Высоко там в горах, где растут рододендроны, где играют патефоны и улыбки на устах

На следующий год мы поехали с Ушаковым – Ожеговым в те места. Прилетели в Минеральные Воды, а до Донгайской поляны добрались без всяких пересадок на недавно пущенном в эксплуатацию скоростном турбовинтовом троллейбусе с подводными крыльями.

Преодолеть коварную Чернуху оказалось не так уж сложно – мы преодолели ее на стеклянном лифте с кондиционированным воздухом. На вершине Чернухи было пустовато – лишь несколько пар потрясали шейком пластмассовую танцплощадку возле алюминиевой чебуречной.

Зато открывающийся с Чернухи вид радовал глаз. Все плоскогорье и склоны хребтов дымили бесчисленными кострами, вокруг которых что-то зажаривали шикарные туристы в лихо заломленных шляпах. Ароматный дым этих искусственных костров с плексигласовыми углями напоминал по запаху одеколон «В полет».

Фуникулеры, лифты и эскалаторы бороздили склоны горных хребтов и самого Али-Хана.

Там и сям на небольших эстрадах выступали цирковые группы кавказских йети в живописных костюмах.

На месте хижины Али-Хан высился десятиэтажный стеклянный бассейн для плаванья со спальными кабинами и поролоновым пляжем.

С ледников бесконечными вереницами съезжали ярко одетые лыжники на безопасных лыжах с особыми тормозными кибернетическими устройствами. Было немного тесновато.

– Видишь, – сказал мне печально Ушаков – Ожегов. – Видишь, какова сила печатного слова.

Наташу Добровольскую в этом цветущем краю мы не нашли. Она уехала с друзьями на Памир.

1967

О похожести

В США есть такая весьма разветвленная сеть скоростного питания: павильоны «Джек ин зе бокс» – «Петрушка в коробочке».

Я возвращался из Беркли в Лос-Анджелес, чтобы улететь уже домой, и где-то в середине пути едва только проголодался, как тут же увидел очередного «Джека». Тончайший расчет хитрых американцев: всегда знают, где водитель проголодается, но, конечно, не о голоде думают, а лишь о наживе.

В стеклянном павильоне не видно было ни души, только булькали в сосудах горячие и холодные напитки, хитроумно спекулируя на чувстве жажды.

Передо мной оказалась доска с меню и под ней микрофон. Я заказал гамбургер «гигант» и кофе.

– Иес, сэр. Откуда, сэр? – сказал из своей утробы «Джек».

– Из России.

– Шутку оценил. А куда путь держите?

– В Россию.

– Браво, сэр!

Я был единственным едоком, и у «Джека» было время потрепаться.

В окно мне поданы были горячие картонные коробки с едой и питьем. Я отъехал на столовский паркинг. В это время к «Джеку» завернул огромный олдсмобиль. Он объехал вокруг павильона и запарковался рядом со мной, но подавал водитель не кормой, как я, а носом, и таким образом мы оказались со своей едой будто бы за столиком ресторана.

Я посмотрел на сотрапезника. Рыжий с сединой, краснорожий, кадыкастый, в ярчайшей гавайской рубашке и в бусах из ярких кораллов.

– Майк О’Рили, – представился он. – Хай! Как дела?

– М-м-м, – ответил я. – Угу.

– Ребята болтают, что из России в Россию, а?

– М-м-м, – подтвердил я. – Угу.

– Джизус, Мэри энд Джозеф! – воскликнул он. – Помню Россию!

– Были у нас?

– Боже упаси. Я другое имел в виду. Знаете, некоторые страны как-то выпадают из головы, какая-нибудь, скажем… ну… Исландия, Гренландия… годами о ней не думаешь, то ли на юге она, то ли на севере. О России как-то помнишь всегда. Приблизительно знаешь даже, где она находится.

– А где? – не без лукавства спросил я.

– Между Китаем и Германией, – выпалил он и запылал от гордости всеми веснушками, но потом почему-то вдруг померк, и тень далекого трагизма проползла по его лицу. – Кроме того, я воевал когда-то вместе с русскими.

– Возможно ли это?

Он пошарил рукой где-то внизу и вытащил на свет полугаллонную бутыль джина «Бифигер» с ручкой.

Пауза в диалоге.

– Б-р-р-р, – сказал я после паузы.

– Б-р-р-р, – сказал он и продолжил: – Не всегда я занимался химчисткой в этой бестолковой стране. Я был когда-то лейтенантом Королевской ирландской пехоты. Майк О’Рили, – представился он мне еще раз. – Участник поражения в Дюнкерке.

– Славное было дело, – сказал я.

– Отличное, отличное, – кивнул он.

– Но наших там не было, – сказал я.

– Там и наших хватало, – сказал он. – Драпали за милую душу.

– Б-р-р-р, – сказал он.

– Б-р-р-р, – сказал я.

– Однако я не убежал, – сказал он.

– Нет? – спросил я.

– В плен попал.

– Поздравляю.

– Рука не дрожит? – спросил он.

– Почти нет, – сказал я.

– Разливай!

– Куда?

– Не болтай лишнего.

– Б-р-р-р, – сказал я.

– Б-р-р-р, – сказал он. – Тебя как зовут?

– Вася.

– Так и того звали, – всхлипнул он. – Моего любимого. Казачонок Вася, лет сорока. Это не ты?

– Наших не было в Дюнкерке, – сказал я. – И Васи там не было.

– А в Германии ваши были, – лукаво погрозил он мне. – Там вашими так все и кишело в 1945-м. А ты там, Вася, не кишел?

– Я тогда под стол пешком ходил.

– И со мной случалось, – нахмурился он, потом вздрогнул.

– Вздрогнем?

– Б-р-р-р.

– Б-р-р-р. Хорошо сидим, а? – Рука у меня, Майк, все тверже становится. Видишь?

– Джизус, Мэри энд Джозеф, он спас мне жизнь, этот казачонок Мухамед.

– Вася или Мухамед?

– Быть, может, Стефан. Внутри горела геенна огненная. Эсэсовцы все разбежались как собаки. Мы брошены на произвол судьбы. Шипела, падая, ракета… Тут они и появились на конях. Жизнь была спасена. Как мне найти его?

– Кого?

– Того узбека. Тридцать лет его уже ищу и не могу найти. На Филиппинах искал, в Индии, в Милуоки… как мне найти его?

– Я помогу тебе, Майк.

– Спасибо, Вася. Вот за это спасибо, ты настоящий друг, ты снова спас мне жизнь. Я тридцать лет его искал и, если бы не ты, не нашел бы. А теперь давай поднимем до уровня бровей. Готов? Поехали!

– Б-р-р-р.

– Б-р-р-р.

– Я напишу об этой трогательной истории в «Литературную газету».

– Зачем в литературную? Лучше в нормальную.

– Я писатель, потому и пишу в «Литературную».

– Я тоже писатель, даже поэт. «Если хочешь чистым быть, надо в химчистку О’Рили заходить». Здорово?