Выбор

– Улучшения? – равнодушно спрашиваю. – Теперь он громче молчит?

Знаю, что грубо, знаю, что жестоко. Но я и не претендую на звание «Брат года».

Мать смотрит на меня с упреком и осуждением, но ничего не говорит. Да, ма, ничего не изменилось: я, по-прежнему, та еще скотина.

– Максим… – порицательно качает головой Любаня и отворачивается.

И эта туда же…

***

– Проходите, пожалуйста. Вот сюда можно повесить. Конечно… Будьте как дома, – слышу обрывками щебетание матери из холла. – Как добрались? – уже отчетливее доносится до меня.

Понятно, мать ведет мозгоправа сюда знакомить.

– Спасибо, хорошо, – о, а это уже интересно. Мозгоправ оказался мозгоправкой. – У вас очень уютно.

– Максим, познакомься, – ну кто бы сомневался, – Александра Вячеславна, психолог Дани.

Сижу в гостиной на диване и листаю соцсети. Поднимаю голову, чтобы поздороваться и спотыкаюсь… Спотыкаюсь о знакомое лицо.

Она смотрит на меня огромными глазами. Узнала.

Мы прожигаем друг друга взглядами, и первым нарушаю раскаленную тишину я.

– Психолог? Серьезно? Ты психолог? – вскакиваю и смотрю на девчонку, которая совсем недавно прыснула мне в лицо газовым баллончиком. На ту, которая обозвала меня маньяком.

– Максим, я прошу тебя проявить уважение к нашей…

– Ты считаешь, что человек, который не может совладеть со своими эмоциями, может помочь другому? – перебиваю ошарашенную мать. – Ты в своем уме?

– Ну знаете ли… Да вы… – вот и пришибленная отмерла и подала голос. – Да как вы смеете меня так оскорблять? – срывается с места и несется к входной двери.

– Истеричка ты, а не психолог! – кричу ей вдогонку.

Мать стоит, как вкопанная, и непонимающе смотрит то на меня, то в след убегающей девчонке.

– Мужлан неотёсанный, – доносится из прихожей.

Мужлан? Кто вообще сейчас так говорит?

9. Саша

– Мужлан неотесанный, – как-то само по себе вырывается из меня.

Плевать, что могла услышать хозяйка. Мне плевать сейчас на все. Я хочу уйти.

Господи, это же надо?!

Пытаюсь отыскать свою кожаную куртку. Ха-ха, кожаную, ага! Из кожи овцы такой же, какой я сейчас и являюсь по сути. Внутри бушуют ярость и обида, поэтому судорожно перебираю куртки на вешалке.

– Александра Вячеславна, простите ради Бога. Господи! Да что же это такое… – причитает женщина. Вот именно, что это, мать его, такое?! – Максим, он… он… – подбирает слова.

– Он хам, – помогаю закончить мысль Полине Андреевне. Кажется, так зовут эту милую женщину.

– Он бывает груб, да. Господи, мне так стыдно, – сокрушается бедная женщина и устало качает головой.

Мне ее жаль. Искренне жаль. Не знаю, кем ей приходится этот недоумок, но она явно не в восторге от него и его поведения.

– Прошу вас, останьтесь. Данила вас так ждал, – умоляюще смотрит на меня Полина Андреевна.

Нахожу свою куртку и стою в одном надетом кроссовке. Мне неприятна вся эта ситуация, но я немного остыла и готова рассуждать трезво. Почему, собственно, из-за какого-то козла я должна менять свои планы? Мне с ним не работать и, надеюсь, пересекаться мы больше не будем. Может, он вообще гость или сосед, который просто зашел на чай.

– Я не отказываюсь от работы с Данилой. Давайте вы будете привозить его в Центр?

– Даня сам попросил, чтобы вы приезжали к нам домой, – печально произносит Полина Андреевна. – Это для нас многое значит. Он практически четыре года никого не подпускал к себе, даже друзья не могли к нему попасть. Закрывался. А вас вот… – она замолкает, и мне отчетливо видно, как по ее лицу катится горькая слеза отчаяния.

Жалость карябает мою душу. Не могу я отказывать людям. Не могу и всё.

– Хорошо, – вздыхаю и сдаюсь. – Проводите меня к Даниле, пожалуйста.

Вешаю свою «кожаную» курточку обратно, снимаю один кроссовок и иду за Полиной Андреевной. Мы проходим через гостиную, и я краем глаза смотрю в сторону дивана, но наглеца там не вижу.

Хорошо.

Его нет.

Облегченно выдыхаю.

***

– Сынок, к тебе пришли! – осторожно приоткрывая дверь, говорит мама Дани.

Ее тон смягчился, в нем появилось тепло и умиление. На лице – легкая печальная улыбка. Она горюет. И уже давно. Это заметно.

Когда она разговаривала с тем самым Максимом, кем бы он ей не приходился, от нее исходила покорность, смирение… даже страх.

Только чего она боится?

– Здравствуй, Данила, – прохожу в комнату, бесшумно ступая по полу.

А шумно и не получилось бы: весь пол застлан ковровым покрытием с мягким высоким ворсом. Это приятно.

Данила Филатов сидит в инвалидном кресле у большого панорамного окна. В комнате очень светло, легкие шифоновые шторы полностью пропускают дневной свет. Мне очень хорошо видно парня в кресле: сегодня его отросшие светлые волосы идеально уложены назад, белая футболка и серые домашние брюки подчеркивают худощавую, но спортивную фигуру. Наверное, этот парень раньше не вылезал из спортзала.

Раньше. До страшной аварии.

Данила тщательно выбрит и, в целом, выглядит свежим и бодрым. Его глаза улыбаются, я знаю. За четыре месяца работы с ним я научилась распознавать эмоции парня по глазам и жестам. Сейчас его глаза улыбаются. Мне. И я улыбаюсь ему в ответ.

Слышу, как закрывается дверь.

Даня кивает и легким взмахом руки показывает проходить. У него паралич нижних конечностей, но руки здоровы.

Я подхожу к большому письменному столу, стоящему тут же у окна, раскладываю вещи, которые нам понадобятся для занятия.

– Данила, Георгий Артурович сказал, что ты согласился позаниматься с логопедом, – смотрю на парня.

Говорю спокойно, выделяя интонационно каждое слово.

Кивает.

– Меня это очень радует, Даня, – улыбаюсь. Мне важно вызвать в нем положительные эмоции, показать, что его успехи – мои успехи.

Улыбается.

В начале наших первых занятий речь Данилы была похожа на бессмысленный и бессвязный поток звуков. Понятно, что молодой парень комплексовал и раздражался. Кому хочется выглядеть в глазах собеседника слабоумным? Поэтому он выбрал одну единственную, по его мнению, правильную тактику – молчать. Мне пришлось научиться понимать его молчание.