Выше времени
Шрифт:
— Не хочу! — заявил я. — Не хочу жить так!
Молодые люди замерли. Повисла тишина. Подполковник Марьин сообщил:
— Величайшие события — это не наши наиболее шумные, но наши наиболее тихие часы.
И тоже замолк. Глаза его остекленели.
А в коридоре, в метре над полом, показался мой старый знакомец Дип. Он махал крылышками и пульсировал разными оттенками зеленого цвета.
— Как ты на этого любителя Ницше нарвался, Латышев? — словно ни в чем не бывало, спросил гений, или чертенок — кем уж там был мой знакомец из другого времени и другого мира?
— Какого Ницше? — спросил я.
— Какого, какого… Много их, что ли? Фридриха Вильгельма! Поразительное невежество, — проворчал
— Не знаю, — пожал плечами я.
— Не знаешь… А что ты знаешь? Что ты хочешь?
— Чтобы люди жили нормально. Чтобы Прохоровичу прооперировали ногу. Чтобы все у него было хорошо… Из-за этого сюда и попал.
— Нет! — горячо воскликнул Дип, расправив уши и став бордовым. — Сюда ты попал из-за несдержанности и неправильных желаний! Из-за непривычного, гипертрофированного самоуничижения, которое ты принял за смирение. Любое желание исполняется. Подсознательно ты захотел стать слабым и не слишком грамотным — и ты стал им. Затуманил свое сознание. Добился своего. И что? Любое желание исполняется. Но смирение — тотальное смирение — не лучший путь.
— Скажешь тоже — любое желание исполняется, — хмыкнул я. — Можно подумать, что Прохорович хотел, чтобы ему раздавило ногу!
— Откат… — пробормотал Дип, сворачивая ушки. — Ведь я тебе уже объяснял… Он не хотел, чтобы ему раздавило ногу. Так вышло. Потому что он хотел чего-то другого. Может быть — отдохнуть. Может — проверить любовь своих родственников. Может — преданность коллег. Проверить этот мир на справедливость, в конце концов! Но мир не справедлив и не несправедлив. Мир — это мы! И от нас зависит, каким он будет!
— А мои желания… Прежде мне не удавалось замораживать людей!
— Потому что ты жил в нормальном мире. Не смещался в удаленные области. Да и сейчас, когда ты вернулся ближе к центру, тебе слегка помог я.
— И я по-прежнему могу пожелать, чего угодно? Без ограничений?
— Ограничений нет только внутри твоей монады. В твоем личном аду. Ты можешь воздействовать на среду моего обитания, ты можешь изменить людей вокруг себя и вокруг меня, которые суть только тени, но ты не сможешь ничего сделать мне. Ибо я — самостоятельная личность, а не проекция. И ты можешь отнять у меня все — кроме меня. А я могу отнять все у тебя. Но такого никогда не будет. Потому что желающий отнимать, а не давать, выпадает из времени. Оказывается наедине с собой. Миром движет любовь! Только она выше времени.
— Почему именно любовь?
— Да потому, что любовь — мера взаимоотношений между монадами. Любовь есть тяга одной монады к другой. Возможность построить не замкнутый идеалистичный или монструозный мирок, а познать что-то вне себя. Обратиться к другим.
— Я хочу обратиться к другим, — вздохнул я. — Только меня никто не слушает.
— В этом-то и проблема, — вытянул губы трубочкой Дип. — Это — главная проблема. Но ты можешь попробовать! Я предлагаю тебе попробовать! Собственно, ты уже имел возможность обратиться напрямую к Марьину… Он настоящий.
И понимает, кто ты такой. Но любитель Ницше — не лучший объект для первого эксперимента.Молодые люди вдруг начали оттаивать. А Марьин очнулся раньше всех. Увидел Дипа, оскалился и спросил его:
— Что было бы с твоим счастьем, если бы у тебя не было тех, кому ты светишь?!
— Да, — кивнул Дип. — Ничего. Жаль, что ты не можешь этого понять. И Латышев-шахтер рано или поздно добился бы своего. Даже в этом мире, где ты вложил столько труда в возможность властвовать лично. Он стал бы предпринимателем, профсоюзным лидером, депутатом. Он превратился бы в твой кошмар. Только ему не хватило терпения. Да и ты убежал бы из этой плоскости гораздо раньше… Ваши пути пока не могут сойтись. Прощай, Марьин!
— Прощай, Дипломатор, — гордо вскинул голову Марьин. — Надеюсь не увидеть тебя еще много лет.
— Любое желание разумной личности — закон, — ответил Дип. — А здесь я не Дипломатор. В твоем мире я — Адвокатор. И помни: даже залучив сюда кого-то, раскинув паутину зла, ты не сможешь его удержать. Найдутся те, кто выручит заблудшую монаду. А не найдутся — недолго она будет в твоей власти… Потому что мир устроен справедливо, Марьин! Это — лучший из миров!
— Где все убивают друг друга! Где юркие обезьяны лезут наверх, спихивая друг друга в грязь!
— Ты повторяешься, — наморщив большой нос, заметил Дипломатор.
— Как и ты! Убить человека легко! Нажмешь на курок — и нет человека. Пробовал когда-нибудь? Нет человека — нет проблемы. Главное — не задумываться над этим. Понимаешь? Не задумываться! Не ставить себя на место жертвы. Ты — это ты. А жертва — она и есть жертва.
— Нет жертвы, — твердо, чересчур спокойно ответил Дипломатор. — Никто не пойдет на заклание добровольно. Жертву ты всего лишь воображаешь. И, вообразив, ставишь себя на ее место, играешь ее роль. И все мучения, что ты придумал, возвращаются тебе сторицей. Поэтому думай, когда что-то делаешь. Время устроено так, что назад ничего не воротишь. Дважды в одну реку не войдешь. Изменить себя и мир можно, но собственную память не сотрешь…
— Будь ты проклят! — закричал подполковник. Лицо его посерело. — Будь проклят!
— Проклиная меня, ты, прежде всего, проклинаешь себя, — заявил Дипломатор. — Прощай, ненавистник. Я не держу на тебя зла.
Мы словно бы растворились в воздухе, впитались в стены, растеклись по подвалу лучами света. Потому что мы никуда не ушли, но и не остались на месте. Наше состояние изменилось. Мы стали другими.
Глава 11
С любовью к людям
Зайдя в магазин, Зинаида Михайловна внимательно осмотрелась, стараясь, впрочем, чтобы никто этого не заметил. Незачем кому-то знать, чем интересуется аккуратная и подтянутая шестидесятилетняя женщина, выглядящая максимум на сорок пять. Достаточно, чтобы каждому было ясно: она настороже! И всякие штучки с ней не пройдут. Нечего и пытаться залезть в сумочку, не стоит не только хамить, но и косо смотреть в ее сторону.
Небольшие очереди стояли в каждом из трех отделов универсама: в рыбном, в колбасном, и там, где продавали крупу и сладости. Немного поразмышляв, Зинаида Михайловна пристроилась в хвост самой длинной очереди колбасного отдела. И осмотреться можно, и колбаски хочется… Граммов сто, может быть. Или двести. Пока только попробовать. Не то, чтобы денег нет. В библиотеке жалованье вовремя платят, и пенсия, хоть и маленькая, но приходит. К тому же, намечается неплохой заработок. И все равно нужно экономить. Мало ли, какие расходы предстоят…