Высокий, Загадочный и Одинокий

Единственным человеком, который смог справиться с ним и поставить на место, стала Элеонор Бакмен. Она видела его насквозь с первых дней и ясно дала это понять.

Она никогда не боялась его характера. Наоборот, упрямо сдвигала брови и сжимала кулаки на бедрах и ждала, когда он закончит свою маленькую тираду, затем, не говоря ни слова, давала ему подзатыльник.

Что же удивительного в том, что ее внучка оказалась единственной женщиной, способной с ним управиться?

– Медисон, у тебя древесная смола на спине со вчерашнего дня, – солгал Ефраим. Ему хотелось к ней прикоснуться, прикоснуться так, чтобы не дать ей возможности выставить свои требования.

Если они собираются все решить, то надо договариваться на равных условиях. Он не желает проводить вечность в мучении. Ну, или более замученным, чем уже был. Мужчина должен положить этому конец.

Медисон протянула руки, пытаясь нащупать воображаемое пятно:

– Где?

Ефраим провел пальцем между ее лопаток там, где знал, она не сможет дотянуться. Она тоже об этом знала.

– Здесь, позволь мне.

– Хорошо, – ровно произнесла Медисон.

Ефраим с трудом сдержался, чтобы по-идиотски не улыбнуться, намыливая руки. Он снова притронется к ней, на своих условиях. Медисон оглянулась через плечо.

– Всего лишь древесный сок и не более.

– Не более, – повторил он невзрачным тоном. Она еще мгновение смотрела ему в лицо, затем отвернулась.

У Ефраима зудели пальцы от желания схватить ее, приласкать и обнять, но ему нужно вести себя хорошо. Он начал круговыми движениями нежно тереть ей спину.

– Отмывается? – поинтересовалась Медисон.

– Нет.

Он собирался растянуть удовольствие, пока не насытится прикосновениями к ней. Три недели слишком большой срок.

Ефраим положил руки ей на спину так, чтобы большими пальцами мог поглаживать ее. Медисон затаила дыхание.

Проклятье, как приятно прикасаться к ней. Через несколько минут он решил, что этого мало.

– О, я кое-что пропустил.

– Да? – изумилась она.

– Держись, сейчас сделаю.

Он нежно провел руками по ее спине, лаская каждый сантиметр кожи. У Медисон участилось дыхание, когда его рука спустилась вниз и погладила ее попку. Прежде чем она возмутилась его прикосновением, его руки уже двинулись вверх. Затем Ефраим медленно обнял ее и стал выписывать пальцами круги на ее животе.

Медисон чувствовала его горячее дыхание у себя на затылке.

– Нужно убедиться, что на ребенке нет древесного сока, – прошептал он ей на ухо.

Она смогла только кивнуть и подумала, в этом есть смысл. Лучше быть уверенной, чем потом жалеть. Нет ничего хуже, чем липкий растительный сок на коже. Он только помогал его убрать, и ничего больше.

Его руки поднялись вверх и обхватили ее грудь. Соски уже затвердели от его внимания.

Ефраим потеребил между пальцами соски, ущипнул, подразнил их, а его губы в это время прижались к ее шее.

Он посасывал и облизывал ее кожу медленно, чувственно.

Медисон обвела языком губы и запрокинула голову на его плечо.

– Что ты делаешь, Ефраим? – ее голос звучал приглушенно.

– На твоей шее было немного сока. Я его убрал. – Пользуясь тем, что держал любимую за груди, он прижал ее к себе теснее. – Думаю, есть еще местечко, которое я пропустил.

Она нервно сглотнула:

– Где?

– Мммхммм.

Одной рукой Ефраим крепко удерживал ее за грудь, а другая плавно заскользила вниз между ее ног. Затем он раздвинул ей ноги, готовя к своему вторжению.

Средним пальцем он провел по ее лону, дразня ее, пока Медисон не раздвинула ноги шире, чтобы дать ему больше пространства. Он скользнул одним пальцем внутрь, а другим поигрывал ее маленьким разбухшим бугорком.

Медисон тихо застонала, когда его палец обвел клитор, лаская его, пока тот болезненно не набух. Она ахнула, когда его палец медленно проник внутрь. Языком он проложил линию к мочке ее уха, коснулся ее, заставив Медисон стонать и выгибаться всем телом.

Когда Ефраим ввел в нее второй палец, Медисон схватила его за волосы, притягивая его рот к своему. Он охотно подчинился.

Пока их языки боролись за главенство, Ефраим погружал пальцы внутрь нее, резко и жестко. Потом прижался членом к ее попке, заставив двигаться навстречу его пальцам.

Ощущение его руки на груди, языка во рту, пальцев внутри нее и большого твердого члена, скользящего по ее попке, оказалось для Медисон уже слишком.

Она закричала ему в рот, а ее лоно сжало изнутри его пальцы. Ефраим застонал вместе с ней.

– Вот так, детка, кончи для меня, – шептал он ей в губы. Медисон снова закричала: ее настиг еще один оргазм, более сильный, чем предыдущий. – Скажи, что скучала по мне… скажи, что любишь меня…

– Нет, – ее голос надломился.

– Скажи!

Ефраим начал сильнее входить в нее пальцами, окуная ее в очередной оргазм.

Гордость взяла верх. Медисон не собиралась сдаваться, не важно, что он делал. Он был не прав, а не она. Так это не закончится.

Даже когда Ефраим держал ее на грани другого умопомрачительного оргазма, она упрямилась:

– Нет! Я тебя ненавижу!

Она оступилась, и ей пришлось вытянуть руки, чтобы не упасть. Наступило молчание. Вдруг она перестала чувствовать его прикосновения.

Медисон оглянулась, ожидая увидеть Ефраима, который готовится к новому спору, но он ушел. Дверь ванной громко захлопнулась, заставив ее подпрыгнуть. Страх наполнил Медисон.

***

– Слишком далеко, – бормотал Ефраим, идя по коридору к лестнице.

В этот раз она оттолкнула его слишком далеко. Он завернул за угол, не сбавляя быстрого шага.

Крис и Джошуа боролись в коридоре. Крис поднялся вместе с Джошуа, который висел через его обнаженное плечо, и начал кружиться. Джошуа весело смеялся.

– Мне дурно!

– Бросок! – шутливо заревел Крис.

Джошуа завизжал от страха:

– Нет!

Крис сделал вид, будто кидает хохочущего ребенка через колено. Мальчишки заметили присутствие Ефраима и сразу же успокоились.

– Пап, что случилось? – Крис осторожно опустил Джошуа на ноги. Джошуа ходил по кругу, шатаясь, словно пьяный, пока Крис не положил руку ему на голову и не удержал.

Худая, голая грудь мальчишки вздымалась от напряжения. Казалось, что мужская часть дома ходила теперь все время полуголой. Ефраим никогда бы не осмелился на такое, пока домом владела Элеонор, но сейчас, когда его имя стояло в документах, она не могла сказать ни слова против.