Вымышленные и подлинные истории Алекса
Шрифт:
– Твой гадёныш мою маму в гроб вогнал!
– пьяным голосом ответил Ильин.
– Ты же знаешь, что она инвалид первой группы - она и так могла умереть.
– Уйди, паскуда!
– взревел Дмитрий.
– Уйди по-хорошему лучше!
Ольга, подхватив Илюшу, выбежала из комнаты. Колба со всего размаху хлопнул дверью и повалился с рёвом на диван.
– Ты мне больше не отец!
– крикнул ему мальчик и выбежал из квартиры.
А Ольга, причитая, сидела в детской.
– Лучше бы ты не выходил из тюрьмы! Зачем я тебя, дура, спасала? О Боже, за кого я вышла замуж и кого полюбила на свою голову! Ненавижу тебя!!! Ненавижу!!!
Ей стало
Илья сидел в февральский мороз и вьюгу на скамейке, засыпанной сухим снегом. Его всего трясло от холода и страха. Он был напуган рассвирепевшим Колбой, ещё больше - смертью бабушки. Дарья Ивановна вырастила его дома, в садик мальчика не водили. А когда он пошёл в школу, баба Даша, как называл он её, учила с ним уроки, поскольку сама когда-то работала педагогом. Добрая старая женщина даже голоса ни на кого за всю жизнь не повысила. Зачем он с ней повздорил? Хотел добиться правды - отец ли ему Дима Ильин? Только не правду он получил в ответ, а смерть пожилой учительницы, которая отдавала всю себя семье.
– Чё, пацан, замёрз?
– услышал Илья сиплый, насмешливый чей-то голос.
– Уехать бы куда...
– только смог вымолвить мальчик.
– От себя не уедешь, - хохотнул в ответ незнакомец и присел рядом.
– Не уедешь и не убежишь.
– А вы откуда знаете?
– Оттуда. Тебе сколько лет, сопляк?
– Тринадцать скоро будет.
– А я почти десять отсидел.
Мальчишку передёрнуло от страха ещё больше. Он даже не заметил, что перед ним сидит матёрый бывший заключённый Сеня Петров. На зоне у него было погоняло Сиплый. Сенька был один из тех, которые в СИЗО били и опускали Дмитрия Ильина. Физически здоровый и уверенный в себе, он нагонял страх на прохожих, а уж на двенадцатилетнего мальчонку и подавно.
– Давай выпьем, пацан, согреемся маленько, - Сиплый достал из-за пазухи пол-литровку с коньяком, из кармана вынул шкалик, налил из бутылки. Серые и колючие глаза уголовника вряд ли могли выражать сочувствие к пареньку. Скорей всего, Петров хотел найти себе собеседника и прощупать его как следует. Но попал не совсем удачно - с какого-то щенка и спросить нечего. Но раз подвернулся такой случай, разговор напрашивался сам собой. Всё же интересно, что это за шкет среди ночи бродит.
– Я не пил ещё никогда даже пиво, - ответил смущённый Илюша.
– Пей, кому говорю!
– повысил голос уголовник. Он был одет в кожаную тёплую куртку и ондатровую шапку, щетина была выбритая, взгляд суровый.
Мальчишка дрожащей рукой взял стопарик, чуть не расплескав крепкий алкогольный напиток, и залпом проглотил его. С непривычки чуть не поперхнулся - его затошнило, в глазах помутнело.
– Что так слабо?
– засмеялся Сиплый.
– Ничего, всё ещё только начинается.
Он налил себе и медленно втянул в рот коричневую и жгучую жидкость:
– Эх, хорошо пошло!
– Ну, чего уставился?
– фыркнул Сиплый и заржал противно.
– Смотри не блевани на морозе - скулы замёрзнут.
Мальчишка с трудом подавил в себе рвоту. Его мутило и тошнило
с непривычки к спиртному. Однако коньяк ему помог чуточку согреться.– Я хочу уехать из города. На вокзал пойду переночую. А утром сяду на какой-нибудь поезд.
– Да ты, пацан, с головой, видимо, не дружишь. На вокзале мусора тебя сцапают в два счёта.
– Какие мусора? Ми-лиция что ли?
– Наконец-то до тебя что-то начало доходить. Именно они. Из дому чего смылся?
Сиплый снова достал коньяк и шкалик. Налил Илье половину. Тот выпил - во второй раз прошло легче. Затем Сеня выпил полный стопарь сам.
– Батя избил. Я хотел правду узнать - отец ли он мне? Стал допытываться у его матери, бабы Веры. Мы поссорились, и ей стало плохо. А в больнице она умерла. Когда я признался в этом, папа чуть меня не убил.
Уголовник задумался, достал пачку "Беломорканала", вынул две папиросы, одну протянул парнишке.
– Я не курю, - сказал Илья, - а впрочем, попробую. Один раз можно.
Оба закурили, мальчишка закашлялся и захмелел от спиртного.
– Что, кайфанул?
– весело спросил Сиплый.
– Давай продолжай дальше свою историю. Что-то интересно стало.
Опьяневший мальчик даже не заметил, как на него посмотрели колючие серые глаза матёрого уголовника. А тому и вправду стало интересно, что же за батя такой, что в нем усомнился этот паренёк.
– Когда я был маленький, моя фамилия была Круглов. Потом моя мамка вышла замуж и поменяла все документы на фамилию Ильиных. То есть я стал Ильин Илья Дмитриевич. А был Круглов Илья Сергеевич. На мои вопросы мать отвечала, что в документах обнаружилась ошибка.
– Ну ты и лошок, Ильюша!
– ехидно процедил уголовник.
– Тебя вокруг пальца обвести - как два пальца обос... Ну, валяй дальше!
– Этот дядя Дима, который мне якобы отцом назвался, вернее, мне его потом моя мамка представила, когда-то очень обидел нас.
"Ещё один обиженный", - зло подумал про себя Петров.
Но вслух произнёс:
– Продолжай, я тебя внимательно слушаю. Что сделал этот урод?
– Он потащил маму куда-то за сараи, а когда я побежал за ними, сильно меня швырнул. Я упал и очнулся только в больнице. А Дмитрий куда-то потом исчез. А через полгода мама привела его и сказала, что они помирились. А Дима - это мой отец. Велела простить его.
– И ты простил?
– Он обещал, что больше никогда нам с мамой не сделает больно. А сам своё слово не сдержал...
– Ну ты, пацан, дурак! Причём набитый дурак! Действительно, с головой не дружишь! А мать твоя подстилка дешёвая!
– Не смей мою мамку оскорблять!
– разозлился нетрезвый Илья.
– Жало своё прикрой, щенок!
– схватил за ворот зимней куртки мальчишку Петров.
– И не дёргайся! Этот твой "папаня" в нашем СИЗО по самой неуважаемой статье проходил. А что он с твоей мамашей сделал, сам додумывай! Короче, вали-ка ты домой, шкурёнок! И чтоб больше я тебя не видел!
– М-мля! Мамаша, ты сука! Потаскуха грёбанная! Твой Дима никакой мне не отец!
– Илья еле на ногах ввалился к себе домой.
Ошарашенная Ольга стояла перед сыном, не в силах вымолвить и слова. В комнате лежал в депрессивном, подавленном состоянии Дмитрий. Он уже протрезвел и до него дошло, какую непоправимую ошибку, а вернее поступок он совершил. Не тронул бы мальчишку и глядишь - всё бы обошлось. Откуда он узнал, что не отец? Кто ему мог это сказать? Случилось то, чего они с Олей больше всего боялись. Этой всей горькой правды жизни.