Выбрать волю
Шрифт:
К вопросам мести такого рода в Ньоне всегда относились очень серьёзно.
Ретроспектива
Все трое братьев Веймаров были вполне успешно женаты, но как-то так вышло, что из всех них первым обзавёлся наследником самый младший. По этому случаю был устроен небольшой приём — только свои — но приём этот, на анжельский лад, объединял мужчин и женщин.
Эсна была весьма горда тем, как ей удалось рассадить эту компанию за большим круглым столом, чередуя близких друг другу мужчин и женщин. Слева от супруга она устроила Ирэни, дальше следовал младший Веймар, его жена,
Забавно, что три собравшихся клана представляли собой три сильных крыла оппозиции, при этом направленных в три разные внешнеполитические стороны. Кьерины искали союза с Даркией, Веймары поддерживали близкие отношения с Анджелией, а Треймеры плели интриги с Ниией.
Но сегодня начать привычный политический спор им никак не удавалось: вести серьёзные разговоры в присутствии женщин было не принято. Поэтому приходилось обсуждать погоду, планы на отдых и небольшие житейские достижения вроде удачной охоты. Беседа, по правде сказать, получалась скучной, потому что братья Треймеры не горели желанием включаться в столь мелкие темы, их жёны явно опасались проявлять оживлённость, Ирэни витала где-то в облаках... В общем, в какой-то момент Эсна с недовольством обнаружила, что разговор ведётся почти сплошь между нею, отцом и мужем. Обед нужно было как-то спасать! Но как?
Она попыталась было вовлечь в дело Алну; но та отвечала неохотно и односложно. С досадой Эсна бросила взгляд на младшего Треймера — и тут же поспешно отвела глаза, вот уж кто умел навести жути одним своим присутствием! Ульма и всегда неохотно шла на контакт, а сейчас, опустив глаза в свою тарелку, казалась совершенно сосредоточенной на еде и не готовой ни к какому контакту. Старший Треймер глядел столь мрачно, что к нему и соваться было боязно. Мысли молодой матери были сплошь заняты новорожденным; не дождавшись конца обеда она так и сбежала в детскую.
Эсна решила воспользоваться этим шевелением, чтобы перераспределить гостей.
— Предложишь им покурить у камина? — тихо попросила она супруга, наклонившись близко к его уху.
Тот улыбнулся краешком рта и медленно кивнул, послав ей взгляд весёлый и ободряющий.
Спустя пять минут им удалось расслоить общество на привычный ньонский манер: мужчины расселись у камина с трубками, а дамы устроились у окон с чашками чая.
В тот же момент, как произошло это расслоение, в каждом кружке завязался живой разговор.
Мужчины углубились в вопросы торговли с Ниией и экспорта туда тканей.
Женщины заспорили о том, каким образом защищать дом от нашествия различных насекомых.
Хотя в целом ситуация выправилась в сравнении с напряжённым обедом, нахождение этих двух независимых центров в одном помещении не всем было по нраву. Треймеры явно были недовольны тем, что женский гомон отвлекает их от дела: каждый из них бросал в дамский угол взгляды в своём репертуаре, один — острые, другой — мрачные. Под этими взглядами их жёны замолкали и отворачивались. Ирэни и Эсна, напротив, принимая участие в общей беседе, норовили расслышать и то, о чём говорят мужчины, от чего иногда теряли нить собственных рассуждений. Зато они сразу услышали, когда старший Веймар позвал:
— Солнечная!
Эсна обернулась и улыбнулась, выражая готовность слушать. Она ожидала, что требуется что-то сделать для комфорта гостей, но Веймар обратился к ней совсем по
другим причинам.— Что ты думаешь, подходят ли наши хлопковые ткани для ниийских холодов?
Дело в том, что мужской спор упёрся в вопрос, так ли востребован в Ниии лёгкий ньонский хлопок, если летняя жара в этой стране длится всего пару месяцев.
Отложив чашку, Эсна подошла к мужчинам — не кричать же через всю гостиную! — и с лёгкой улыбкой ответила:
— Полагаю, обгоняющий ветер, всё же подходят. Ведь для прогулок на холоде у ниийцев есть их шубы и куртки, а в помещениях обычно натоплено. Удобнее носить в доме хлопковую одежду, а на улицу накидывать шерсть и мех, чем париться в и без того жаркой комнате.
Старший Веймар сделал жест, который можно было истолковать как: «Я же говорил!»
— При всём уважении к солнечной, -— холодно вмешался младший, — в столь серьёзных вопросах нужно ориентироваться на факты и выкладки, а не на женские предположения.
Не ожидавшая такой нападки Эсна слегка приподняла брови; но ни она, ни её муж не успели ничего сказать, потому что в дело со свойственным ей пылом вмешалась Ирэни.
— Знаешь что, братец! — гордо выступила она вперёд, откидывая рыжие волосы за спину. — Кому, как не женщине, лучше знать, какие ткани когда востребованы! Не сам же ты шьёшь себе одежду, о могучий воин!
— Справедливое замечание, — кивнул старший Веймар. — Вот лично я,— улыбнулся он, указывая на свой костюм, — знать не знаю, из чего всё это сшито!
— Анжельский атлас! — переглянувшись, хором вынесли вердикт Эсна и Ирэни.
— Вот как! — он с некоторым удивлением пощупал собственный рукав. — А я-то думал, это всё наше, ньонское.
— И после этого они ещё хотят торговать тканями! — фыркнула Ирэни вроде бы как тихо, обращаясь к Эсне, но слышно было всем.
Демонстративно игнорируя дам, младший Треймер холодно обратился к хозяину дома:
— Твоя сестра ведёт себя не подобающе, Веймар.
Тот удивлённо приподнял брови и явно собирался что-то возразить, но в разговор неожиданно вмешался старший Треймер:
— Не вижу ничего зазорного в том, чтобы женщина высказала своё мнение в вопросе, в котором она разбирается. Одежды всех сортов, безусловно, являются тем самым вопросом, где именно дамы выступают экспертами, — впрочем, взгляд, который он обратил на Эсну и Ирэни, был слишком мрачным, чтобы счесть его слова за комплимент.
Эсне было, что сказать на этот счёт, но тут она натолкнулась на предостерегающий взгляд отца и предпочла вернуться к покинутому чаю. Ирэни, гордо фыркнув, последовала за ней.
Глава двенадцатая
Потрясённая своими открытиями Эсна едва дождалась возможности скорее бежать к Грэхарду, чтобы поделиться ужасными догадками по поводу смерти старшего Веймара. Сразу после обеда она скорее отправилась в Верхний дворец.
Момент для такого рода откровений был выбран ею не очень удачно. Грэхард, действительно, серьёзно смягчался в разговорах с матерью, оказываясь под её влиянием, но наедине с собой быстро возвращался к прежним мыслям. Ему по-прежнему не нравилась эта революционная затея с приёмом, ему ещё больше не нравилось, что в это дело замешана его жена, и он совсем уж бесился от того, что так легко идёт на поводу у женщин, которые ему дороги. Пожалуй, именно последнее соображение вновь повергло его в гнев: ему параноидально казалось, что он становится мямлящим подкаблучником, которым вертят во все стороны.