Вы просили нескромной судьбы? или Русский фатум
Шрифт:
– У вас есть 14 шиллингов?.. – машинально спросит Акимыч звезду мирового кино, и Анджелина Джоли повернется, чтобы должным образом ответить наглецу... Но когда увидит чистопородного, с кривыми ногами русского мужика, плоть от плоти земли русской...
В общем, у них случится полчаса такого потрясающего секса, что даже пол в лифте прогнется наподобие индейского каноэ.
Что касается денег, которых просил Акимыч, то с этим будет посложнее, ведь все деньги на Земле уже отданы кому-то в надежные руки, но ангелы и тут извернутся и найдут лазейку. Однажды, в Лас-Вегасе, Акимыч поставит на рулетку всю свою зарплату,
– Сведу с ума практически любую, – будет подмигивать еще лет тридцать окрестным герлз Александр Акимыч Невменько, проживая остаток жизни в пригороде Флориды в доме с пластиковыми ультрамариновыми ставнями.
А пока он лежал на замусоренном бычками пыльном диване в гараже и курил. И в клубах дыма ему чудилась Анджелина Джоли с усиками над пухлой верхней губой...
ГОЛ В СВОИ ВОРОТА
Если бы заправщик картриджей Иван Ильич Шишов знал, что все его слова, поступки, а также мысли, которые он имеет насчет своей невесты Нади, считываются в лэптопе Молодого ангела, то, пожалуй, подумал бы десять раз о том, что в этой жизни нам ничего не дается просто так и задарма.
Наденька, дочь министра московского правительства Липучкина, влюбленная в Ивана Ильича без памяти, была уверена в его искренней любви к себе и мило щебетала в трубку, уже час рассказывая Ивану Ильичу о выкрутасах своей морской свинки по имени Шуберт.
– Ванечка, – поинтересовалась она, – я тебе не надоела?..
– Черт, конечно, да, – вырвалось у Шишова. – То есть – нет! Надюша, любимая, я готов тебя слушать и слушать. Так что там с этим... боровом?
– С Шубертом? – вздохнула Надежда.
Так Шишов за вечер выслушал еще более двадцати минут пустой болтовни невесты и с облегчением отключил телефон, когда разговор закончился.
– Ненавижу, – перекосился он.
– А у меня личной жизни нет, – пожаловался приятель, слушавший «Иванушек», пока Иван Ильич слушал Наденьку.
Они сидели в шашлычной на углу Сиреневого бульвара.
– Жирная дура, – беззлобно выдохнул Иван Ильич. – Через неделю женюсь и заткну ей рот!
– Ты отличный парень. Высокомерный. Тебе нужно жениться, – согласился приятель.
– Мужская настойчивость – и все дела, – решительно вздохнул Иван Ильич.
– Хочу такую же, – задумчиво поделился приятель. – А сестры у Наденьки нет?
– Если б самому не была нужна, тебе бы отдал, – пожал плечами Шишов. – Сестры нет, она и без сестры выделывает, будь здоров!
– Что именно?.. – хмыкнул приятель.
– Вчера опять в зад машины въехала... У нее, по-моему, кистевой синдром, как вцепится в руль, так и едет. – Иван Ильич поморщился.
– А на чем она ездит?
– Серебристый «Сеат Толедо» с подвеской. – Иван Ильич мрачно смотрел на поток машин у светофора. – «Мой серебристый мачо!» – передразнил он Наденьку. – Дубина стоеросовая!
– Ататат, – согласился приятель. – А папа?
– Такой же... Неделю назад летал на горнолыжный курорт, сломал ногу и в загс, наверное, на костылях придет. – Шишов улыбнулся и потер руки, доставая телефон. – Зато платиновая
мама у моей невесты ничего себе – блондинка будь здоров... Все, прощай, свобода, через неделю.– Ну, куда пойдем? – огляделся приятель. – Или не пойдем?..
– Сейчас, позвоню. – Иван Ильич набрал номер. – Ненавижу Надькиного папашу!
– Почему? – Приятель придирчиво разглядывал длинные загорелые ноги официанток.
– Он недавно сказал, – Шишов сморщился и ворчливо повторил: – «Цветущий кактус пахнет тухлым мясом».
– Что он имел в виду? – подвигал носом приятель.
– На его взгляд, я слишком молодо выгляжу. – Иван Ильич наморщил лоб. – Занято что-то...
– Мне тоже скоро тридцать, но всегда на несколько лет меньше дают. – Приятель достал женское зеркальце. – Юзаю гель для век от La Roche-Posay, а вот жидкость для снятия макияжа у них как-то жестковата для меня.
Шишов утвердительно кивнул, вспоминая, как отстоял километровую очередь к «Ионе – Счастью Лучезарному».
– Жидкость у них – дерьмо! – согласился он.
«А в нагрузку к супруге – любовницу мне, и не простую дылду с задницей, а суперзвезду подиума – девушку экстра-класса! И чтоб каждый месяц новую!» – вспомнил он свою вторую мечту и огляделся. В шашлычной было накурено, а единственная приличная официантка кокетничала с кавказцами за столиком в углу.
Иван Ильич вздохнул тяжело и повернулся к приятелю, кивая на телефон.
– Если бы я не сваливал от нее хоть раз в неделю к какой-нибудь нормальной девке с буферами, то свихнулся бы от этих ее дебильных рассказов про хомяков... Да. Ну, да-да-да! – наконец дозвонился он. – Ну, что?.. И где?.. И куда?.. Ага... В Химки поедешь? – Иван Ильич показал большой палец. – Пять отличных баб на четверых?..
Приятель кивнул.
– Едем. – Иван Ильич с удовольствием оглядел сизый зал шашлычной. – Тогда я сейчас отправлю эсэмэску Владу, чтобы присоединялся, и Надьке надо послать, что сегодня к ней не приеду, – хмыкнул он и быстро набрал указательным пальцем тексты новых сообщений.
«Вадь, мы тут клевых телок подсняли!!! Едем к ним в Химки, ты с нами?.. Шишов».
– И этой дуре, – высунув язык, стал набирать он второе сообщение.
«Зайка, сегодня не смогу прийти, живот болит. Целую».
– Все, поехали в Химки, – поднялся он и поманил пальцем официантку.
Они уже вышли из шашлычной и ловили такси, когда Шишов получил ответное сообщение.
«Ты что, Ваня??? Какой я тебе зайчик, на хрен? Какой еще живот, шутник!!! Охренел, да??? Влад».
– Эстрадно-танцевальное ревю закончилось. – Старый ангел глядел с крыши соседнего храма на крутящегося юлой у шашлычной Ивана Ильича Шишова.
В отдалении от него стоял его приятель с вытянутой физиономией.
– А давай я скажу, что это я случайно послал ей это сообщение про клевых телок, Вань? – повторял приятель. – Ну, Вань, да не одна эта Надька в Москве, поехали в Химки... Плюнь, Вань!
ГЕЙ-БАР «МАРУСЯ»
Гей-бар «Маруся» в двух шагах от Большого театра... На улице у бара розовые и голубые «Пежо», затесавшиеся среди трехтонных джипов. На одном из мини-каров на лобовом стекле фиолетовым маркером написано: