Выход в свет. Внешние связи

И я потопала. Однако стучать каблуками молча было скучно.

— Ты тоже читаешь "боевые листки"? — поинтересовалась я у Вивы.

— Читаю. И сделала пару ставок.

— На Эвку?! — подпрыгнула на стуле соседка.

— На неё нельзя ставить. Она — спутница по приглашению, — разъяснила девица. — Я поставила на представление.

Аффа пошуршала листочками:

— Не помню такого. Мы остановились на том, как не уснуть во время речи премьера.

— Сейчас расскажу. После выступления премьер-министра у вас будет пятнадцать-двадцать минут, чтобы освежиться и попудрить носик. В общем, сделаете необходимые дела и перейдете к следующему этапу — концертной программе в Большом амфитеатре. Там атмосфера посвободнее, и можно усаживаться, где заблагорассудится. Поэтому старайтесь занять места поближе к арене. Ежегодные представления — апогей регламента приема. Их содержание держат в большом секрете и следят, чтобы не произошла утечка информации. Поэтому ставки на концерт зашкаливают. Народ свихнулся, вычисляя, какой сюрприз подготовили режиссеры-постановщики в этом году.

— И у тебя крыша поехала? — хихикнула Аффа.

— И у меня, — согласилась девица. — Сделала ставку на левитацию и чревовещание.

— А что говорит твоя интуиция? — спросила я у соседки.

— Она говорит, что тебе понравится, — ответила та, не задумываясь.

— Точно, — кивнула Вива. — Представление — наилучшая часть вечера. В общем, смотри, наслаждайся и не сдерживай эмоций. Если уж, глядя в телевизор, сердце замирает от красоты декораций и начинки, то в амфитеатре будет смотреться в тысячу раз лучше.

— А потом? — влезла Аффа.

— Потом — суп с котом. После представления публика переходит в Большой банкетный зал. Не бойся, сидеть за столом рядом с премьером не придется. Завершающая часть приема состоит в том, что номинанты на звание "Лица года" фотографируются с премьер-министром и кратко общаются с ним, а гости циркулируют по залу и беседуют на разные темы.

— А есть-то когда? — удивилась соседка. — Уж за полночь перевалит, а Эвка останется голодной.

— Туда приходят не лопать, а себя показать. Официанты будут разносить на подносах шампанское, вино и закуски. Запомнила, как зовут советников и министров?

— Не всех, — покаялась я смиренно.

Пусть у меня худая память, никогда не признаюсь, что в ней мгновенно и навсегда выжглась фамилия начальника Департамента правопорядка.

— Двояк тебе. Нужно отличать министров от их заместителей. Если обратишься к собеседнику по имени-отчеству, можешь получить плюс к рейтингу кавалера.

Что за непруха? Мало того, что сессия зажимает со всех сторон, еще и на приеме придется зарабатывать оценки.

— На сегодня достаточно, — смилостивилась Вива. — Завтра будем расшаркиваться с премьером и беседовать с советниками.

— Это как?

— Вот так. Устроим репетицию. Аффа будет твоим кавалером, а я — премьер-министром. Забудешь, как меня зовут, в два счета вылетишь из института.

Мы с соседкой рассмеялись. Хорошая угроза. Сразу захотелось побежать в библиотеку и снова зарыться в атлас политиков.

На родимый первый этаж я спускалась уверенно, но уставшие ноги заныли сильнее и начали слегка заплетаться. Притопав в швабровку, сбросила туфли, оказавшиеся не такими уж страшными и вынула из кармашка юбки сложенный бумажный коробок. Расправив листочек на столе, я разгладила мятые загибы и впилась глазами в фотографию с Мэлом. Интересно, куда он размашисто шел, не обращая внимания на объектив камеры?

Рамочка в виде овалов с претендентками портила весь настрой. Схватив ножницы, я обкромсала наспех неудачниц, оставив центральную картинку с Мэлом. Снова разгладила, чтобы без помех любоваться парнем, и неожиданно мне стало жалко себя. Мой тайный порыв ничем не отличался от секрета соседки Лизбэт, бережно хранившей в книге вырезку о кумире своего сердца и души. А ведь совсем недавно я снисходительно посмеивалась над симпатией девушки к профессору.

Мэл отсутствовал весь день в институте. Что с ним произошло? Может, в пропаже парня есть моя вина?

Вдруг он мчался в машине на большой скорости и, не справившись с управлением, перевернулся? Лежит в больнице при смерти или… Или медицинская помощь опоздала.

Вскочив, я заметалась по комнате.

Вдруг Мэл отправился на свой танцинг и повздорил с каким-нибудь уголовным авторитетом? Лежит сейчас с ножевыми ранениями у мусорных баков на задворках клуба и умирает.

Скорость наматывания кругов по швабровке возросла.

Мэл, Мэл… Где же ты? Парализован nerve candi и медленно замерзаешь где-нибудь в глуши, не в силах добраться до телефона. Тьфу, какая глушь в столице, где плотность населения — десять человек на один квадратный метр?

Я схватила конспекты, но руки тряслись, и строчки плясали перед глазами. Тетрадь зашвырнулась на стол. Нервно прохаживаясь по комнате, я не заметила, как выхлебала в три присеста флакончик с витаминным сиропом. Изгрызла ногти на сто рядов и раз десять выглянула в окошко.

Нужно успокоиться, но как? Не думать, не представлять, ибо каждая последующая фантазия накручивала всё более тяжкие испытания для Мэла и в итоге — неизбежный летальный исход.

Надо занять голову и руки делом, чтобы отвлечься от пустых растравливающих мыслей! — осенило меня.

Хорошее решение. Осталось придумать стоящее занятие до глубокой ночи и для начала прогуляться, освежить извилины.

И одеться потеплей, чтобы не замерзнуть.

И взять пустой флакон из-под выпитого сиропа.

Дойду до института, и если вахтерша не пустит на порог — значит, судьба.

Вымытый флакончик я сунула в карман куртки. Натянула высохшие штаны, напялила два свитера — один на другой, проверила наличие варежек и фонарика и отправилась охолаживать мозги.

Значит, судьба. Стрелки на часах показали десять минут до закрытия парадного входа. Ни вахтерши, ни сторожа на посту, лишь Монтеморт застыл изваянием с откинутым хвостом и замершим в одной точке взглядом.

Дойду до люка и если по пути столкнусь с кем-нибудь, то оправдаюсь заболевшим животом.

Значит, судьба. В приглушенном свете безмолвных коридоров я поднялась на верхний этаж и забралась на чердак, а через мгновение звонок возвестил о закрытии института. Красивый печальный наигрыш, вышибающий слезу, пролетел по пустому зданию и угас на звонкой ноте.

Воздушная волна ударила по люку. Вот и все. Половина десятого, и я под крышей — таращусь в темное зимнее небо через открытое мансардное окно.

Успокаиваюсь вроде как. Освежаюсь.

Хорошая идея — занять голову и руки делом, чтобы отвлечься. Особенно, если дело происходит на ночь глядя, в институте, закрытом на сто замков с вис-ловушками, и предстоит пересечь здание из одного конца в другой, спустившись на три этажа ниже.

А нам все по плечу, когда руки чешутся сотворить что-нибудь этакое. Криминальное, к примеру.

Поглядывая на часы чаще, чем минутная стрелка делала круг по циферблату, я выждала долгие пятнадцать минут, ставших мучительными не по причине проснувшейся совести, а из-за навалившихся мыслей — о Некте, о Петином приглашении домой, о приеме, об отце Мэла и о нем самом, — и с облегчением скатилась по ступенькам, дальновидно оставив на чердаке куртку с верхним свитером и сапоги.