Выбор. Долгие каникулы в Одессе

– Миша, я не говорил, что ты пишешь бездарно, но ваше предложение столь неожиданно, что немного выбило меня из колеи. Что вам мешает провести очередной концерт у себя в клубе? Разве вам это кто-нибудь запрещает? Зачем вам такая «высокая» сцена? Вы хоть представляете себе, какие требования и ожидания предъявляются к артистам? Это же исполнители мирового уровня! И вдруг какой-то никому не известный клубный ансамбль. Да с вами и разговаривать никто не станет! Даже и не мечтайте о такой сцене, это не ваш уровень!

– А вот это уже обидно! – Мендель еле сдерживается, так его зацепила столь уничижительная реплика Столярова. – Хочу Вам, Григорий Арнольдович, напомнить, что в моём ансамбле играют и поют самые лучшие артисты города Одесса! И все они с высшим музыкальным образованием, пусть не всеми и не совсем законченным. И не побоюсь этого сказать, что хоть пока они и не имеют мирового признания, но в Одессе мы сегодня самый популярный эстрадный ансамбль!

Таки шо нам тот «мировой уровень», если нас признала сама Одесса? Чтоб Вам в этом убедиться, я приглашаю Вас в любое воскресенье посетить наш концерт в клубе. На каждое наше выступление приходят не только наши советские люди, но и граждане иностранные моряки. Так что наше «мировое признание» где-то уже совсем не за горами. Можете пригласить с собой кого угодно, чтоб составить о нас непредвзятое мнение. А потом посмотрим, наш это уровень или нет, эта ваша «высокая сцена». Может вы ещё гордиться будете, что там выступала сама «Поющая Одесса»!

И вновь в разговор вступаю я. – Григорий Арнольдович, мы в общем-то и не претендуем на исключительность. Почему бы в Одессе не провести смотр художественной самодеятельности? Клубов в нашем городе много, почти в каждом есть музыкальные коллективы, но что они поют и играют, одному богу известно. Так давайте проведём конкурс среди клубной самодеятельности Одессы? Несомненно, кроме нашего ансамбля есть ещё немало хороших и самобытных коллективов. Вот смотр и поможет выявить лучших среди них, а у остальных появится стимул к самосовершенствованию и будет на кого равняться. А «призом» для победителя пусть послужит выступление, как вы выразились, на «высокой сцене». Может быть даже на сцене Вашего Оперного театра. – я улыбнулся профессору, как бы предлагая принять мою последнюю фразу в шутку. Но Столяров остался серьёзен, только стал более задумчив.

– Смотр клубной художественной самодеятельности? – Столяров медленно и чуть ли не по складам произносит фразу, как бы привыкая к ней и пробуя её на вкус. – А что, мне эта идея нравится. Вот умеешь ты, Миша, перекладывать свои проблемы на плечи других! Я ничего вам обещать не стану, это не в моей компетенции решать такие вопросы. Но твои слова я донесу по назначению, тем более что эта проблема действительно назрела и давно требует решения. Возможно, твоё предложение будет принято. Но ещё раз говорю, обнадёживать вас не стану, всё будут решать другие товарищи. Но на всякий случай готовьтесь, идея действительно интересная.

* * *

Заканчивается весна двадцать восьмого года. В конце апреля мне исполнилось десять лет, но выгляжу я немного старше своего возраста. Семён Маркович, что частенько заглядывает к нам на чашечку кофе с капелькой коньяка, с одобрением оглядывает мой растущий организм и всячески приветствует моё увлечение физкультурой. В этом времени я уделяю своему физическому развитию гораздо больше внимания, чем в «своём» прошлом. Начиная с середины апреля и до начала ноября, если позволяет погода по утрам я бегаю на пляж.

Там, среди скалок у меня есть излюбленное место, небольшой пятачок песчаного пляжа, скрытый от посторонних глаз. Хотя в такую рань на море кроме рыбаков редко кого можно встретить. Но мне чужие глаза не нужны в принципе, вот и «шифруюсь» даже от них. Комплекс разминочных упражнений и бой с тенью постоянно привлекал любопытных, шумно комментирующих мою «гимнастику», вот и пришлось «уйти в подполье».

Ещё в прошлом году по моей просьбе и эскизам мама сшила мне фланелевую толстовку с капюшоном и застёжкой на молнии. И небольшой парусиновый рюкзачок, в котором я храню необходимые мне вещи. Не бегать же мне по улицам города с корзинкой? А дядя Ашот, сапожник живущий через два дома от нас, тоже по моим рисункам и объяснениям сшил мне добротные «индейские мокасины» для бега. Что поделать, если ни кед, ни кроссовок в СССР в продаже ещё нет, а в ботинках бегать всё-таки неудобно.

По моей просьбе Рафик, старший брат Додика и Арика, в обмен на моё обещание научить его «парочке боксёрских приёмов» со своими друзьями за сараем-дровяником соорудил турник и подвесил брезентовый мешок с песком. Конечно, не бог весть какая получилась «груша», но для отработки ударов сойдёт. Не по стенке же сарая кулаками лупить. И теперь на импровизированной спортивной площадке частенько слышны хеканья и глухие удары по мешку, или споры мальчишек, чья теперь очередь подтягиваться на турнике.

Мама обеспокоенная моей «физкультурной манечкой», даже Семёну Марковичу пожаловалась, но тот только одобрил моё увлечение и заявил, что он только рад за такую мою «манию» и она несомненно пойдёт мне на пользу. Мама успокоилась и больше не тревожится за такое моё чрезмерное увлечение физкультурой. Пара фланелевых футболок и короткие бриджи завершают мою спортивную экипировку, но мне и этого хватает.

В ненастные дни я с утра занимаюсь на турнике, или дома с гантелями, но руки стараюсь не перетруждать, и даже выполняя своё обещание Рафику только показал на мешке как надо правильно наносить удары. Сам пока по «груше» не стучал. Жду, когда мадам Полякова выполнит мой заказ, в Одессе боксёрские перчатки в магазинах не продаются. К моему удивлению, бокс в СССР в начале двадцатых годов был вообще под запретом как «буржуазный вид спорта» и только в последние два года этот запрет сняли, да и то со скрипом.

Сегодня воскресенье и мама с тётей Беллой с утра ушли на Привоз «делать базар». Мне теперь торопится некуда, отыграв первомайский концерт в клубе, «Поющая Одесса» вновь перешла на «летнее расписание» и теперь у ансамбля только два концерта в месяц в клубе, и три «танцевальных вечера» в неделю в сквере. А я вообще, как тот Пятачок, теперь «совершенно свободен до пятницы», причём до любой. На следующий день после концерта я был уволен, как «несовершеннолетний». Такой вот казус со мной приключился. Воскресный день для меня теперь законный выходной только от учёбы в институте, хотя каникул у меня в этом году похоже опять не будет.

Вот, сижу и выполняю упражнения для распевки голоса, так сказать «разогреваюсь». Юлия Александровна, мой преподаватель по вокалу постоянно мне напоминает, чтоб я и дома не забывал распеваться. Вот и радую соседей своим «вокалом», того и гляди, что-нибудь прилетит в открытое настежь окно. Хотя это я конечно зря иронизирую, соседи давно уже привыкли к моим распевкам, хотя им больше по душе мои песни, иногда даже сами просят, чтоб спел. И я беру аккордеон, выхожу во двор и играю, мне не жалко. А песни мы поём хором, и русские, и еврейские, и украинские, и польские, двор у нас многонациональный.

Я начинаю потихоньку, как это и советует мой педагог, «раскачивать голос» и переходить из среднего регистра в нижний, а затем наоборот в верхний. В нижнем регистре вскоре ожидаемо достигаю предела, всё-таки я пока не мужчина, мой обычный голос – это дискант, даже не альт. Но вот в верх что-то у меня сегодня получается забраться высоко и без всякого напряжения. Сам себе удивляясь я поднимаюсь всё выше и понимаю, что начинаю петь уже фальцетом. При этом у меня нет никакого напряжения или затруднения. Ого! Вот это я обрадую Юлию Александровну, а то она всё ждёт, а у меня всё никак не получается. Ну, значит время пришло для нового шлягера! Я довольный поудобнее устраиваюсь за роялем и начинаю петь: