывается, когда в Быт 11:30 и 12:1–3 мы читаем об Аврааме и его жене Сарре (von Rad 1966, 67).

Таким образом, собранные воедино, эти части несут важную богословскую весть. То, что некогда было пестрым собранием «мифов об истоках», стало декларацией божественного суда и божественного спасения. Суд и спасение здесь понимаются как основные атрибуты Бога Израилева и его промысла о мире, в котором живет Израиль. В своей окончательной форме текст говорит не об «истоках» и не об абстрактных религиозных проблемах, сколь угодно интересных. Он свидетельствует о вере Израиля в Бога. Отметим здесь еще одну деталь. Быт 1–11 не только повествует о том, как Бог по своему произволению судит и спасает, но и вводит важную тему непослушания, гордыни и насилия, противоречащих воле Божьей. Появление ее в столь базовом (для Израиля) тексте — поразительный экзегетический шаг. В итоге выходит, что над миром властвует Бог Творец, но с самого начала его власти и воле бросается вызов. Такова реальность мира сего и тогда, и теперь, и она противоречит замыслу Создателя.

Рассказы о сотворении мира предвосхищают основную библейскую драму: восстановление и исправление Богом раненного и поврежденного мира. Они не только несут богословскую весть, но и приуготовляют путь грядущему. Бог желает привести человека к послушанию и сделать мир местом, радостным для жизни. Интересно, что для выражения этой мысли каноническая традиция использует такие древние «мифы», которые в своей первоначальной форме были далеки от подобных идей.

Рассмотрим подробнее два важных материала: рассказы о творении и о потопе.

Сотворение мира

Первые две главы Книги Бытия — это также первые главы Библии в целом. Неудивительно поэтому, что они всегда привлекали особое внимание читателей. Чтобы их понять, нужно осмыслять их в свете определенных древних литургических традиций, связанных с сотворением. Свои представления о сотворении мира Израиль выражал, прежде всего, в славословиях Богу, в литургических гимнах, исполненных благоговения и перед славой и благостью божественного творения (Пс 18; 103; 144; 147). В отрыве от них понять Быт 1–2 невозможно.

Быт 1:1–2:4а

Это повествование — торжественное, величественное, упорядоченное и симметричное. Оно выглядит больше как литургический антифон, нежели как проза. Быт 1:1–2:4а имеет тесное сходство с древней месопотамской космогонической поэмой «Энума элиш». Соответствие, однако, неполное: миф отредактирован и видоизменен таким образом, чтобы выражать веру Израиля. Остановимся теперь на некоторых аспектах данного текста.

1. По мнению большинства экзегетов, Быт 1:1–2 описывает то, что уже «было», когда Бог приступил к сотворению, а именно неупорядоченный хаос (евр. «тоху ва–воху).

В начале, когда Бог сотворил небо и землю, земля была неупорядоченна и пуста, и тьма покрывала лицо бездны [4]

(Быт 1:1–2)

Значит, Бог не творил «из ничего»: акт «творения» состоял в упорядочивании хаоса. Далее в Библии мы неоднократно будем видеть действие богоборческих сил хаоса (антиформы), подчас вырывающихся за пределы, которые им положил Творец (Levenson 1988). Лишь в более поздний период рассказ о творении будет творчески переосмыслен как идея творения «из ничего» (впервые в 2 Макк 7:28), и это переосмысление станет частью магистральной церковной традиции. Однако канонический текст Быт 1 говорит несколько о другом: он вскрывает богоборческий потенциал, присущий некоторым аспектам творения. Акт творения здесь не одинарный: это бесконечный процесс утверждения суверенной воли над непокорными силами хаоса.

4

Брюггеман следует пониманию текста, широко принятому в экзегезе, но несколько отличающемуся от синодального перевода. — Прим. пер.

2. Богословская традиция всегда уделяла особое внимание тому, как в рассказе о творении изображены люди.

«Мужчина и женщина» одинаково созданы, чтобы владычествовать над творением (1:26–28). Стало быть, уже в самом начале Библии утверждается равенство мужчин и женщин. В наши дни оно стало одним из краеугольных камней богословского феминизма, пытающегося низвергнуть древние и устоявшиеся патриархальные предпосылки и утвердить заповеданное Богом равенство.

«Мужчина и женщина» одинаково созданы «по образу Божьему» (1:27). В Ветхом Завете этот момент не получил развития, но в последующих богословских размышлениях о человеческой личности он сыграл огромную роль. Вообще фразу «образ Божий» можно понимать по–разному. Скорее всего, она относится к человеческому владычеству над творением: Бог поставил человека регентом (Вагг 1968–1969; Bird 1997, 123–154; B0rresen 1995). Эта роль говорит как о свободе человека, так и о его ответственности за Землю.

Человек не только несет в себе «образ Божий»: он призван «владычествовать и господствовать» (1:27–28). Это часто понимали в том смысле, что люди, будучи венцами творения, могут использовать землю как им заблагорассудится, без ограничений (White 1967). Тем самым Библия оказывается отчасти повинной в дурном обращении с окружающей средой и экологическом кризисе. Однако Уайброу показал, что хищническое поведение человека на Земле явилось следствием не Библии, а автономии Просвещения, не признающей над собой Творца (Wybrow 1991). Что касается 1:27–28, то здесь предполагается ответственность людей за жизнь на Земле, за ее изобилие и плодоношение на благо всем существам. Об анархичной и необузданной свободе и речи быть не может: на человеческом сообществе лежит долг — оберегать благополучие земли.

3. Литургия творения непрестанно возвещает, что мир (небеса и земля), каким его задумал Бог и каким он видится Богу, «благ», то есть дивен и прекрасен (1:10, 12, 18, 21). Этот рефрен (возможно, ответ конгрегации на священническую литанию) достигает кульминации в ст. 31, в словах «хорошо весьма» (а не просто «хорошо»). Это утверждение благости творения оказало огромное влияние на иудейскую и христианскую традиции, которые празднуют жизнь и признают благом материальный мир во всех его проявлениях, включая секс и экономику. Здесь нет никакого мироотрицания, никакого бегства от мира, столь распространенных для народной веры в американской культуре.

4. Литургическое повествование о творении достигает кульминации в Быт 2:1–4а, где вводится суббота как праздник, который установил и отмечал сам Бог. Суббота знаменует, что мир не сводится к бесконечному процессу производства и потребления: ему присуща и устремленность к покою Божьему. Она знаменует уверенность в надежности божественного творения. Это время отдохнуть от трудов, радуясь миру как благому месту для жизни. Здесь также проявляется роль человека как «образа Божия».

5. Повествование о творении обращается к распространенному циклу мифов и литургических материалов, прежде всего вавилонских. Однако эти мифы подвергаются глубокому и радикальному переосмыслению, становясь голосом принципиально иных богословских концепций.