Выходное пособие

Эшли стояла у стенного шкафа, поглощенная рядами платьев всех расцветок, атласных, тюлевых и холщовых. На ней была только обувь и нижнее белье. Она как раз вешала одно платье на плечики и доставала другое — черное. Надела его. Повертелась перед большим зеркалом. На ее лице не отражалось ничего, ни удовольствия, ни неудовольствия, но тело само принимало разные позы. Она втянула живот. Отклячила задницу. Сложила губы уточкой.

Я отвернулась. В этом было что-то невыносимо интимное — в воспроизведении моделей сексуальности, заданных фильмами и женскими журналами, в той непринужденности, с какой она это делала.

Некоторое время Эшли продолжала позировать. В какой-то момент она себе подмигнула. Глаза ее были пустыми, но выражение лица должно было демонстрировать игривость. Потом она сняла платье, повесила в шкаф на вешалку и достала следующее.

Джанель подошла к ней с серьезным видом:

— Эш-ш-шли, — прошипела она, — у нас нет на это времени.

Эван попытался объяснить:

— Она не…

— Меня это не волнует, — Джанель вырвала платье из рук Эшли. Та невозмутимо достала из шкафа еще одно, но Джанель и его выхватила. Казалось, Эшли выбирала платья по строгой системе. В том порядке, в котором они висели в шкафу, слева направо. Теперь она взяла платье в обтяжку цвета электрик, и Джанель не стала ее останавливать. До нее начало доходить.

Платье было слишком узким, и когда Эшли стала в него втискиваться, швы по бокам начали расходиться.

Джанель стояла между Эшли и зеркалом, загораживая ей вид.

— Эшли, — сказала она громко и отчетливо, — ты можешь взять все, что захочешь. Только, пожалуйста, пойдем с нами. — Она схватила ее за плечи. — Очнись. Нам надо идти.

— Джанель, — сказала я.

— Джанель, — сказал Эван. — Джанель! — повторил он громче. — Я уже пытался.

Она повернулась к Эвану:

— Как это случилось?

— Мы пытались найти траву под кроватью, — объяснил он. — Она должна была быть засунута в одну из этих коробок, но Эшли не помнила, в какую именно. Когда мы стали их открывать, Эшли начала заодно примерять обувь.

— И что? — сказала Джанель осуждающе.

— Ну, потом она решила примерить свою старую одежду, — Эван махнул рукой в сторону Эшли. — Таким вот образом. Я сказал ей, что у нас нет времени, но она ответила, что хотела бы кое-что взять. Она сказала, что это ее единственная возможность, а я был так занять коробками, что сначала не обратил внимания.

— Ты нашел траву? — спросила я.

— Ну, я нашел вот это. — Эван достал из заднего кармана пакетик и передал его мне. Там была только маленькая шишечка с веточками и семенами. Пакетик был теплым и влажным. Этого едва хватило бы на один косяк.

Эван повернулся к Джанель и продолжал:

— Она совсем потеряла голову. Я пытался ее привести в чувство. Даже сказал, что мы можем вернуться и устроить тут настоящий набег вместе с Бобом и всеми остальными. Но она, кажется, меня не слышала.

Мы все посмотрели на Эшли.

Очередное платье было самым объемным из всех. Оно висело в дальнем углу шкафа. Надо полагать, это было платье для выпускного — в стиле Джессики Мак-Клинток, с белым корсажем в бисере и стразах, к которому крепилась до смешного пышная тюлевая юбка в форме колокола. Волосы Эшли запутались в молнии, но она не заметила этого и выдрала клочья прядей.

— Уже светает, — сказал Эван. — Они вот-вот проснутся и обнаружат, что нас нет. Послушайте, что я скажу. Давайте пойдем к Бобу. Вернемся сюда все вместе и заберем Эшли. А потом решим, что делать.

Джанель подняла взгляд и оценивающе посмотрела прямо на отражение Эвана в зеркале. Потом она тихо и холодно произнесла:

— И что, мы скажем Бобу, что Эшли, вероятно, заразилась? Он просто оставит ее здесь или еще похуже.

Эван вздохнул:

— Я не знаю, что делать.

— Ну, мы не можем ее здесь так оставить. — Она на минутку задумалась, рассматривая Эшли. — Знаете что, люди, нам придется ее нести. Эван, помоги мне. — Она уже пыталась положить руку Эшли себе на плечи, но та все время соскальзывала.

— Помоги мне, — повторила Джанель и снова схватила ее за руку. — Кандейс, держи фонарик.

Вместе Джанель и Эван смогли поднять Эшли, окутанную огромным облаком тюля. Я шла за ними, освещая путь фонариком и все еще сжимая пакетик с травой. Мы прошли по коридору на кухню. Голова Эшли была запрокинута.

Я посмотрела в ее перевернутые глаза. Они были открыты, но расфокусированы. Они меня не замечали. Зрачки не двигались. Примерно так люди пялятся в экран компьютера или в телефон.

Потом она чихнула. Чихнула прямо мне в лицо, и я стиснула зубы. Я побежала на кухню и плеснула воды в лицо — инстинктивная реакция.

— Кандейс, — зашипела Джанель, — нам нужна твоя помощь.

Они донесли Эшли до гостиной, как вдруг руки и ноги у той обмякли. Все тело обмякло, так что Эвану оставалось только аккуратно положить ее на пол. Они бережно уложили ее на спину.

Теперь глаза Эшли были закрыты, как будто она глубоко спала. Она лежала абсолютно неподвижно, спящая красавица, нежное, безропотное сердце какой-то сказки, конфетка в роскошном платье, забытая на полу. Джанель и Эван стали спорить о том, что делать дальше, но пока что мы просто стояли в растерянности.

Эшли открыла глаза. Открыла рот.

Я не сразу поняла, что она издает звук. Это был стон, но приглушенный и совершенно монотонный. Я никогда ничего подобного не слышала. Похожий на гудение мотора, но более сильный и живой, навязчивый, электрический и ритмичный, как яростное стрекотание цикад посреди летней ночи. Этот звук можно было ощутить, он проникал в тело, как басы из джипа на улице под окном. Джип стоял на светофоре. Пела Рианна — и это была единственная мелодия, которую я слышала в те выходные. Несколько ночей назад Джонатан ушел. Летних ночей в моей студии в Бушвике; было так жарко, а кондиционера не было; я обкладывалась мокрыми кухонными полотенцами, как пиявками. Клала их на ноги, на бедра, на лоб. Я засовывала лед в пакетик и прятала его в подушку, перед тем как лечь спать. Свет был выключен, а я лежала и пыталась заснуть, чтобы потом встать и идти на работу, но ночь была такой громкой, что это было невозможно. Шум соседского кондиционера, басы из проезжающих машин — все это сливалось вместе и говорило мне: «Ты одна. Ты одна. Ты одна. Ты совсем, по-настоящему одна».

Этот звук завораживал. Он проникал в тело. Дыхание входило в его ритм. Можно было почувствовать, как клетки тела в агонии распадаются или, наоборот, размножаются с удвоенной силой, занимаются митозом, делятся и делятся. Хватит, хотела я сказать своему телу, хватит, хватит. Я ощущала это размножение клеток как покалывание, словно в затекшей ноге, но только по всему телу. Сначала затылок и так далее. Крохотные булавки вибрировали, давили, сдавливали грудную клетку, хлестали, месили, били, мутузили меня до тошноты. Мое тело засыпало. А мне надо было проснуться, надо было разбудить его.