Высота одиночества
Шрифт:
Достав из тумбочки свою кружку, Рината вышла в коридор. Вернулась с кипятком, вытащила из внутренней полочки тумбы вскрытую шоколадку с перцем чили и, обойдя кровать Решетниковой, поставила чашку. Положила шоколадку рядом, а сама уселась возле Алисы. Та дернулась назад, невольно освобождая Ринате больше места, и она уселась поудобнее. Алиса упорно молчала, и Рина наконец нарушила тишину:
— Сахара у меня нет и чая тоже.
— И не надо. Уйди.
Алиса, от природы невысокая, казалась сейчас совсем маленькой. Под объемной, доходящей до середины бедер толстовкой угадывались очертания её тела. Ладони её были прижаты к груди, а глаза открыты. Кому-то всё это, возможно, могло показаться не столь значимым: ни сегодняшнее награждение, ни звучащий на «Медалс плаза» гимн России,
— Сильные девочки не ноют.
— Я не ною, — сдавленно отозвалась Алиса. — Просто знаешь… — Она подтянулась на руках и села. Убрала одеяло и откинула на спину распущенные волосы. — Давай честно: у нас с Самойловым нет в арсенале тройного акселя, и в личке, даже если мы откатаемся идеально, мы разве что в первую шестерку войдем. А этот командник… Это реально, — она жестко усмехнулась и добавила: — Но ни у Макса, ни у меня нет папы министра спорта. Даже папы — президента Федерации нет. Что бы мы ни делали — все равно будем ниже министерской дочки. А теперь… теперь и она и этот… — Алиса говорила с разочарованием, с обидой, с затаившейся в глубине глаз яростью. — И даже Ванечка — олимпийский чемпион, мать его! Разве это справедливо?! Пусть подавится своей медалью!
Подбородок Алисы дрожал, но она изо всех сил сдерживала слезы. И что-то подсказывало Ринате, что дело тут вовсе не в зависти к бывшему партнеру. Её слёзы, её взгляд… Это было чем-то гораздо более глубоким и болезненным, чем переживаниями из-за более успешно складывающейся после распада пары карьеры Устинова. Но лезть в душу к Решетниковой Рина не собиралась. В своей бы разобраться для начала.
— Алис, жизнь вообще редко бывает справедливой, — вздохнула она и посмотрела ей в глаза тяжелым, твердым взглядом. — Я сломала ногу в Ванкувере в момент, когда медаль была фактически у меня в руках. Да, возможно, уже не золотая, серебро или бронза, но самая настоящая олимпийская медаль. Разве это справедливо? Игорь три года болтыхался на уровне второй десятки на чемпионате России, потому что так решил Владимир Николаевич. Он даже спортивное гражданство сменить не мог. А ведь в то время у него были все шансы выбиться в топы. Но нет. Ну а Самойлов твой… никому такого не пожелаешь. Всё это несправедливо, неправильно, но так есть. А раз уж ты можешь рассчитывать только на собственные силы, — Рина едва заметно улыбнулась, — значит, придется быть на голову выше остальных. Чтобы ни один папа никому не помог.
— И без тебя знаю, что придется! — огрызнулась Алиса.
— Тогда прекращай ныть, — Рината пододвинула к Алиса шоколадку. — Мне ведь тоже пришлось доказывать, что я лучшая, Алис. После того как Бердников забрал меня из детского дома… Мне было пять, и я просто знала, что должна стать лучшей. Чтобы никто и не подумал, что президент Федерации протаскивает бедную сиротку. Чтобы у самого Владимира Николаевича не было ни малейшего шанса усомниться во мне.
Алиса смотрела так, словно хотела ответить грубостью. Глаза её, тёмно-карие, казались черными, а взгляд был колючим, наполненным ожесточенностью. Но Рина чувствовала, что всё это лишь одна сторона — видимая, та самая, которую она желала показать. И слова, давшиеся Ринате на удивление легко, не вызвали у неё неприятия. Нет, они были именно тем, что она хотела услышать, что ей нужно было услышать.
— Какого быть дочкой Бердникова? — абсолютно серьезно спросила Алиса.
Рината едва заметно дернула плечом и качнула головой.
— Не знаю, — ответила она. — Но надеюсь узнать. — Она дотронулась до коленки Алисы. — Успокойся и выпей чаю. А вы с Максом… Я уверена, вы найдете возможности для усложнения программ в будущем.
— Найдем. — Алиса не сомневалась в своих словах. Она отломила кусочек шоколадки и сунула в рот. Посмотрела на этикетку. —
Странный у тебя вкус.— Ты распробуй прежде, чем говорить. — Рината подала Алисе кружку, и та сделала глоток.
— Спасибо. — Она поставила чай на тумбочку и отломила еще один маленький кусочек шоколадки. — А ничего так… согревает.
— Мой любимый, — Рина тоже сунула в рот дольку.
Едва заметно улыбнувшись, Алиса попросила:
— Покажи мне её.
Переспрашивать, что именно, Рине было не нужно. Она поднялась с постели, подошла к куртке и, достав медаль, вернулась в спальню. Положила Алисе на коленки, и синяя ленточка змейкой скрутилась у неё на бёдрах.
— Красивая, — Алиса зачарованно провела по поверхности подушечками пальцев. Обвела выгравированную эмблему «Сочи 2014» и пять олимпийских колец.
Медаль была не полая: в центре, лоскутным рисунком в виде заснеженных горных вершин, были влиты узоры символизирующее многообразие культурных традиций российских народов.
— Она тяжелая, — сказала Рината. — Никогда олимпийское золото не держала в руках.
Алиса промолчала, продолжая рассматривать медаль. Олимпийское золото… Кусок металла, символизирующий всё, что так дорого любому спортсмену, его стремления, надежды и мечты. И именно за этот кусок металла она готова бороться, пока у неё не кончатся силы, бороться до самого конца.
Она вернула медаль Ринате, и та, достав из сумочки белый футляр, аккуратно уложила олимпийское золото внутрь. Своё первое олимпийское золото.
Москва, февраль 2014 года
Лера вошла в квартиру и включила в прихожей свет. Осмотрелась и недовольно выдохнула. Она чувствовала себя загнанной ланью: «Лера, сходи туда, Лера, сходи туда, Лера, почему ты еще здесь, если еще час назад должна была метнуться в аэропорт и вылететь в Москву. Ой, я тебе не сказал об этом? Лерочка, да, тебе срочно нужно покинуть олимпийский праздник и съездить за документами, которые, конечно же, я оставил у себя дома. В Москве».
Спасибо хоть не в Лос-Анжелесе, и билет бизнес-классом.
Фёдорова скинула сапоги, смахнула с шубы капельки растаявшего снега и прошла в святая святых Владимира Николаевича Бердникова. Ключи от квартиры он отдал ей со словами: «Ничего не трогай и не суй свой нос куда не следует». Но она была бы не она, если б выполнила данное требование. Она изучила кухню, осмотрела шкафчики и пришла к выводу, что дома Бердников практически не питается. Только пара упаковок кофейных зерен, бутылка 18-летнего «Чивас Ригал» и, о чудо! Пачка риса.
Изучив кухню, Лера отправилась в спальню. Комната президента Федерации говорила о нем как об очень практичном человеке. Ничего лишнего: ни столь любимых женщинами статуэток и рамочек для фотографий, ни милых безделушек, ни пустяковых мелочей, ничего, что свидетельствовало бы о том, что в его жизни есть место еще хоть кому-то, помимо него самого. Кровать была заправлена темно-серым покрывалом, а на тумбе стоял лишь один светильник в стиле модерн. Бесцеремонно плюхнувшись на постель, Лера раскинула руки в стороны и довольно улыбнулась. Когда еще представится такая уникальная возможность полежать на широченном ложе Бердникова? Но время поджимало, и долго разлеживаться позволить себе она не могла. Через пару минут она встала и подошла к шкафу. Открыла и весело хмыкнула: с одной стороны висели черные, серые и синие костюмы, с другой — абсолютно белые рубашки.
Пришедшая смска выдернула её из состояния бесцельного расхаживания по квартире. Писал, собственно, сам хозяин: его крайне интересовало, нашла ли она документы. Лера метнулась в гостиную и открыла дверцу шкафчика, в котором и должна была лежать нужная папка — синяя, с серебристой эмблемой в верхнем левом углу. Та обнаружилась сразу, поверх еще одной, более тонкой, красной. Взяв требовавшееся, Лера потянулась к дверце, чтобы закрыть её, однако журналистская чуйка подсказывала, что торопиться не стоит. Она отложила документы в сторону, достала вторую папку, и, присев на диван, открыла её. Пробежалась взглядом по самому верхнему листу и задумчиво нахмурилась. Перечитала ещё раз, положила рядом с собой и быстро просмотрела оставшиеся бумаги. Звонок от Бердникова заставил её вернуться к насущным проблемам.