Выход из Windows

неужели никто не знает о случившемся?

Нонпа Богдановна впервые в своей жизни произнесла эту прибереженную на крайний случай, киношиую, пластмассовую фразу, вдруг неимоверно пригодившуюся в эту секунду:

– Примите мои соболезнования. Будьте сильной, - добавила она.

И тут ей показалось, что эти слова прошибли сознание секретарши. Галя сначала закатилась беззвучно, страшно скривив лицо с открытым ртом, потом выдохнула раскатисто, закивала, сильно закусила губу, руки и губы ее тряслись, она попросила сигарету.

– А вы когда вернулись вчера домой?
– почти шепотом спросила Серафимова.
– Я понимаю, но вы не обижайтесь на мои вопросы, их еще много разных будет.

– В десять. Он не позвонил. Только уезжая, сказал, что его не будет. Но обычно он звонит и говорит, что я могу идти домой, а тут не отпустил.

– Да, в десять там еще шум стоял, - задумчиво произнесла Серафимова.

– А когда, как?
– спросила Галочка, вытирая платком совершенно мокрое лицо, ее рыдания еще не прекращались, но она уже обрела способность соображать.

– Я все вам расскажу, только позже, а сейчас давайте откроем кабинет. Вот у меня постановление. А вы держитесь, держитесь. Выпейте воды.

Галочка покосилась на следователя: холодный тон заставил секретаршу взять себя в руки. Она встала и открыла дверь кабинета Финка.

– Позовите кого-нибудь. Двух человек, у кого есть время.

– Кого?

– Прежде чем входить в кабинет, нужны понятые, - учительским тоном пояснила Нонна Богдановна.

Галочка вышла. Ее шатало. Минут через пять возле дверей в приемную толпилось человек десять, другие подбегали, протискивались, подымались на мыски. Галочка еле преодолела заслон, вошла в свою приемную и сказала, что народ в понятые идти отказывается. Серафимова столкнулась со сложностями, которых не предвидела.

Какие-то странные были эти приватизаторы.

– Товарищи, может быть, кто-нибудь соизволит пройти в кабинет и посидеть в качестве понятых?
– обратилась она к уставившимся на нее сотрудникам.

Тут же добрая половина оказалась на своих рабочих местах. Кто-то из них, убегая, даже крикнул: "Мы малограмотные". Серафимова разозлилась, резко встала с дивана и подошла к народу. Схватила за пуговицу плюгавенького мужичка, втащила в комнату со словами: "Я освобождаю вас от работы для выполнения гражданского долга". Мужичок бормотал, что он хотел бы выполнять свой долг на рабочем месте, но Серафимова перебила его:

– Ничего, проходите, так безопаснее будет для общества, меньше вреда. И добавила: - Правильно вас Иисус из храма изгонял, сволочи равнодушные.

Эти ее слова напугали сотрудников еще больше.

Потом Галочка все-таки сумела уговорить круглую дамочку из соседнего отдела, заманив ее чаем и пряниками. Та пыталась объяснить общественности, что у нее очень много работы, просто завал.

Общественность оправданий не приняла, жертву подтолкнули в приемную.

Следователь закрыла перед дюжиной носов дверь приемной, повернула ключ в замке.

– Проходите, - сказала Серафимова секретарше и понятым.
– Садитесь, вы здесь в уголке, - указала даме, - а вы ко мне поближе.

Она надеялась, что первичный осмотр кабинета ей удастся провести одной, но, увидев размеры кабинета, вызвонила Братченко. Просила подъехать, объяснила, как и что делать, оказавшись в проходной. Потом разложила перед собой бланки, выбрала бланк протокола допроса и задала секретарше главный вопрос. Та уже не плакала, по платок еще был наготове.

– Вчера был вторник. Расскажите мне, Галочка, как проходил ваш рабочий день, и все от начала до конца: что делал Финк со времени прихода в эти стены до окончания рабочего дня. Звонки, визиты, отъезды, совещания. Я слушаю.

ВТОРНИК

Адольф Зиновьевич Финк пришел на работу во вторник, как обычно, в девять двадцать. Это было мило с его стороны - приходить на работу в девять двадцать, чтобы дать возможность секретарю приготовить его кабинет: включить кондиционер, полить цветы, перевернуть лист на настольном перекидном календаре, передвинуть окошечко на стенном календаре, поменять воду в графине, завести часы, что там еще... сбегать в буфет за апельсиновым соком. Последнее время Адольф Зиновьевич сел на "Гербалайф", и каждое утро Галочка разводила ему в стакане апельсинового сока дозу странного порошка из огромной банки.

Результаты начинали сказываться: у Финка обнаружили язву двенадцатиперстной кишки.

Потом Галочка садилась на свое место, включив чайник, так как сразу после "Гербалайфа" Финк любил попить чайку с двумя печеньями или конфетой. Начинались звонки. Она записывала звонивших в блокнот, который Финк подарил ей на Восьмое марта. Рядом с каждой фамилией - приблизительное время звонка. В примечаниях - по какому вопросу звонили, если это удавалось выяснить. А то, знаете, бывают такие, ну прямо секретные агенты, слова не вытянешь. Культуры маловато или считают, что они пуп земли, по голосу их, что ли, узнавать надо?.. Совещаний во вторник никаких не было, и ничего особенного запланировано не было. Честно говоря, у них с Финком не заведено, чтобы секретарь составляла план на день, а тем более на неделю. Бесполезно это.

Стихийно ведь все происходит. Один позвонит, предупредит, что приедет через час; другой и вовсе без предупреждения, а третий за неделю записывается. Таких Галочка, конечно, отмечала - в конце блокнота. Но эти господа - мелкая сошка. Не понимали, что, назвав время и день встречи, Финк тут же об этом забывал. Записывал в настольный календарь, но все равно забывал. Потому что начальство срывало все планы, а еще - всякие там друзья, обстоятельства...

Что еще?

Приехал Финк в обычном непонятном состоянии и настроении. Он такой человек: поутру его лучше не трогать. Входит в приемную, Галочка ему: "здрасьте", он может ответить, может не ответить. Посмотрит на нее туманным взглядом и проходит в свой кабинет. Ключи у него свои. А через пять минут Галочке но коммутатору:

– Зайди.

Галочка до сих пор от этого его "зайди", как от уведомления о сокращении, шарахается. А это он ее зовет сказать, чтобы она ему "Гербалайф"

несла, или чтобы кондиционер на другую скорость включила, или чтобы картину на противоположной стене поправила. Она к нему с готовым "Гербалайфом" несется, стакан на блюдечке, "Гербалайф" в апельсиновом соке настоялся, размок, загустел. Он пьет и слипшимися губами дает Галочке первые указания:

– Вызвать зама Бродского, потом Гиппиус из профкома, потом главбуха управления Вознесенского. Не забыть поздравить начальника снабжения Распутина с днем рождения, а кадровика Дзержинского состыковать с юристами.

Потом звонки, которые он должен сделать, а Галочка - набрать: начальник "Шереметьево-2", начальник таможни, ФАПСИ, Мосстройэкономбанк.

– Очень интересно, - притормозила Серафимова, - нельзя ли взглянуть на этот блокнотик?

Галочка принесла из приемной пухлую, но еще новую книжку. Нонна Богдановна открыла на последней исписанной странице, звонили: Минрадиопром, Катя, Вышеславцев, Овечкин, Приемыхов, Мария Олеговна из столовой с жалобой, что ее облили нарзаном, и так целый столбец.