Выбранное
Шрифт:
ПЕСНЯ О РОДИНЕ
* * *
«Жизнь моя, иль ты приснилась мне…»
Примечание 09
(Мой?)
1994
* * *
МИТЯ И ГУДЗЯ
ДЕТСКИЕ ИСТОРИИ
КАК МИТЯ И ГУДЗЯ ПОЗНАКОМИЛИСЬ
В первый раз Митя и Гудзя встретились, когда были маленькими. Они пришли в дом пионеров на Новогоднюю Елку. Видят: все кругом празднуют – в игрушечный хоккей играют. Потом все стали смотреть кино «Белеет парус одинокий», а Митя с Гудзей стали разговаривать. Вот Митя и спрашивает: «Ты на сколько учишься?» «На тройки, а ты?» – говорит Гудзя. «А я – на пятерки!» – с гордостью отвечает Митя. И Гудзя зауважал Митю. Но когда Митя подрос и поступил в СХШ, то понял, что на пятерки учатся только дураки,– и стал троечником. Через два года вдруг на урок физкультуры приходит Гудзя. «Ух ты, кто к нам пришел!» – закричал Митя. А Гудзя очень удивился, потому что не узнал Митю. И стал у своего палы спрашивать: «Что это за Митя такой?». А Гудзя-старший спросил: «Митя очень толстый?» «Да нет, не очень», – ответил Гудзя. «Ну тогда это не тот Митя, потому что Арех рассказывал, что Митя очень страшно толстый!»
Почему Митя стал толстый? А вот почему. Митина бабушка Галина Васильевна пережила блокаду. И она очень любила своего единственного внука. Бабушка постоянно говорила Мите: «Ешь, Митя, ешь – а ну как будет опять блокада и нечего кушать будет? «
В ДЕТСКОМ САДУ
Митя ходил в детский сад на Артиллерийском переулке. Каждый день там давали на полдник булку с черной икрой. «Робя, не ешьте: это козявки», – говорили детскосадовские дети – и счищали икру вилкой на пол. Но Митя, помня совет бабушки, всегда съедал свой бутерброд. А детсад этот был для офицерских детей. И все дети хвастались друг перед другом, у чьего папы на погонах звездочек больше. А Мите-то и нечего было им сказать: его-то папа в это время в тюрьме сидел.
ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ
В детском саду Митя полюбил девочку по имени Оленька. Когда наступал тихий час, Митя ложился в кроватку к Оленьке и рассказывал разные сказки. И они играли куколками и плюшевыми мишками. Но однажды Воспитательница застукала их. Она вытащила Митю из кровати Оленьки, сняла с него трусы и стала водить по всем группам детского сада, приговаривая: «Вот, дети, смотрите все на этого бесстыдника!»
МИТЯ И ГУДЗЯ В СХШ
Были два корифана – Митя и Гудзя. Как придут они в школу – давай праздновать встречу: Гудзя на голове ходит, а Митя вприсядку пляшет. А потом начинают громко песни петь.
Сначала ученики думали, что Митя и Гудзя просто шутят. Но, видя эту же картину через год, через два и через пять лет, подумали, что они сумасшедшие и их пора отправлять на Пряжку. Так решили и учителя, и Гудзя с Митей стали сушить сухари и складывать их в мешок. Они стали еще больше корифанить, гулять по вокзалам и мечтать, как бы уехать подальше в лес и зажить там припеваючи.
ОТКРЫТОЕ КОМСОМОЛЬСКОЕ СОБРАНИЕ
Митя и Гудзя не были комсомольцами. Поэтому они ни разу не были на комсомольских собраниях. Но вдруг начальство объявило: «Сегодня у нас в школе состоится открытое комсомольское собрание, посвященное войне во Вьетнаме!» Закрыли на замки все выходы из школы и выставили комсомольские патрули. Митя с Гудзей видят: замуровали их. И тут они приняли такое решение: выпрыгнуть из окна второго этажа. Так они и поступили. Но дело в том, что Гудзя
был худенький и легкий, а Митя толстый и тяжелый. Поэтому Гудзя спрыгнул и побежал, а Митя спрыгнул и сломал ногу. Когда через две недели Митя пришел в СХШ на костылях, то все ученики очень его за-уважали и стали носить по всей школе на руках, распевая песни. С тех пор открытых комсомольских собраний в СХШ больше не проводили.ПОСЛЕ СХШ
Митя и Гудзя решили поступать в Муху. Но Митю сразу не приняли, а Гудзя тоже не поступил и попал в Армию. Митя стал грузчиком, и от поднятия тяжестей у него на левой руке выскочила большая шишка. И врачи ему чуть было не отрезали на операции руку. Но ничего. Все обошлось. А потом врачи обнаружили у Мити неправильный обмен вещей в организме, и ему выдали в военкомате белый билет. А тут Гудзя попал на химию, и они с Митей опять стали корифанить, смаковать и мечтать.
Когда Гудзя стал дембелем, его спросили: «Ты уважаешь Митю?» Гудзя ответил: «Нет, я его просто люблю!»
Митя тоже очень любил Гудзю, вот за что: пошли они гулять по каналу, навстречу им идет собачка – шпиц – такая пушистая и круглая. Тут Гудзя и говорит: «Слушай, Митя, а представляешь, если бы у этой собачки были бы подковки и если бы мы пошли с ней гулять в Зимний дворец – как бы она шла там по паркету: цок, цок!»
Об этой прогулке они сложили даже стих:
КАК МИТЬКИ СНИМАЛИСЬ В ЗАГРАНИЧНОМ КИНО
Прошлой весной в Питер приезжал настоящий заграничный кинорежиссер. Снимать кино из прежней жизни. Дело было так: вызывают меня в ударном порядке на Ленфильм. Прихожу. Актеры в коридоре шушукаются: самая что ни на есть настоящая заморская знаменитость. Фамилия Герман, или вроде того. Главная начальница над актерами говорит строго: «Сниматься возьмут не всех, а только самых лучших. Сцена очень ответственная, в ресторане: Распутин придет и будет причинные места казать. А вы не реагируйте. Ешьте, пейте, веселитесь. Кормить будут из Метрополя, а платить – бешеные деньги – чуть ли не в валюте. Так что, – говорит, – бери, Митя, братков и сестренок и приходи одеваться-гримироваться». Ну, думаю, раз в жизни повезло! Наедимся до отвала и кучу денег по-легкому срубим! Кинулся братков созывать – Флореныч с Оленькой в Англии, Шинкарев в больнице. Позвал Горяева, Кузю и Тихомирова. На женские роли – Машку Зорину и жену Танюшу. Главное, Машка очень обрадовалась: стипендия-то у нее – кот наплакал.
Нарядили нас во фраки и жилетки, а сестренок в длинные платья с перьями и украшениями, привозят в Юсуповский дворец. Смотрим: действительно, – кругом иностранцы. Сам режиссер подходит – дамам ручки целует – «Гофман, – говорит, – моя фамилия». Первый день только свет настраивали да столики двигали. На другой стали снимать, как Никита Михалков за соседним столиком икру наворачивает. А ему цыгане песни поют. За другим столиком офицеры белогвардейские водку пьют и котлетами по-киевски закусывают. А нам воды из-под крана в графин налили и хлеба корку – мол, на заднем плане пейте и веселитесь. Никите, смотрю, вторую миску икры волокут, офицеры уже пьяные в жопу – рожи красные.
На следующий день все-таки стали митьков крупным планом снимать. Сам Гофман приказал: «Художников накормить!» Тут официанты забегали – принесли салатов, котлет по полной – мне цыпленка-табака. Но, говорят, делайте вид, что вам есть не охота, а разговаривайте на свои богемные темы – по сценарию. Жена моя Танюша, бледнея, говорит: «Ах, боже мой! – у меня все нервы поверху: завтра премьера!» А я на это что-то из Достоевского ввернуть должен. В общем, пока репетировали, все что могли – умяли. Господин Гофман приказывает: несите им еще жратвы, а то кадр получается ненасыщенный. Вдруг Распутин приходит – мы даже сначала испугались, а потом смотрим: шуба-то на нем из нашего фильма «Город» с Алевтинки снята. Видно, у них на студии одна шуба на всех. Тут Распутин начинает на баб кидаться и заставляет их шампанское из горла пить. Из-за соседнего столика вскакивает иностранный артист, переодетый под офицера, и говорит, обращаясь к Распутину: «Пан есть мразь и быдло!» Тут мне как-то обидно стало за Распутина. Что ж это иностранцы наших так обзывают? Хотел я было за русских вступиться, да меня Потемкин отвлек: расскажи, говорит, нашим телезрителям, почему Митьки у Гофмана снимаются? Тихомиров от лица Митьков отвечает, мол, славы нам, конечно, этот фильм не прибавит, а вот деньжат, конечно, хочется по-легкому срубить! И действительно – целые мешки денег волокут и отдают их цыганам и Михалкову. А Митькам, говорят, и другим артистам из Питера после праздничков выдадут на студии. Но вот прошли празднички, и другие празднички, и третьи, а нам отвечают: звоните после. И вот после Нового Года Кузя специально смотался на Ленфильм – спрашивает: «Дык, сколько ж можно ждать?» Ему отвечают: «А нечего сюда ходить – не будет вам ничего». Заплакал тогда Кузя и пошел куда глаза глядят.