Выбор

Шон, Филип и Вики начинают громко спорить между собой, говоря, что у университета сменился тренер, которого до сих пор никто не видел и не знает. Он же имел такую наглость, распустить прошлогодний состав команды, решив отобрать новый. Каждый из них строит догадки и создаёт образ из слухов, в то время как я полностью абстрагируюсь от разговора, как и Алестер.

Парень склоняется к моему уху и шепчет:

— Ты не говорила, что он гребаный хоккеист.

— Для меня это такая же новость, как и для тебя.

— Какого черта вообще? Ты же знаешь, что это хреново. Каждый знает, что это хреново.

— И все всё равно хотят быть в их компании, присутствовать в их гареме и пользоваться вниманием.

— Я не видел, чтобы ты в школе бегала за кем-то, желая быть популярной.

— Потому что все они смазливые идиоты, которые рады воспользоваться ситуацией.

— И с чего ты решила, что тут не так же? Я слышал и знаю лично, что университетская команда не лучше. У них мозг в члене, разве что возрастом старше.

— Как будто это отсутствует у других парней, — ворчу я.

Алестер окидывает взглядом все столы и останавливается на одном, игнорируя мои выпады. Стол переполнен девчонками, хихикающими над каждым брошенным словом из уст парней. Они словно в кино или сериале, где при поднятой по табличке, нужно посмеяться или заахать.

— Вон они, — говорит он, — не вижу среди них тебя.

Пожимаю плечами.

— Возможно, я претендую на младшие лиги, — хихикнув, отворачиваюсь и делаю глоток сока.

— Круто, только их нет. Тут только одна команда. Я не слышал, что кто-то из этой кучки в сборной этого года.

— Видимо, слава навечно, неважно, в команде ты или уже нет.

Алестер фыркает и несколько секунд внимательно смотрит на меня.

— Он думает членом, Эм.

— Ты даже не знаешь его.

— В том то и дело, что ты тоже, — парирует друг. — Ты защищаешь, и при этом даже не знаешь его. Из-за того, что он один раз помог тебе, не означает то, что у него нимб над головой.

Свожу брови и смотрю на Алестера из-подо лба.

— Ты же сам говорил, чтобы я развлекалась и отрывалась. Ни в чём себе не отказывала.

— Говорил, но я не хочу, чтобы ты была одной из тех, кто крутится вокруг них и не уважает себя, а они пускают тебя по кругу ради развлечения.

— То есть, если это будет какой-то неприметный парень, то я могу, ведь он не будет развлекаться? Это не равносильно?

— Черт, — буркает он. — Как это вообще могло произойти? У тебя Стокгольмский синдромом?

— Он не был моим мучителем.

Алестер коротко улыбается, но ради внешнего вида. Его ладонь берёт мою и поднимает со стула вслед за собой. Все три пары глаз устремляются в нашу сторону. Ему хватает лишь подмигнуть ребятам, чтобы утащить нас «по делам».

Парень шагает вперёд, и как только двери хлопают за спиной, он продолжает свою нотацию дальше.

— Уже им является. Он предлагает тебе гребаную дружбу.

— Конечно, ведь парень у меня есть.

Алестер резко тормозит. Его глаза встречаются с моими. Сразу понимаю, что сказала. Хочется заштопать собственный рот.

— Я говорил, что ты не обязана, к чему эти одолжения?

— Знаю. Я согласилась сама. Вырвалось…

— Мы можем порвать прямо сейчас.

— И всё покатится по наклонной.

— Эмма, ты не понимаешь? — вздохнув, Алестер стискивает на переносице большой и указательный палец, качая головой. Он отпускает моё запястье. — Я живу так, как хотел, а ты ограничиваешь себя. Я чувствую себя из-за этого дерьмово.

— В чём я себя ограничиваю?

— Ты не можешь быть с кем-то.

— Я и не хотела быть с кем-то.

Алестер издаёт смешок, наполненный грустью, он вновь качает головой, словно разочарован во мне и оскорблён.

— Хочешь сейчас, но не можешь, потому что чувствуешь себя обязанной мне.

— Какой в этом толк, если другой человек не хочет идти навстречу и принимать тебя? Будет другой. Возможно, он поймёт.

Слабая улыбка друга наполнена печалью. Беру его ладонь и переплетаю наши пальцы.

— Ты не понимаешь, Эм, — тихо выдыхает Алестер. — Не нужно жить тем, что будет, жить нужно тем, что есть. Завтра или через неделю будет конец света, а ты так и оставляла на будущее то, что можно сделать сегодня.

— Я не могу так. Я уже сделала несколько шагов, больше не хочу. Он сам сказал, что это он должен быть тем, кто добивается, а не тем, кого добиваются.

— Он полный идиот, если не понимает, что теряет. Я докажу.

Крепче сжав мою ладонь, Алестер поднимает уголки губ. Его лицо начинает светиться ярче солнца. Пугаюсь, когда он чуть ли не тащит меня за собой. В эту самую секунду не понимаю, что у него на уме. Первый раз в своей жизни, я не могу прочесть ход его мыслей и идей, которые возникли в сознании. Это и пугает. Иногда Алестер довольно непредсказуем, он может выкинуть всё, что угодно.

Происходит именно так.

В горле пересыхает в тот момент, когда он начинает заглядывать в аудитории. У меня есть догадки, кого он ищет, но я и не подозревала, насколько всё ужасно. Понимаю это только тогда, когда он затаскивает меня на порог аудитории, где профессор готов начать лекцию. Тошнота подступает к горлу, когда замечаю на одном из подъёмов Эйдена. Хочется провалиться сквозь землю, ведь сейчас разыграется самое настоящее представление.

Какого же моё удивление, когда Алестер обращается не к нему, к счастью, рядом нет ни Рэна, ни Картера. Эйден один. Друг смотрит в другую сторону от него. Кажется, он вовсе не замечает его, но я знаю, что это специально.

— Я задолбался тебя искать, Харпер, — сообщает Алестер, смотря на Брейди, который удивлён не меньше меня. Вероятно, он искал любого знакомого, который обитает в одной аудитории с Эйденом. К счастью или нет, он имеет слишком много знакомых.

Профессор откашливается, привлекая внимание Алестера к себе. У него отлично получается.

— Извиняюсь, я тут пытаюсь соединить сердца влюблённых, — заявляет Алестер, из-за чего я давлюсь воздухом.

Хочется кричать: «Какого черта ты творишь!?». Но я лишь сжимаю его ладонь, и пытаюсь хоть как-то повлиять, дёргая руку. Конечно, он сжимает мою в ответ, и силой удерживает в ровном положении, не позволяя делать движения маятника.