Выход в свет. Внешние связи

Я уставилась на него ошалело.

— Это какая-то ошибка, — пробормотала, заикаясь.

Слева что-то шлепнулось и гулко покатилось по полу, а затем грубо слепленный серебристый блинчик затормозил о мой сапог и упал на бок. В неровностях лепешки угадывались контуры пера, склеенного чудовищной деформаций. С грохотом отодвинулся стул, и на лице профессора промелькнуло удовлетворение, которое ему не удалось скрыть.

Замерев, я наблюдала, как Мэл встал со своего места и демонстративно рвал исписанные листы с ответами — неспешно, один за другим. Звук рвущейся бумаги разносился в замершей аудитории с утроенной отчетливостью и поверг меня в состояние оцепенелого ужаса, потому что являлся предвестником взрыва.

Взяв сумку, Мэл сгреб клочки и прошествовал к экзаменационному столу, где высыпал, устроив настоящий дождь из обрывков. Профессор хладнокровно взирал на усеянную бумажными лепестками столешницу, скрестив руки на груди.

Я подскочила на стуле. Сейчас Мэл создаст разрушающее заклинание или схватит препода за жилетку! Надо остановить парня, пока он не кинулся с кулаками!

Но Мэл сдержался, наградив профессора на прощание убийственной зеленью глаз. Когда за ним закрылась с грохотом дверь, мужчина смахнул с плеча бумажный клочок, а я, очнувшись, заметила, что моя рука нервно теребит ворот свитера, растянув и без того растянутую горловину.

Только что Мэл подписал себе приговор, и Альрик недрогнувшей рукой вывел в ведомости рядом с его фамилией: "отказ".

Пошатываясь, я выползла из аудитории. Меня обступили, забросав расспросами о том, сколько раз и куда покусал свирепствующий препод, но на шутки не было сил. Да и о чем рассказывать? О том, что профессор Вулфу, талантливый ученый без страха и упрека, пользующийся незыблемым авторитетом, воспользовался ситуацией и устроил неприглядное представление? Или о том, что Мэл, правдами и неправдами добившийся допуска к экзамену, в мгновение ока уничтожил имеющиеся достижения? Ему не спустят с рук публичное оскорбление преподавателя, и опять Мэл заработает всевозможные штрафы и будет драить институт от чердака до вахтерской каптерки.

Чего он добился, покинув аудиторию? Своим уходом выказал презрение Альрику, а заодно и мне. Наверное, я выглядела в глазах Мэла расчетливой стервой, получившей хорошую отметку непонятно за что, хотя ума в наличии — всего полграмма. Боже мой, о каких оправданиях может идти речь, если к моему вранью прибавилась оценка, притянутая за уши?

Посидев на подоконнике, я направилась окружным путем на чердак, чтобы остудить горящие щеки и вскипевшие мозги. Коридоры опустели, у экзаменационных аудиторий остались лишь те, кто плелся в хвосте сдающих, и сочувствующая публика. И Эльза пропала. Наверное, дождалась Мэла и, заметив его невменяемое состояние, предложила успокоить в каком-нибудь кафе или клубе. Драная кошка с облезлым хвостом.

И в плохом нужно видеть хорошее, — бормотала я про себя, шагая по переходу. В частности, Мэлу достало ума не распустить руки. Я видела — уходя, он едва сдерживался, чтобы не развернуться. Стало быть, его неприязнь к профессору сильна, и у них взаимное противостояние. Неужели меня использовали как средство для обострения вражды?

Вывернув из бокового коридора, я напоролась на… Мэла, сидящего на ступеньке лестницы под люком. Увидев меня, он поднялся. Значит, Мэл не ушел с танцоршей, чтобы утешиться в ее компании, а решил спустить пар и отыграться на мне вместо профессора. Он догадался, что я ринусь на чердак, и устроил западню. Ой, ужас, кому-то пришел конец!

Я пятилась, пока не уперлась спиной в стену. А позади глухой угол, из которого не выбраться. Ма-а-ама!

Мэл приблизился не спеша, и расширившиеся зеленые колечки в глазах заставили меня зажмуриться от страха. Похоже, сегодня непрекращающийся праздник лета.

— Не бойся, — сказал он с усмешкой. — Женщин не бью.

Я боязливо открыла глаза. Мэл стоял в двух шагах и, засунув руки в карманы, смотрел на меня — цинично, оценивающе.

— Можешь начинать.

— Что? — прокаркала я хрипло и прокашлялась.

— Оправдывайся.

Неестественно спокоен, — отметилось отстраненно. Как пороховая бочка с фитилем. Поднесу спичку, и следов от меня не останется.

— Я не знала, что он поставит тройку, — ответила, стараясь, чтобы голос не дрожал.

— Четверку, — поправил Мэл.

— Д-да, четверку. И приготовилась к пересдачам.

Не успела я моргнуть, как Мэл очутился рядом и уперся руками в стену, перекрывая пути отступления. Я сжалась, отводя взгляд, потому что боялась обжечься кипящей зеленью.

— Знаешь что, Папена? — Он наклонился к уху, и по моему телу прошла невольная волна дрожи. — Хорошие отметки просто так не даются, их нужно заслужить. Ты уже отработала свою четверку или получила авансом?

— Ничего я не отрабатывала и не собираюсь!

— Тогда за какие шиши особое расположение? — мучил Мэл своим дыханием. Он стоял совсем близко, стоило лишь протянуть руку и коснуться обманчиво благодушного лица.

— Не знаю!

Мэл еще придвинулся, и свободное пространство между нами сузилось до пары сантиметров.

— Может, за регулярные походы на пятый этаж? Дай вспомнить… По понедельникам, средам и пятницам.

— Откуда ты знаешь? — поразилась до глубины души. Я же пряталась и шифровалась, крадясь на цыпочках и выглядывая из-за угла. Неужели за мной следили не только на улице, но и в институте?

— У местных птичек длинные хвосты, на которых они разносят сплетни, — понизив голос, Мэл наклонился еще ближе, и два сантиметра, разделяющие нас, исчезли.

— Я ходила на медицинские осмотры, — горячо возразила, не поднимая глаз. — Ничего не было!

— Он не врач, чтобы посещать его через день. Или вы играли в ролевые игры? — ухмыльнулся похабно Мэл.

— Ни во что мы не играли! Он брал анализы, замерял давление, пульс, смотрел глазное дно — и всё!

— Почему он, а не Морковка? — продолжал выпытывать Мэл.

— Потому что после случая с Касторским мне велели регулярно ходить на пятый этаж и не предавать огласке.

— С Касторским? — переспросил Мэл озабоченно, но через мгновение его тон стал приказным: — Сегодня же поговоришь с ним и откажешься от осмотров.

— Почему?

— Почему? — удивился Мэл и с яростью саданул кулаком по стене, заставив зажмуриться от испуга: — Объясню тебе, почему. Потому что меня бесит его высокомерие и спесь! Потому что он решил, будто может взять чужое. Потому что он лапал мою девушку, и между ними что-то было!

— Никто меня не лапал и ничего не было! — опротестовала я и утонула в раскаленном изумрудном море.

— Заезженная пластинка, — скривился Мэл.

— На себя взгляни. Чуть не облизал Эльзушку, жалко, платка не оказалось под рукой, чтобы подтирать слюни! — выкрикнула я и прикусила язык. Зря сказала. Мэл решит, что перед ним патологическая ревнивица.