Высоцкий. Спасибо, что живой.

— Витя, а мне позвонить? В известность поставить?

Михалыч оглянулся. За спиной стоял Серый.

— Ой, прости.

— Пойдем на воздух, подышим.

Михалыч потянулся, встал и пошел вслед за Серым, коротко бросив дежурившему вместе с ним оперативнику:

— Сейчас вернусь.

Через небольшую дверь, обитую железом, они вышли в хозяйственный двор гостиницы.

— Я полдня по спецсвязи... — начал Серый, закуривая. — На уши Москву поставил, с военными договаривался, чтобы вертолет до Ташкента... Почти решил! Звоню тебе — твои говорят: «Так и так, все живы-здоровы. Завтра улетают! Ни фига себе, думаю!»

— Да, что-то я... — Михалыч смущенно почесал подбородок.

— Ну и ладненько. Обсудим.

— Что?

— Да пора нам в генералы. А, Витя?

Михалыч поморщился.

— В полковниках удержаться бы.

— Что за пессимизм? Всё в силе.

— Что?

Серый пиджак глубоко затянулся и со вкусом выпустил клуб дыма.

— Не что, а кто! Ивлева! Рыбка наша золотая!

— Слушай, не надо больше авантюр.

— Какие авантюры? Теперь все официально. Все в курсе, даже Исраилов твой. Сначала пошумел он, правда. Ты ж его тоже в известность не поставил! Но потом все воспринял, одобрил. Так что все как договорились. Они улетают, она — остается. Для тебя лучше, чтобы эта история с их отъездом не заканчивалась.

— Плохая идея. Если мы ее задержим, он не улетит. — Михалыч указал на светящееся окно второго этажа гостиницы.

— Вот!—подхватил Серый, как бы рассуждая сам с собой. — Значит, надо поговорить с ним. Все тактично объяснить. Что разбираться лучше в Москве. По-моему, ты немного демонизируешь Владимира Семеныча. Я-то как раз не исключаю, что он наплюет на Ивлеву. Хотя психологически все выстраивается. Она все взяла на себя. Его выгораживала. А значит, теперь его очередь.

— Может, тебе с ним поговорить?

Серый пиджак бросил окурок на землю, аккуратно прижал его носком ботинка и заговорил холодно и официально:

— Ни в коем случае. Во-первых, мы знакомы. А во-вторых, я для него враг, со мной он воевать будет. А ты — человек посторонний, выполняешь чужие распоряжения, с которыми не очень согласен внутренне. —Серый сделал паузу и уставился на Михалыча, ожидая реакции. Михалыч молчал. Тогда Серый криво усмехнулся и продолжил: — Он это почувствует и отнесется к тебе с доверием. Я, конечно, хочу знать содержание вашей беседы. Сможете мне такую возможность предоставить?—Не дожидаясь ответа, он развернулся и направился в гостиницу. Михалыч последовал за ним.

* * *

На площади у аэропорта из старой и новой «Волг» выгружались Высоцкий, Татьяна, Фридман, Леонидов и Кулагин с Нефедовым. Толя и Сева были уже в изрядном подпитии. Придерживая друг друга, они пытались поднять ковер и свои сумки, но Высоцкий им не дал:

— Вы — арьергард. Вон в тенечке побудьте.

Вся трезвая часть компании и оба водителя, разобрав вещи, двинулись в здание аэровокзала. Собственно, назвать аэровокзалом Бухарский аэропорт можно было лишь с большой натяжкой. Небольшое одноэтажное здание с закрашенными белой краской витринными окнами. У входа перед стеклянными дверьми дымилась подожженная кем-то урна.

Нефедов и Кулагин с удовольствием оставили ковер и сумки и, забрав остатки «горючего», направились на угол площади, где под деревьями дымился мангал. На ходу они продолжили разговор, начатый еще в машине.

— Это очень глупо, что мы уезжаем. Я только вошел во вкус. Фридман мне суточные дал, — сказал Нефедов, пошатываясь.

— А мне, кстати, нет.

— И вообще... Зря вы испугались.

— Зато ты не испугался. Видел я, как Танюшка тебя по морде...

Нефедов остановился.

— Кто меня по морде?!

— Танька! — Сева обернулся к нему. — Ты чего, не помнишь? Ты же трезвый был тогда еще.

— Не помню... а то я смотрю, нос болит... Медицина, Севка, это не сю-сю-му-сю-сю, таблеточки-пипеточки... Врач должен быть мужиком. Подошел: «Так, сидеть! Где болит? Здесь? Не орать!»

— Толь, ты вообще кем работаешь?

— А что? Опыт у меня — мне диплом на хрен не нужен! — заключил Нефедов, подойдя к мангалу и принюхиваясь к шашлыку.

Вот он — матерый и страшный. Актриса наша. Потеряла паспорт. Ну, знаете, растерялась от жары. Давайте мы простим ее. Не бросать же ее здесь.

Регистраторша взглянула на Володю, затем, опустив глаза, что-то невнятное пробурчала себе под нос.

— Что вы говорите? Простите, как ваше имя-отчество? — спросил Володя.

— Без паспорта нельзя,—отрубила регистратор.

На помощь пришел Фридман.

— Это группа из Москвы. Павел, ставь вещи на весы. Ну вы же видите — Высоцкий.

— Уберите вещи, — приказным тоном отрезала регистраторша.

— Ставь-ставь. Они вместе,—как ни в чем не бывало продолжал Фридман. — Это ж обычное дело, давайте закроем глаза. — Он подсунул червонец в стопку паспортов, лежавших на стойке. — Сто девять килограмм, ничего себе! Распишите на всех, они же вместе.

— Все равно перевес. На билет без паспорта я расписывать не буду.

— Ну что же, ей здесь оставаться? — не выдержал Володя. — Кто здесь старший?

Тем временем собралась приличная очередь. Фридман отвернулся от регистраторши и закричал на весь аэропорт:

— Не пихайте меня, я отправляю людей!

— А мы кто, не люди? — раздалось из очереди.

— Ну вот и стойте... Молча.

Регистраторша снова обратилась к Фридману:

— Вы задерживаете всех. Давайте я оформлю тех, у кого паспорта. А дальше идите разбирайтесь.

— Нет, голуба! Ты всех оформишь, — не унимался Фридман.