Выдумки чистой воды

– Что же они теперь будут делать?
– спросил Водяной Черноглазку.

Она закурила.

– И вы тоже задаете вопросы?
– усмехнулась краешком губ.

– Что?

– Вот именно. Что? Что делать? Кем стать? Послушайте только!

Водяной послушал. Из мутных глаз, из влажных ртов и впрямь лилось одно и то же:

– Кто виноват?.. общество... илы... исты... Па!.. Куда идти?.. вперед!.. назад!.. Когда же придет настоящий день?..

– О, не могу, не могу!
– сдавленно выкрикнула вдруг Черноглазка, уткнув растрепавшуюся голову в тонкие руки.
– Не могу больше это слушать! Вселенский треп! Двадцать, двадцать пять лет друг друга спрашиваем, где выход!

Водяной посмотрел, где выход. Дверь была близко. Ему захотелось взять Черноглазку за серебряный звон браслетов и вывести в эту дверь, и найти овраг с источником...

А она опять мерцала на него глазами и тихо выпускала дымок слов:

– Мы свое время проговорили. Зато души сберегли. Нет, не все. Некоторые продались желудку. Теперь они заядлые срамословцы куда ветер дует. А мы самосохранились. А что дальше? Мы так тихо говорим, себе под нос. Страшно далеки мы от народа! Свои голоса пропели, прокурили...

И она негромко, хрипловато, но в то же время мягко, мягко - так, что у Водяного задрожало в горле!
– вдруг пропела:

Заезжий музыкант целуется с трубою,

Пассажи по утрам так просто, ни о чем.

Он любит не тебя, опомнись, бог с тобою,

Прижмись ко мне плечом, прижмись ко мне плечом!..

Беленькая девочка подняла лицо.

Й-й-ймщик, не гони лошад-дей!..

– взревел в углу изморщиненный человек, и ему тоненько подвыли:

Мне-а малым мало спало-ось,

Ох да во сне привидело-ось...

Печальная всхлипнула:

На Муромской доро-ожке

Стояли три сосны...

– и схватилась за сердце:

– Жалко, Господи! Как всех жалко!..

– Чего за-вы-ли!
– крикнул мрачноликий. Он еще больше стемнился.
– Зовите Соловья! Пусть он споет! Они, молодые, знаете, как? Молотом тяжелым!..

В комнату втолкнули насупленного юношу, и Водяной узнал Соловья-Разбойника. На его послушный посвист, толкаясь, задевая всех крылами, ввалились Четыре Брата-Ветры. Сперва они стеснялись, забились по углам, но изморщиненный щедро налил им из огромной, в половину его роста, бутыли, где сладко пенилась какая-то гнилая ягода, и Ветры разом ошалели, пошли бушевать, толкаться, рвать друг у друга перья из крыл... Один толкнул другого так, что тот ввалился в книжный шкаф. Звон! Брызги осколков! Ветер жалобно завыл, вздымая окровавленное крыло. Соловей засвистал, закрыв глаза, не утирая слез.

– За такое полагается в три места, - укоризненно провозгласил кто-то в гуще шабашного сборища.
– В харю, в спину и в двери.

– Да ладно, мужики. Хрен с ним, стеклом. Было бы здоровье, остальное за деньги купим, - гудел мрачноликий.
– Тесно же, ступить негде, а тут этот ящик!
– Он злобно стукнул кулаком по гробу: - А ну, несите его вон! Разлегся тут. На балкон, что ли? Чтоб не мешался. А ну, раз-два, взяли!..

Гроб с натугой подняли, потащили. Взвизгнул Соловей-Разбойник, заголосила Печальная. Черноглазка прижала ладонь к щеке... Водяной схватил ее за звенящее запястье и, не зная зачем, повлек за собой из комнаты. Беленькая девочка нагнулась над своими домами, прикрывая их.

*

Сквозь людей Водяной и Черноглазка куда-то побежали, где было пусто, и она прихлопнула дверь.

– Ой, не могу! Надоели, трепачи! Душно.

Она расстегнула пуговку на груди, и Водяного словно ударило по глазам. Чистый, чистый блеск алмазный, вот он, рядом!

Не зная, что делать теперь, протянул куда-то руки, и пальцы легли ей на плечи.

Черные глаза так сияли, что слезы прошибли Водяного.

– Ну что ты, - сказала она.
– Ну что ты!

Он всхлипнул, не зная, что говорить, не помня себя, чувствуя, что сейчас разольется морем нежности.

Она опустила голову, закрыла руками лицо, а показалось - всю себя.

Тянул, тянул ее к себе, а она упруго гнулась, противилась, и вдруг как-то сразу сникла, сдалась, заблистала в его руках.

– Я тебя люблю!
– вспомнил Водяной заветные, недавно подсказанные кем-то неведомым слова, и взмолился, утыкаясь губами в ее струной натянувшуюся шею: - Я тебя люблю!

Она что-то слабо прошелестела. Его сердце вылилось в слезах, струилось меж ее грудей! А она то сторожилась, то оплетала его своим алмазно-чистым телом.

Водяной бился, бился, словно рыба на берегу. Задохнулся совсем, но вот кончился колючий песок, вот она, вода!

– Я люблю тебя!
– вновь выкрикнул он, а она, с закрытыми глазами, измученным ртом простонала:

– Ох... Господи! Милый, уйди! Не смотри! Ми-лый...

Водяной, холодея, поднял глаза.

Никого. Никого нет. Кого молит, кого гонит она, все еще вздрагивая?!.. Тело ее погасло. Осталась только темная тень меж простыней.

Повинуясь человечьему навыку, оставшемуся в наследство, Водяной оделся и вышел, оставив... кого? чью?

Вышел и пошел, горло пересохло. На кухне было грязно, но безлюдно. Глухая ночь. И спорщики утихли. Ощупью нашел Водяной кран. Тот злобно фыркнул, выпуская на волю струю.

Водяной захлебнулся.

– Водица! Родненькая!
– завыл он.
– Спаси! Нет сил!..
– Он с трудом выталкивал слова меж глотков.
– Родимая!
– Он бил руками по холодной железяке, но кран никак не пускал его к воде, а та, которая попадала в рот, была уже давно мертвой, задохшейся среди ржавых труб.

Оттолкнув кран, Водяной выскочил в коридор. Дотлевала под потолком лампа, и в свете ее он увидел среди вороха одежды на вешалке серую куртку, с левой полы которой... тихо-тихо, незаметно... капала вода.

*

Да как же он мог забыть?! Вот ведь еще примета, по которой знатцы могут признать Водяного, принявшего человеческий облик! Его куртка, она!..

Схватил ее, оболокся, словно влажной чешуей, - и сразу стало легче дышать. Вцепился в замок, наконец одолел - и бросился вон, оставив на двери красные вмятины от своих пальцев.

Беленькая девочка выглянула в коридор и помахала Водяному, но тот ее уже не видел.

Старый Ветер, сокрушитель деревьев, мчался по улице. Листодер посвистывал вслед.

– Деревья! Травы! Птицы! Это правда, что в прошлой жизни вы были людьми? Скажите о них хоть слово доброты!

Газоны стали дыбом, деревья рухнули в аллеях. Дятел в отчаянии заколотил по фонарному столбу:

– Нет, нет. Нет!

Водяной закинул голову, рванулся к звездам:

– На вас смотрят люди. На вас и в небо! Что же воздвигли они свой Город, словно кривое зеркало Вселенной?

Водяной бросился дальше, не дождавшись ответа. Он бежал, и ему все время хотелось вывернуть карманы, потому что туда, казалось, набился весь его сегодняшний день.