Выбирая свою историю."Развилки" на пути России: от Рюриковичей до олигархов

28 сентября здание Верховного совета было блокировано милици­ей. Предпринимались попытки примирить противоборствующие сто­роны. Председатель Конституционного суда Валерий Зорькин пред­ложил «нулевой вариант» — одновременные перевыборы всех ветвей власти. Ельцин предложил собственный «нулевой вариант» (перевы­боры президента через полгода после перевыборов парламента). Од­нако председатель Верховного совета Хасбулатов и вице-президент Руцкой заявили об отказе от каких-либо компромиссов с Ельциным и призвали ко всеобщей забастовке.

Примирить противников попытался патриарх Алексий II, попро­сивший дирекцию Третьяковской галереи выдать ему для молебна о примирении древнейшую икону Владимирской богоматери (после бо­гослужения на сыром октябрьском воздухе у иконы XII века началось отслоение красочного слоя). Однако переговоры, проходившие 1—2 октября, потерпели крах, и 3 октября сторонники парламента при­ступили к насильственному свержению «антинародного режима». По призыву Александра Руцкого и генерала Альберта Макашова, их во­оруженные сторонники прорвали милицейские кордоны, захватили близстоящее здание московской мэрии. Колонна грузовиков под ком­мунистическими кумачовыми и черно-желто-белыми монархическими знаменами, выкрикивая «Долой тель-авидение», двинулась на захват телецентра в Останкино. Взять телецентр, охраняемый спецназом, осаждавшим не удалось, но в результате перестрелки, завязавшейся при попытке штурма, погибло несколько десятков человек, в том чис­ле случайных прохожих.

Телеканалы один за другим прекращали работу. В Кремле, куда вечером из загородной резиденции на вертолете возвратился прези­дент, царила, по воспоминаниям Егора Гайдара, «атмосфера послед­него заседания Временного правительства». На улице безраздельно господствовали «красно-коричневые». Войска не желали принимать участие в подавлении мятежа, имевшего вид народного восстания. Группа «Альфа» штурмовать Белый дом решительно отказалась. И тогда Егор Гайдар призвал своих сторонников выйти к зданию Моссо­вета на Тверской «для зашиты демократии». Уже к ночи там собралось до 15 тысяч человек. Эта безоружная интеллигентная толпа разитель­но отличалась видом и настроем от бесчинствующих сторонников Руцкого и Макашова. И только при виде такого явного контраста вой­ска склонились на сторону президента. Глубокой ночью 4 октября Бо­рис Ельцин лично приехал в Министерство обороны, где Виктор Чер­номырдин проводил чрезвычайное заседание Кабинета министров. Министр обороны Павел Грачев лишь после долгих колебаний отдал приказ о применении танков, потребовав письменного распоряжения Верховного главнокомандующего.

С семи утра начался танковый обстрел Белого дома. К вечеру по­рядок в столице был восстановлен. По неполным официальным дан­ным, погибли 150 человек. Всенародно избранный Верховный совет, ставший «угрозой демократии», был ликвидирован. Лидеры «демокра­тов» утверждали, что «с фашизмом покончено», а гражданская война пресечена в зародыше, парализовавшее страну двоевластие закончи­лось. Предстоящие в декабре парламентские выборы и утверждение новой конституции, устанавливавшей четкое разделение властей, должны были убрать последние помехи на пути рыночных реформ и становления политической демократии.

Рождение «олигархии»

Выборы, однако, преподнесли властям неприятный сюрприз. По пар­тийным спискам, на основании которых избиралась половина депута­тов Государственной думы — нижней палаты нового российского пар­ламента, выиграла Либерально-демократическая партия демагога-скомороха Владимира Жириновского (23% голосов против 16% у пропрезидентсского «Выбора России» и 12% у КПРФ). По случаю ожидавшегося триумфа гайдаровского «Выбора России» в Кремле бы­ло устроено грандиозное шоу. «Встреча нового политического года» транслировалась в прямом эфире. Торжество было испорчено: гости разбежались, сникшие ведущие едва дотянули программу до конца в полупустом зале. Один из участников — Юрий Карякин бросил прямо в микрофон: «Россия, ты одурела!»

Россия, разумеется, находилась в полном душевном здравии. Протестным голосованием граждане всего лишь выставили торжествую­щей власти свою оценку по «поведению» и «успеваемости». Успехи бы­ли неважные.

Регистрируемый официальной статистикой валовой внутренний продукт составлял около половины от уровня кризисного 1990 года, инфляция не унималась. Росло социальное расслоение. Доходы 10% наиболее обеспеченных граждан превышали доходы 10% наименее обеспеченных в 11 раз (в благоустроенных развитых странах этот фундаментальный показатель находится на уровне 6).

Впрочем полнота этих данных вызывает сильные сомнения. Жить действительно было трудно, но весьма значительная часть производ­ства и доходов граждан не попадали в сводки Госкомстата. Доля «те­невой экономики» достигала, по оценкам некоторых экспертов, 40% валового внутреннего продукта. Наличные (в пору высокой инфля­ции — долларовые) и неденежные формы расчетов, господствующие в этой сфере экономики, приводили к тому, что государственный бю­джет хронически недополучал налоговых поступлений. Дефицит до­стиг гигантских размеров. Государство задерживало выплату своих долгов. Действительно в отчаянном положении оказались бюджетни­ки — работники государственных предприятий, военнослужащие, учителя, пенсионеры.

Признав, что ваучерная приватизация не привела к оживлению промышленности, не создала «среднего класса» и ничего не дала бюд­жету, правительство летом 1994-го объявило о переходе ко второму — «денежному» этапу приватизации.

За счет приватизации планировалось получить в бюджет 1995 го­да более 8 триллионов рублей (весь дефицит бюджета составлял 50 триллионов). Таких поступлений можно было ожидать только от про­дажи высокоприбыльных предприятий, каковыми были нефтяные компании, однако Государственная дума исключила «стратегичес­кую» «нефтянку» из плана приватизации. Распродажа госсобственности за «живые» деньги порождала злоупотребления. Чиновники по сговору с покупателями занижали цены и устраняли от конкурсов не­желательных конкурентов. Вместо честных аукционов устраивались фиктивные. Отдельные особенно вопиющие случаи получали скан­дальную известность. Так, Краснодарская табачная фабрика была продана за 60 млн долларов, хотя почтенная зарубежная фирма пред­лагала 167 млн. Чиновники, причастные к проведению аукционов, наживали крупные состояния, казне перепадали крохи.

Доходы от приватизации к концу августа 1995 года едва достига­ли 500 млрд рублей (6% плана, бюджет горел синим пламенем). Что­бы спасти бюджет и обойти запрет Госдумы, решено было реализо­вать идею «залоговых аукционов», высказанную главой ОНЭКСИМ­банка Владимиром Потаниным еще в марте. Суть идеи заключалась в том, что коммерческие банки выдают правительству кредиты под за­лог акций высокоприбыльных предприятий. По истечении известного срока правительство должно было организовать конкурс по продаже заложенных акций и либо вернуть кредит, либо передать акции в пол­ную собственность кредитора. Механизм был прост, изящен и юриди­чески безупречен.

Всего было проведено двенадцать залоговых аукционов, но только в четырех крупнейших цена передаваемого в залог пакета устанавли­валась выше 100 млн долларов. Банк ОНЭКСИМ выдал правительст­ву в кредит 170 млн долларов под залог 38% акций «Норильского ни­келя» и 130 млн — под залог 51% акций нефтяной компании «Сидан­ко». Банк МЕНАТЕП выдал правительству 159 млн долларов под залог 45% нефтяной компании «ЮКОС» и вместе со «Столичным бан­ком сбережений» — 100 млн за 51% акций «Сибнефти».

Счетная палата, находившаяся под контролем оппозиционной Го­сударственной думы, проанализировав механику проведения залого­вых аукционов, призвала законодателей признать сделки «притвор­ными» и, соответственно, юридически ничтожными. Но тут выясни­лось, что договоры составляли юристы банков, не зря получающие высокое жалованье. Отменить сделки было невозможно без больших потерь — финансовых и репутационных — для власти. Правительство даже не предусматривало средств для возврата кредитов в бюджете 1996 года. У него были другие заботы. Как писал позднее Анатолий Чубайс, «170 млн в декабре 1995 года — это были ого-го-го какие деньги. Это был какой-то абсолютно невероятный прорыв в то время... Деньгами, полученными от залога «Норильского никеля», мы мгновенно заткнули кучу бюджетных проблем. И в первую очередь дыры по зарплатам».

Ради латания бюджетных дыр государство пользовалось и более рискованными приемами. 11 октября 1994 года курс рубля вдруг упал на валютной бирже более чем на 30%. Президент объявил «черный вторник» результатом диверсии и «попыткой финансового путча». Со­вету безопасности было отдано распоряжение найти диверсантов. Ди­версантов не нашли. И немудрено, поскольку главным «диверсантом» и подлинным виновником «черного вторника» был Центробанк, поз­воливший «обвалить» рубль, чтобы скупить побольше «дешевых» руб­лей и расплатиться с частью бюджетных долгов. Уже 13 октября курс вернулся к докризисной отметке.