Высокое окно

— О, это так мило с ее стороны! — вскричала она, широко раскрывая засиявшие глаза. — Она всегда была так добра по отношению ко мне!

Я встал.

— Она прекрасная женщина, — широко улыбаясь, сказал я. — Прекрасная. Я как раз сейчас собираюсь заглянуть к ней — и мы в высшей степени мило побеседуем за чашкой чая. И если вы сейчас же не заснете, я никогда больше не разрешу вам признаваться мне в совершенных убийствах.

— Вы ужасны, — сказала она. — Вы мне не нравитесь. — Она отвернулась от меня, спрятала руки под одеяло и закрыла глаза.

Я подошел к двери. На выходе я обернулся и посмотрел назад. Она смотрела на меня, приоткрыв один глаз. Я насмешливо оскалился, и глаз поспешно закрылся.

Я вернулся в гостиную, одарил мисс Лимингтон всем, что осталось от моих сияющих улыбок, и вышел.

Я поехал на Санта-Моника-бульвар. Ломбард был еще закрыт. Старый еврей в высокой черной ермолке, казалось, очень удивился тому, что я так быстро вернулся за закладом. Я объяснил ему, что у нас в Голливуде так принято.

Он достал из сейфа конверт, вскрыл его, извлек оттуда квитанцию и дублон и положил его мне на ладонь.

— Такая это ценность, такая, что отдавать не хочется, — пожаловался он. — Работа, понимаете ли, работа — превосходная.

— И золота в ней, верно, на все двадцать долларов, — сказал я.

Он пожал плечами и улыбнулся. А я сунул монету в карман и пожелал ему спокойной ночи.

32

Лунный свет стелился по лужайке, как белая простыня, — и лишь под кедром, как кусок черного бархата, лежала густая тень. В двух нижних окнах и одном наверху горел свет. Я поднялся по кособоким каменным ступенькам и позвонил.

Я не взглянул на маленького нарисованного негритенка на стене. И не потрепал его по голове. Шутка несколько устарела.

Дверь открыла седая румяная женщина, мне еще не знакомая. Я сказал:

— Я — Филипп Марлоу. Я хотел бы видеть миссис Мердок. Миссис Элизабет Брайт Мердок.

Женщина подозрительно оглядела меня.

— Думаю, она уже в постели. Вряд ли она сможет вас принять сейчас.

— Еще только девять.

— Миссис Мердок рано ложиться спать. — Она начала закрывать дверь.

Это была милая старушка, и я не хотел наваливаться на дверь грубым плечом — я просто легонько оперся на нее.

— Это важно. Вы можете передать ей?

— Подождите минутку. — Я отступил назад и дал ей закрыть дверь.

Из листвы темного дерева послышалось пение пересмешников. Машина проехала по улице слишком быстро и взвизгнула тормозами на повороте. Прозвенели отдаленные колокольчики девичьего смеха, словно они высыпались из машины на крутом повороте.

Спустя некоторое время дверь открылась, и женщина сказала:

— Можете пройти.

Я проследовал за ней через большую переднюю комнату. Тусклый свет единственной лампы едва достигал ее противоположной стены. Слишком тихо было в этой комнате, и ее надо было срочно проветрить. Мы прошли до конца коридора, поднялись по лестнице с резными перилами и прошли еще по одному коридору.

Горничная указала мне на раскрытую дверь и, когда я вошел внутрь, затворила ее за моей спиной. Я оказался в просторной, изобилующей мебельным ситцем гостиной с серебряно-голубыми обоями, синим ковром и выходящими на балкон высокими французскими окнами. Над балконом был навес.

Миссис Мердок сидела у карточного столика в мягком кресле с подголовником. На ней был стеганый халат, и ее волосы были несколько растрепаны. Она играла в одиночку. Колоду она держала в левой руке и, прежде чем поднять на меня глаза, положила одну карту на стол и передвинула другую. Потом она произнесла:

— Итак?

Я подошел к столику и взглянул на карты. Она играла в «конфилд».

— Мерле сейчас у меня дома, — сказал я. — Она малость чики-бряки.

— И что же такое чики-бряки, мистер Марлоу? — сухо поинтересовалась миссис Мердок, не взглянув на меня.

Она передвинула карту, потом — более быстро — еще две.

— Приступ меланхолии, — пояснил я. — Когда-нибудь ловили себя на жульничестве?

— Когда жульничаешь, играть не интересно, — мрачно сказала она. — И очень малоинтересно, когда не жульничаешь. Что там с Мерле? Она никогда не задерживалась допоздна. Я уже начала беспокоиться за нее.

Я подтащил к столику кресло и уселся напротив нее.

— Вам нет необходимости беспокоиться, — сказал я. — Я вызвал доктора и сиделку. Она спит. Она была у Ваньера.

Миссис Мердок отложила колоду карт, сцепила на краю стола жирные руки и тяжело посмотрела на меня.

— Мистер Марлоу, — сказала она, — мы с вами должны окончательно договориться. Я сделала ошибку, пригласив вас. Я просто не хотела, чтобы меня — как бы вы выразились — держала за дурочку такая маленькая злая тварь, как Линда. Но было бы лучше, если бы я вообще не подымала шуму. Мне гораздо легче было бы пережить пропажу монеты, чем ваше присутствие. Даже если б мне ее никогда не вернули.

— Но вам ее вернули.

Она кивнула, пристально глядя на меня:

— Да, мне ее вернул. И вы знаете как.

— Я этому не верю.

— Я тоже, — спокойно сказала она. — Мой дурак сын просто взял на себя вину Линды. Я нахожу этот поступок детским.

Она взяла колоду и потянулась, чтобы положить красную десятку на красного валета. Потом она потянулась к приземистому столику, на котором стояло вино. Она отпила немного, опустила стакан и посмотрела на меня тяжелым взглядом:

— У меня такое чувство, мистер Марлоу, что вы собираетесь вести себя нагло.

Я потряс головой:

— Не нагло. Просто искренне. Я не так уж плохо поработал на вас, миссис Мердок. Вы получили дублон обратно. Полицию на вас я не вывел — пока что. Я ничего не сделал для развода, но я нашел Линду — ваш сын все время знал, где она; и я не думаю, что у вас с ней проблемы. Она признает, что совершила ошибку, выйдя замуж за Лесли. Тем не менее, если вы полагаете…

Она хмыкнула и сыграла следующей картой. В верхнем ряду у нее был бубновый туз.

— Черт, трефовый туз побит. Не успею убрать его.