Выбор
Шрифт:
Четыре месяца назад мы проводили на пенсию еще одного члена нашего коллектива – Анну Ивановну. И, естественно, Георгию Артуровичу пришлось в ускоренном режиме распределять ее пациентов среди нас. Благо у нее их было не много, все-таки человек возрастной, уже тяжело было справляться с большой нагрузкой. И вот тогда наш зав впервые, не боясь, доверил мне одного из пациентов Анны Ивановны. Совершенно особенный случай, интересный (для меня, как клинического психолога), требующий предельного внимания.
– Александра Вячеславовна, задержитесь, пожалуйста, – просит Манукян по окончанию совещания.
Коллеги,
– Саш, ну теперь рассказывай! – не церемонясь, начинает зав.
Наедине Георгий Артурович обращается ко мне на «ты». Это фривольное обращение не оскорбляет меня, даже наоборот, создает между нами некую родственную связь. Я ведь помню, когда была его студенткой, как он по-отечески меня поддерживал, сопереживал, помогал. От его «Саш» всегда на душе как-то тепло становится! Я знаю, Георгий Артурович благосклонен ко мне, он не раз говорил, что хочет сделать из меня высококвалифицированного специалиста, что видит во мне потенциал и какое-то особенное, присущее мне качество.
– Филатов – большой молодец, – улыбаясь, говорю я. – Он…он старается.
Мой новый «особенный пациент»… Целых два года Анна Ивановна работала с Филатовым. Диагноз – сенсорная афазия*, нижняя параплегия ** в следствие черепно-мозговой травмы.
– Удивительно, за два месяца такие результаты! Анна Ивановна за 2 года не смогла добиться того, что мы имеем сейчас.
Это правда. Когда Анна Ивановна передавала мне Филатова, у нас был долгий разговор. Она рассказала, что пациент сложный, всякий контакт и попытки восстановления когнитивных функций пресекал, отказывался от работы с логопедом-дефектологом, игнорировал занятия. Но при этом лечащий врач-невролог сообщает о положительной тенденции изменения в состоянии больного.
– Ну-уу… у него не было мотивации, – пожимаю плечами.
– А сейчас, стало быть, есть?! – приподнимает свои широкие темные брови Георгий Артурович.
– Он раскрывается! Начал прилагать усилия, поверил в себя и свои силы! Мы нашли общий язык! – воодушевлённо рассказываю я.
Была б моя воля, я бы вообще кричала о наших с ним успехах! Но сейчас я боюсь спугнуть это тонкое, хрупкое, по кирпичикам выстроенное доверие между нами.
– То есть только спустя четыре года он поверил в свои силы и начал бороться? – хмурится зав.
– Он находился в стадии отрицания и долгое время не мог принять сложившуюся ситуацию, – я начинаю нервничать, не понимая, к чему клонит Манукян.
– А может его мотиватором выступила именно ты, Саша? – прищуриваясь, вглядывается мне в лицо заведующий. – В пятницу приходила его мать с просьбой о дополнительном времени с тобой. Им мало тебя два раза в неделю.
– Серьезно? Я этого не знала…
Я удивлена. Очень. Помню, как рассказывала Анна Ивановна, что Филатова чуть ли ни силком отправляли к ней на занятия, а он устраивал истерики, проявлял агрессию, отказывался всячески с ней контактировать. Значит, я на верном пути. И это не может ни радовать!
– Я постараюсь подыскать для него свободное время, если вы считаете это возможным и необходимым.
– Нет, ты не поняла. Они хотят с тобой заниматься в индивидуальном порядке, Саш. Платно.
– О… – это всё, что я могу выдавить из себя.
Если честно, я никогда
не рассматривала свою работу с коммерческой стороны. И как бы это пафосно не звучало, но для меня первостепенно – помощь и результат. Желательно позитивный.– Я даже не знаю… я никогда… – сомневаюсь, закусывая нижнюю губу.
– Я посоветовался с Верником, – перебивает меня Манукян. – Он утверждает, что в последнее время Филатов заметно оживился, приступов агрессии не наблюдается, а самое главное, Филатов согласился поработать с логопедом. Поэтому не вижу оснований для отказа. И, Саш, тебе с Никиткой нужны деньги, как ни крути. В этом нет ничего особенного, – уверенно говорит Георгий Артурович.
На самом деле мне нужны деньги, это правда. Я хотела летом свозить Никитку к морю, перед школой немного закалить. Поэтому лишняя копейка не помешает.
– Хорошо, – так же уверенно стараюсь выглядеть я. – Подберу для Филатова удобное время.
– Хорошо, – согласно кивает зав. – Передам родителям Филатова твои контакты. Договоритесь что да как.
Благодарно улыбнувшись, собираюсь уходить.
– Саша! – неожиданно зовет меня Манукян, когда я практически выхожу из кабинета. – Хотя… нет… ничего. Иди работай, – опускает глаза зав.
Странно. И что это все значит?
*Афазия – (утрата речи) – повреждение речевого центра в головном мозге
** Нижняя параплегия – утрата движений в двух нижних конечностях
8. Максим
– Максим? – удивляется мать, когда входит в кухню. – Почему ты не на работе?
Правильный вопрос, мам!
Время три часа дня, а я сижу дома, пью кофе и болтаю с Любашей.
– Устал, – театрально вздыхаю я, показывая нечеловеческую усталость. Лениво потягиваюсь.
Любаня смеется. Вообще, мне кажется, в этом доме Любаня единственная, кто понимает юмор. Ну и, собственно, меня. Обожаю эту полную, пахнущую корицей и булочками, женщину!
– Ааа…– протягивает мать и недоверчиво косится то на меня, то на Любашу.
На самом деле я свалил с работы. Вчера опять лег спать под утро, отмечали чей-то день рождения, но почему-то платил снова я. К 9 утра отец притащил меня на завод, посадил в отдел технического контроля, что-то наказал перепроверить и ушел. Там я и преспокойно уснул. Прямо за столом.
И всё бы ничего, но я проспал совещание со всеми завами, замами, начальниками и другими «несчастными». Отец ураганом ворвался в кабинет и разорался, как ненормальный, схватил за шкирку, как дворового вшивого кота, и потащил на собрание.
Полчаса я пытался слушать, честно. Даже убедительно кивал, когда какой-то «зам-зав-начальника чего-то там» распинался о несоответствии чего-то чему-то. А потом я зевнул. Громко. И отец меня удалил с совещания… Вернее вышвырнул, как всегда, приправляя отборным матом.
– К четырем к Дане придет психолог, – воодушевленно сообщает мать. Равнодушно пожимаю плечами. Мне не интересно. – Михаил Андреевич сказал, что появились улучшения, – продолжает мать. – Да я и сама это вижу! – деланно радостно обращается родительница к Любаше, хотя эта вся информация предназначена специально для меня. Я это знаю.