Ввод

— Для кого готовится сооружение? — спросил он у стоящего рядом офицера.

— Вы, что, не знаете? В субботу Кобзон поёт. Берите билеты в кассе, пока ещё есть.

Никольцев подошёл к пристроенной к торцу сцены будке, и попросил один билет.

— Нет, дайте два, — сказал он, подумав о Бурцеве. — Билетов еще много? — спросил он.

— На вас хватит, — широко улыбнулась девушка.

— А может, я хочу на весь полк, — пошутил Никольцев.

— На весь полк многовато, а билетов сорок вам оставлю. Номер вашей воинской части?

Никольцев продиктовал номер, девушка записала себе в тетрадь.

— Через часик, можно? Подъедет начальник клуба полка, красивый старший лейтенант. Кстати ещё не женатый.

— Присылайте, я билеты оставлю, — сказала девушка, продолжая улыбаться.

Всю дорогу до полка Никольцев думал об услышанном на Военном Совете. Не важнецкие дела в армии, видать, надолго увязли. Подъехал к штабу. У самых дверей штаба повстречал Бурцев. Судя по лицу начальника штаба, Никольцев понял, что-то произошло.

— Что, стоишь, как часовой, хочешь обрадовать?

— Так точно, Вадим Степанович, две вести.

— Одна плохая, другая очень плохая, — пошутил Никольцев. — Погоди, дай отдышаться и стакан чаю выпить, с утра ни росинки во рту.

— Может со столовой чего привезти?

— Там, наверное, уже ни черта нет, обед-то давно прошёл.

— Найдём, — сказал Бурцев, открывая дверцу машины.

— Только тушёнку не вези, вот здесь уже стоит, — Никольцев постучал пальцем по горлу. — Да, чуть не забыл, с помощником дежурного машину в штаб армии отправь. Надо замполита забрать. Начальник политотдела всех замполитов собрал. Дальше мордует, не наболтались на Военном Совете.

Никольцев зашёл в кабинет, сунул вилку электрочайника в розетку. Пока закипал чайник, появился Бурцев.

— Быстро ты обернулся, Василий Петрович.

— Они в термосе держали обед.

— Давай чайку попьём.

— А у меня варенье есть, прапор с отпуска привез, дал литровую банку. Еще не открывал, но, судя по зёрнышкам, кажется малина.

— Неси, пробу снимем.

— Взятку вареньем берёшь? — улыбаясь, сказал Никольцев, когда Бурцев появился с банкой в руках.

— Чтоб не повязали, приходится с командиром делиться.

— Правильно мыслишь, — Никольцев достал небольшую жестяную коробочку с чаем и стал заваривать. — Я так люблю чай! Чем мне нравятся восточные базары, так это большим выбором чая. Я целый час выбирал, разных сортов купил. Вот, полная тумбочка. Вадим Степанович открыл дверцу и показал Бурцеву. — Казалось бы, нищенская страна, экономики никакой, велосипеда сделать не могут, а товара на рынках и в магазинах полно. А у нас даже толкового чая купить нельзя. Краснодарский, да грузинский, и то вместо листьев палки.

— А индийский со слониками, — засмеялся Бурцев.

— О… это дефицит, торгаши с любого дефицит сумеют сделать.

Открыли банку, в ней оказалась клубника.

— А ты говорил, малина, малина, — пошутил Никольцев, — тоже прелесть. Что там за вести? — отхлебнув чай, спросил Никольцев.

— С какой начинать, с плохой или с очень плохой?

— Давай с очень. Плохая потом воспримется, как хорошая.

— Колонну нашу обстреляли.

— Убитые есть?

— Лейтенант Жургин тяжело ранен в живот и два солдата; один в плечо, другой в бедро. Лейтенант очень тяжёлый, доктор говорит, вряд ли выживет.

— Жургин, Жургин, — пробормотал Никольцев, — мало ещё здесь, не помню.

— Высокого роста, блондин с первого батальона, — напомнил Бурцев.

— А, в его взводе солдату палец оторвало.

— Да, он.

— Хороший малый. Я его, помню, тогда ругал, а он глаза опустил, ресницы большие, как у девчонки, покраснел и чуть не плачет. Они, говорит, товарищ подполковник, не слушаются. Нашли пулю разрывную с крупнокалиберного пулемета, и давай в ней ковыряться. Я ему говорю, выбрось, а он в ответ, я амулет сделаю и на шею повешу. Вот и повесил, пока пальцы не оторвало. Да, жалко парня. И что полная безнадёга?

— Полковой врач говорит, что, может, и вытащат. Хирург у них, говорят, толковый появился, кого берёт на операцию, всех вытаскивает.

— Знаешь, Вася, это из области сказок, о хорошем знахаре. В округе как пойдёт молва, что он всё может, вот и едут к нему все. Хотя и это хорошо, больным надежду вселяет. Про очень плохую сказал, какая же плохая?

— Миронова на таможне арестовали. В отпуск вёз полкило опиума сырца. Наручники одели, в КПЗ сидит.

— Я же тебе, Вася, говорил, после очень плохой эта — хорошая. Туда ему и дорога. Может, наконец, полк избавится от пьяницы и бездельника.

— Так, затаскают же вас по военным советам, да по парткомиссиям.

— Пусть таскают, я им «дурака» на полную катушку врублю. Мол, товарищи, — только прибыл, вхожу в обстановку. Всех ещё не изучил, не присмотрелся. А Николай Николаевич уже далеко, недоступен. Но если подумать, то коллективная ответственность — это глупость. Кто-то совершает преступление, а отвечаем мы, ты, я, замполит, вышестоящий начальник. Вот и пытаются все хором закрыть этого преступника, чтоб всем не попало. Это разве правильно? Разве отвечает директор завода за своего подчинённого, который совершил что-то там, скажем, в отпуске. Конечно же, нет. Он отвечает за продукцию, которую выпускает завод. Вот и мы должны отвечать за продукцию, которая называется боевая подготовка, и боевая готовность. А за свои делишки должен отвечать каждый конкретный человек, совершивший проступок. Если я, как командир, допустил гибель людей, то, причём тут комдив. Это мой участок работы и я за него должен нести ответственность. Вот и получается, что перестраховываемся и подменяем друг друга, а в результате — бардак.

Зашел замполит полка.

— Разрешите, Вадим Степанович.

— Заходи, Евгений Борисович, новость знаешь?

— Знаю, я сейчас только от «члена» вместе с начпо дивизии, на ковер вызывал.

— Получил за Миронова взбучку?

— Вы знаете, не драл. Он после случая с Карпенко такой деликатный стал.

— После, какого случая? — обратился к Бурцеву Никольцев.

— Я вам потом расскажу, — засмеялся Бурцев.

— А «начпо» дивизии только из отпуска прибыл. Прибывает в хорошем настроении. Говорит, хрен с ним, туда ему и дорога. По нем уже давно камера плачет. Новость мне по секрету рассказал. Был в Москве, ему друганы с главного политуправления сказали, что генсек того.

— Что того? — спросил Никольцев.

— Тяжело болен и вот-вот прикажет долго жить.

— Вот это хорошая весть. Садись, мы тебе за это чаю нальём.

Замполит подвинул стул вперед. Никольцев взялся за маленький пузатый чайничек.

— Тебе покрепче или как? Вот бери варенье, Бурцев угощает.

— Покрепче, — Евгений Борисович, положил на хлеб варенье, отхлебнул чай.

— Начальник политотдела говорит, что деды уже у трона толкаются. Скорее бы они там передохли. Этот старческий маразм надоел. Может, найдётся человек, у которого мозги ещё жиром не заросли, прекратит эту бойню.