Выход

Как только она начала делиться чаем, тяга к накоплению запасов начала пропадать. Можно было жить в мире, соответствующем твоим надеждам, или жить в мире, которого ты боялся – окружающий мир всегда соответствовал твоим надеждам или страхам. Она вытряхнула все из своего рюкзака, нашла одеяла и раздала их людям без курток. Она сняла свою куртку, чтобы добраться до жилетки с начесом, сняла ее и отдала дрожащей от холода беременной женщине, которая пришла к ним совсем недавно и имени которой она еще не успела узнать. Затем, предупреждая холод, надела куртку обратно. Куртки было достаточно, даже если просто стоять на месте. Аккумуляторов в ней хватало на несколько дней и при более сильных холодах.

После этого все начали нормализацию своей верхней одежды: тихая всеобщая проверка как минимум пятидесяти человек, практически всех давних обитателей «Б и Б». Проверив одежду, они начали осматривать снаряжение. Этот стихийный ритуал начался с неспешной торжественности, а закончился смехом в лицо Джимми и его боевым, жадным качкам.

Они растерялись, понятия не имея, как все это воспринимать. Джимми был похож на загнанного в ловушку зверя. Лимпопо вспомнила этот взгляд человека, готового сорваться в истерике, и это ей совсем не понравилось. Пришло время делать ответный ход.

– Хорошо, – и хотя она говорила тихо, голос ее был слышен всем. Если кто-то негромко разговаривал, на него шипели, пока не устанавливалась полная тишина. – Где начнем строить? У кого какие идеи?

– Строить что? – требовательно спросил Джимми.

– «Бандаж и брекеты II», – ответила она. – Но надо будет подобрать название получше. Сиквелы – отстой.

– Что вообще ты несешь? – совершенно определенно, у него начиналась истерика.

– Ты отобрал у нас этот дом. Мы построим себе получше.

– Издеваешься? Ты готова сдаться вот так, просто опустив руки?

– Нас называют ушельцами, потому что мы уходим, – она не добавила: понятно тебе, недоумок. Этого и не нужно было говорить. – Это большой мир. Мы можем построить что-то гораздо лучшее с учетом всех сделанных здесь ошибок.

Она смотрела на него. Его рот приоткрылся от удивления. Она знала его как облупленного. Еще секунда, и он заговорит…

– Но это…

– Конечно, – она начала вдавливать его в землю, как асфальтоукладочный каток, – высока вероятность того, что ты со своими друзьями просто разрушишь это славное место. Когда вы уйдете отсюда, мы вернемся и используем развалины для получения сырья, – она снова сделала трюк с паузой, выжидая.

– Ты не…

– Если, конечно, ты не сожжешь здесь все дотла и ничего не разграбишь.

Поведется ли он на это третий раз? Да, поведется…

– Я не поведусь на твои…

– Ты, наверное, планируешь забрать у нас личные вещи, раз уж национализировал наш дома в пользу Народной Республики Меритопия?

Если придерживать сарказм при каждом его проявлении, впоследствии он становится более изощренным. Слова Лимпопо ударили прямо по его умственной мошонке, и она явственно это почувствовала. Четыре раза она не давала ему ничего сказать, а потом ударила наотмашь. Это было так прекрасно и так неприлично. Но сейчас-то уж наплевать. Этот гад отобрал у нее дом.

– Ну смотри, – на этот раз он сам все сделал за нее, не веря, что ему удастся вставить слово, а когда она его не перебила, он замолчал, как будто язык проглотил. Тут уже заржали его спутники-дебилы. Он был всесторонне опущен и стоял там со спущенными метафорическими штанами. Лицо его стало пунцово-красным. – Нам вовсе не нужно этого делать…

– А мне кажется, что нужно. Ты четко дал понять, что настолько одержим этим местом, что хочешь получить его в свое полное подчинение. Ты проявил себя как монстр. А когда мы встречаемся с монстром, то просто тихо отходим в сторону и даем ему обглодать желанную кость. Однако мы знаем, что в мире можно найти и другие кости. Мы знаем, как делать кости. Мы можем жить так, как будто настали первые дни лучшего мира, а не как будто мы герои начальных страниц романа Энн Рэнд [20] . Забирай это место, но нас здесь не будет. Мы все уходим отсюда.

20

Американская писательница и философ родом из России, создательница философии объективизма.

Было видно, что его вдруг посетила блестящая идея.

– Я думал, что у вас здесь нет лидера. Что это еще за «мы»? Разве вы все не видите, что она просто манипулирует вами…

Она подняла руку, и он тут же замолчал. Она ничего не сказала, просто держала руку поднятой. Итакдалее, спасибо ему, поднял руку следующим. Через несколько мгновений вокруг вырос целый лес рук.

– Мы проголосовали, – сказала она, – и ты проиграл.

Один из его амбалов (она вдруг подумала, что же он такого пообещал им в этом месте) в сердцах сказал: «Че-е-о-о-рт».

Она всегда выигрывала.

– Джимми, нам можно забрать вещи?

Джимми, да будут благословенны пальцы и щиколотки его ног, сказал:

– Нет, – стиснул зубы и мятежно поднял подбородок. – Нет. Пошли вы все.

Ночью будет холодно, но не смертельно. Они знали, где еще остались полуразрушенные строения, которые дадут им временный приют и где можно найти много полезных вещей. Когда они снова попадут в радиус действия сети ушельцев, они смогут рассказать, что с ними произошло, и выложить видеоролики, снятые с десятка поблескивающих объективов (все, что она смогла насчитать), а потом полагаться только на доброту незнакомых людей. Они отстроятся заново.

Все очевидно, ей даже не пришлось об этом упоминать. Несмотря на те ужасы, которые произойдут этой ночью. Несмотря на всю работу, которую им предстоит проделать в несколько ближайших лет. Несмотря на боль в мышцах и волдыри на руках, на сбитые ноги, все они запомнят Джимми на всю жизнь. Запомнят, что происходит, когда «болезнь особенной снежинки» развивается без лечения и купирования. Они построят нечто большее, более прекрасное. Они будут избегать тех ошибок, которые допустили в прошлый раз, а потом допустят много новых, совершенно восхитительных ошибок. Онсэн будет просто потрясающим. Первоначальный план здания разветвлялся десятки раз с того момента, как он попал к ним в руки; некоторые из добавлений были просто прекрасны. Как только она начала делать первые шаги по мерзлой земле, эти мысли целиком заняли ее голову и планы начали принимать определенные очертания.

Тут внезапно возникла эта девушка, Ласка. Они шли по лесу, глухо ступая по тропинкам и щелкая ветками.

– Лимпопо!

– Что такое?

– Не пойми меня неправильно, но ты что, совсем с ума сдурела?

– Нет.

– Но это сумасшествие! Ты построила это место. И дала ему так просто его забрать!

– Оно не было моим, я его не строила. Я не давала ему ничего забрать.

Она практически услышала, с каким артистизмом закатываются глаза ее спутницы, имевшей все: родословную, деньги и соответствующие всему этому привилегии. Такие люди, как Ласка, никогда не уходили от того, на что имели свои права и претензии. Их охраняли орды юристов и вооруженной охраны. Для нее это было путешествием, расширяющим горизонты ее сознания. Хорошее дело, если честно. Лимпопо зевнула, чтобы скрыть улыбку, которая могла привести Ласку в замешательство.

– Мы с тобой знаем, что твой вклад в это место был гораздо большим, чем у всех остальных.

Та пожала плечами:

– И почему это делает это место моим?

– Да ладно. Пусть оно не твое на все сто процентов, но в любом случае твое. Твое и всех остальных, или как там ортодоксальная высокая церковь ушельцев настаивает на трактовке собственности. Но не надо придуриваться! Тот отморозок пальцем не пошевелил во благо этого места, а вы, ребята, сделали все, и так просто все отдали, совершенно без борьбы.