Вы просили нескромной судьбы? или Русский фатум

Санчес кивнул:

– Давайте... Дома, и снова дома, – наконец улыбнулся он, возвращая карманный календарь.

– Ну, допустим, – кивнула инспектор. – А вот вчера ночью где вы были?

– Я по ночам сплю, – терпеливо ответил Санчес. – А что было вчера, если не секрет, Травиата Борисовна? Кажется, есть такой спектакль «Травиата»?

– Опера есть, – сверкнув золотой фиксой, согласилась Дрозд. – А вы внимательный. Но, понимаете ли, Санчес, вчера ночью напротив вашего дома была ограблена пятая жена Кончаловского.

– Да вы что! Как забавно! – Санчес улыбнулся, прикрыв рот рукой. – Неужели пятая? И думают на меня, как всегда? Обидно. – Санчес перекрестился. – А я-то думал, у Кончаловского всего-то одна старуха-жена семидесяти юных лет, а у него их пять?

– Не ерничайте, – вспыхнула участковая. – Итак, где вы были прошлой ночью? Расскажите поминутно.

– А не скажете ли вы, что делала уважаемая мной пятая супруга Кончаловского в Капотне около моей трущобы?.. Кстати, могу угостить вас оладьями, хотите?

– Давайте, – неожиданно согласилась инспектор. – Я не против.

– Мигом. – Санчес вскочил и юркнул на кухню, а участковая проворно обыскала пиджак и брюки хозяина, висевшие на стуле. – Ого, – хладнокровно произнесла она, когда в комнату вернулся хозяин квартиры с тарелкой оладий. – Вкусные, умеете... Да вы повар!..

Латинский нос Санчеса засиял в ответ.

– Спасибо, – улыбнулся он. – Я рад, что вам понравилось. А вы мне кого-то напоминаете, я вас раньше мог видеть?..

– Да, конечно, могли. – Травиата Борисовна кивнула. – Вы мне тоже напоминаете одного шаромыжника.

Санчес перестал улыбаться.

– А что все-таки украли у пятой жены Кончаловского? – печально спросил он. – Просто интересно... как бывшему рецидивисту.

– Выдавили ветровое стекло у джипа и вырвали с мясом магнитолу. Всего лишь. А вы что подумали? – уминая оладьи, улыбнулась инспектор.

– Ну, подвески, кулоны там, перстни бриллиантовые. – Санчес показал зубы в неискренней улыбке. – Всего лишь магнитолу... Жидко!

Участковая инспектор молча жевала, глядя на две глубокие складки у рта вора Санчеса.

– Так вы ничего не хотите мне сказать? – вставая, спросила она. – Мне пора.

– Нет, – покачал головой Санчес. – А вы уже уходите, хотя... Можно вас спросить?

– Что именно? – с порога обернулась инспектор.

– Вы читали Лафонтена? – Санчес вздохнул и серьезно повторил: – Читали или нет, Травиата Борисовна?

– Что-что-что?.. – переспросила участковый инспектор Дрозд.

Внушающий доверие взгляд Санчеса никакого доверия ей отчего-то не внушал.

– У Лафонтена очень хорошо сказано про женские груди, – едва слышно выговорил Санчес и подмигнул.

– Неужели? – вспыхнула инспектор. – А не про мужские разве?..

– Про такие, как у вас. – Енотов с наигранным усилием отвел глаза от бюста Травиаты Борисовны.

Дрозд зарумянилась и споткнулась, выходя.

– Как я ее... – бормотал Санчес, закрывая дверь. – Будет обходить квартирку стороной!

Через полчаса Санчес спускался по лестнице вниз, он спешил.

– Не хлопочи лицом. Все будет, подожди только, – шепотом уговаривал он себя.

Санчес кивнул поднимающемуся по ступенькам мальчишке-соседу и фыркнул, проходя мимо квартиры №12, в которой жила симпатичная дама, которая так ни разу с ним и не поздоровалась.

Он вышел из подъезда, огляделся, поддел ногой чей-то окурок и по привычке засунул руку в карман, нащупывая алмаз... И внезапно остановился, словно налетел лбом на каменную стену! Черного бриллианта в кармане брюк не было. Не было...

– Ох, черт! – засунув руку в карман брюк глубже, он перестал дышать. В кармане вроде бы была дырочка, или он только что сам, пальцем проделал ее.

– Подожди-подожди, ведь ночью я сам клал его сюда, куда же он делся?..

– Санчес птицей взлетел на свой этаж и трясущимися руками стал открывать замок.

Хлопнув дверью, он приступил к поискам, рухнув на колени у стула, на котором несколько минут назад висели его брюки.

ДВЕ ПРОДУВНЫЕ БЕСТИИ

Ночью Изабеллу Ильиничну Мордахину, как всегда, разбудил скрежет ключа. С утра у нее болело сердце, и она легла пораньше. Днем сердце также болело, и перед тем, как лечь, она помолилась и попросила Бога отпустить ей грехи. И даже в полдень собралась умирать, то есть смирилась с неизбежным и неотвратимым, очень уж ей было плохо.

– Дунька, это ты?.. – крикнула Изабелла Ильинична, высвободив ухо, и, не дождавшись ответа, начала вставать потихоньку.

Внучка Дуня сидела на кухне в кресле и, ожидая закипания чайника, зевала во весь молодой накрашенный рот. На ней был костюм милиционерши из сериала «Дружок», в котором она снималась полгода назад.

– Привет, ба. – Внучка, зевнув, улыбнулась Изабелле Ильиничне и потрепала ее по руке. – Не соврали твои карты, нашелся бриллиант.

Изабелла Ильинична, держась за сердце, слушала...

– Правда, всю месячную зарплату на детектива угрохала, чтобы он этого жулика нашел, а бриллиант он в брюках прятал, представь? На стуле брюки висели, только он вышел, я их обыскала, как чувствовала, что он там! – Дуня разжала ладонь и показала черный, похожий на прозрачный уголек бриллиант.

– Дунечка, – прошелестела Изабелла Ильинична, роняя палку. – Ну-ка, дай-ка, я взгляну... Да, не Шмуль это был, раз про Полиандру выспрашивал... Не он ли Полиандру убил?

– Нет, бабуль, тетку Полиандру прикончил какой-то молодой хлыщ. Поймали его уже. А этот обычный вор-рецидивист! – Внучка обняла Изабеллу Ильиничну. – Две продувные бестии мы с тобой, скажи? Ты – нагадала, а я исполнила!

Тут бабка с внучкой посмеялись...

Изабелла Ильинична с наслаждением смотрела на смуглую, в мелких коричневых родинках шейку Дуни, она напоминала ей ее собственную шею в молодости. «Блестящие длинные локоны у нас передаются по наследству!» – с удовольствием отметила она.

Дуня поставила пустую чашку и, охнув, встала.

– В душ и спать, ба, ноги отваливаются! – пожаловалась она.

В кухне медленно тикали часы, а за окном шумел дождь. Старуха Мордахина смотрела на зонтик Дуни в углу и чихала раз за разом. На краешке стола, в фарфоровом блюдечке с коричневыми цаплями, лежала их фамильная драгоценность – черный бриллиант из кольца императрицы Елизаветы.