Выбор. Правила Голдратта

Надо настоять, чтобы отец показал мне практический способ преодоления этих барьеров. Хотя понятие «психологические барьеры» он не использует в своих рассуждениях и апеллирует категориями внешних препятствий. У отца, должно быть, есть практический подход, но, даже ознакомившись с ним, как мне быстро проверить, подойдет ли он для преодоления моих психологических барьеров?

Как минимум мне надо четко понять, каковы эти барьеры.

И как же мне разобраться с ними?

Почему бы не использовать себя в качестве подопытного кролика? Я вновь прочитала текст, пытаясь понять, что именно сдерживает меня, мешает самой подобраться к выводам отца, его решению проблемы, его прорыву.

Каким был первый шаг отца? Из личных наблюдений я знаю, что у каждого человека и у целых групп людей есть длинный список моментов и явлений, которыми они недовольны. Отец начал прояснять неразбериху, выявив и оставив для обсуждения лишь самые насущные темы. Как только он заставил своих собеседников осознать огромное влияние дефицита и товарных излишков на чистую прибыль, все остальные пункты из их списка усовершенствований отошли на задний план.

Мне понравилось, как отец объяснил, почему они не додумались до этого раньше. Я – психолог и прекрасно понимаю, что люди, страдающие от постоянных проблем, которые они уже возвели в ранг неразрешимых, вырабатывают защитные механизмы. Они просто делают вид, что не замечают этих проблем.

Также я знаю, что люди, использующие такие защитные механизмы, имеют тенденцию занижать свои жизненные запросы и ожидания. Просто, когда они прячут от себя свои реальные проблемы, их энергия тратится на менее важные для них дела. Поэтому, несмотря на усилия, они не достигают в жизни существенного улучшения. Ничего удивительного, что спустя время они опускают планку собственных ожиданий.

Мне интересно наблюдать, как то же самое происходит уже не с одним человеком, а с целой группой, в нашем случае – с компанией. Руководство прикладывает усилия к ее усовершенствованию, однако вместо того, чтобы сосредоточить главные ресурсы и сконцентрировать все мысли на борьбе с дефицитом и излишками, большинство инициатив направляется в сторону, в которую менеджеры компании позволяют себе смотреть. Поэтому они и ориентируются на деятельность по сокращению затрат.

Такие меры несколько повышают доходность, и результаты постепенно накапливаются. Но отец мне нередко говорил: как не складывай девять центов, десять все равно не получишь. И ничего нового нет в том, что как компания они занижали свои ожидания и ни в коей мере не рассчитывали, что какие-либо действия по совершенствованию могут увеличить прибыльность десятикратно.

Хорошо. Теперь я знаю, каков первый барьер на моем пути. Я тоже слепа и тоже отказываюсь видеть серьезные и хронические проблемы, проблемы, которые каждый маскирует, как умеет. Отец утверждает, что препятствие, не позволяющее нам четко и рационально мыслить, это искаженное восприятие реальности. Мне сложно представить, какие изменения в моем видении реальности могут снять этот барьер. Поэтому мне надо разобраться, помогает предлагаемый отцом взгляд на действительность или нет.

Предположим, что я могу определить основные проблемы и абстрагироваться от назойливости проблем менее существенных. Найду ли я путь к разрешению ситуации?

Очевидно, нет. Я продолжила чтение.

Когда отец заставил участников встречи сосредоточиться на самом главном – на дефиците и излишках, выявилась корневая проблема: все базируется на прогнозах, а прогнозы никуда не годятся.

Я попыталась представить, как бы сама двигалась от этой исходной точки.

Возможно, я постаралась бы найти способ улучшить прогнозирование?

Чем больше я думала об этом, тем больше убеждалась, что никогда не сказала бы: «Оставим прогнозы в покое, давайте поищем другую зацепку». Я никогда не спросила бы себя: «Как они должны действовать, если их исходный посыл – отсутствие информации о будущем спросе на товары?»

И даже если бы меня осенила мысль отказаться от прогнозирования, я уверена, что все причины, по которым это невозможно сделать (а в беседе звучали такие доводы), заставили бы меня отвергнуть столь «безумную» идею через одну, максимум – две минуты.

Вот мой второй барьер. Что же позволяет отцу без усилий двигаться в нужном направлении? И придерживаться его, пока все преграды не будут преодолены?

Дело в широчайшем интеллекте? Не думаю. Не нужен выдающийся ум, чтобы сказать: «Что мы можем сделать теперь, когда мы поняли, как плохо нечто, проанализированное нами, чтобы от него избавиться?»

Но когда это «нечто» – ключевое, когда на нем базируется вся постройка, для такого заявления необходима смелость. И решительность, особенно, если учесть совокупность преград и возражений. Отец утверждает, что я обнаружу в себе эти способности, если только отрекусь от представления о сложности окружающей меня реальности. Я не вижу, как другое восприятие действительности может дать требуемую смелость и решительность. Это – второй вопрос, с которым мне надо разобраться.

Ну что же, некоторый прогресс налицо. Я продолжила анализировать отчет.

С первого прочтения меня поразило, что, найдя потрясающее решение – решение, которое могло увеличить прибыль на 4 млрд долларов в год, – отец на этом не остановился. Он продолжил исследовать и показывать потенциал развития, открывающего путь к еще более значительным достижениям.

И ему это опять удалось!

Не могу представить себя на его месте. Ни себя, ни кого-либо другого. Многие ли из моих знакомых, придя к решению, с помощью которого можно достичь невероятных результатов, не остановятся в поиске дальнейших усовершенствований? Что заставляет отца продолжать исследование, развивать его все глубже и глубже? Эту способность не спишешь только на смелость или решительность. Честно говоря, я не уверена, есть ли для нее точное определение.

Отцовский взгляд на реальность, по-видимому, очень эффективен, если он может стимулировать человека к таким свершениям.

Я решила, что готова. Отец, наша следующая беседа потребует напряжения от нас обоих.

Я не могла дождаться завтрашнего дня.

Глава 4 Прирожденная простота

Когда я вошла в кабинет, отец оживился. Хотя, возможно, потому, что увидел в моей руке чашку дымящегося кофе.

– Спасибо, дорогая, – сказал он, когда я передала ему чашку.

– Что мудрого слышно от моих внуков? Есть свежие перлы? – поинтересовался он.

Я начала с приятного:

– Амир придет через два часа, чтобы поиграть с тобой в «Героев».

Затем сразу перешла к делу:

– Ну как, начнем? Что помогает мыслить по-научному четко?

– Эфрат, ты ведь знаешь ответ, – сказал он и отвлекся на кофе.

– Отец!

Он откинулся в своем вращающемся кресле, повернулся, взглянул прямо на меня и улыбнулся:

– О, мы сегодня полны энергии!

Я состроила гримасу, и он ответил на мой вопрос:

– Все, что нужно, чтобы ясно мыслить, – это принять концепцию Прирожденной простоты. Не как любопытную гипотезу, а как практический взгляд на реальность, применимый в любых обстоятельствах.

Я часто слышала от отца выражение «Прирожденная простота». Я знаю, что это – основополагающий момент в его мышлении. Однако, если откровенно, я никогда до конца не понимала, в чем суть.

– Отец, – сказала я, – некоторые твои подходы я использую в своей практике почти 20 лет. Я даже льстила себе, предполагая, что вношу посильную лепту в твою копилку. Но до вчерашнего дня я относилась к твоему учению как к набору превосходных рабочих методов. Отнюдь не как к способу достичь возможности жить полной жизнью.