Высота взаимопонимания, или Любят круглые сутки
Шрифт:
– Ты ребенка хочешь? – перебил Евгений Владимирович.
– Куда уж тут ребенка еще?! – сказал Ася. – Надоело мне все!
– Ну, так бросай ты эту вихлястую работу, – попытался успокоить ее Севрюгин, – на фиг она нужна. Хочешь, вообще не работай.
Ася посмотрела в красивые серо-голубые глаза мужа: он улыбался, и от этого две ямочки отметились на щеках. Он ей нравился – его ноги, плотные его руки, как железо, впивавшееся в ее тело, все, что было в нем, особенно тот мужской запах, от которого всегда кружится голова, все это нравилось ей. И все же…
– Ну, что там, в самом деле, – рассуждал Севрюгин, –
Он ее жалел.
– Мне ты здесь нужна! – заключил он.
– Бесплатная прислуга и полежать есть с кем иногда! – ядовито заметила Ася.
– Что ты, голубушка, – расстроился Евгений Владимирович, – ты тоже капнула, знаешь. Я же не виноват, что макароны не люблю.
– Да при чем здесь макароны, – голос Аси леденел, – ты меня в упор не видишь. Придешь – не поцелуешь, не обнимешь. Да если б ты… Вспомни, как это было до свадьбы.
Остекленевший Севрюгин что-то соображал, глядя на остроносое лицо Аси. Она была худа, но пока его устраивала – правда, в ней все-таки не хватало аппетитности. Однако же другим мужчинам его жена нравится. Интересно!
– А я думал, это из-за макарон, – после раздумий пробормотал он, – ну, давай я тебя поцелую.
Он потянулся было к ней, но нужно было обходить стол, и Ася, заметив это, отодвинулась и сказала:
– Я не навязываюсь.
– Да ты что, одурела, что ли?! – вспылил сразу Евгений Владимирович и сел обратно. – Прямо самодурство какое-то! Ай!
Он так махнул рукой, что задел кончиками пальцев висячий деревянный шкафчик.
– Знаешь, Женя, – грустно заговорила Ася, – я познакомилась недавно с одним человеком…
– То есть как это?! – грубо прервал ее Севрюгин. – Ты посмела? При муже живом!
– Дай договорить! – закричала Ася. – Или у нас только твои монологи разрешены?
Она плеснула себе коньяка в стакан Севрюгина и, глядя в его изумленные глаза, тут же выпила, потом продолжила свой рассказ:
– Я познакомилась, знаешь, и он мне цветы дарит каждый день, только я их выбрасываю… и подарки, и вообще…
Севрюгин вскочил и, шипя, стал расхаживать по кухне.
– У вас что-то было? – спросил он, скрипя зубами. – Ну, ну, говори, давай!
Ася долго держала паузу, пока, наконец, не испугалась за мужа – что-то слишком уж сильно он покраснел, даже глаза начали багроветь и сливаться с новым цветом лица. Тогда она все же ответила:
– Да нет, не было ничего, я пошутила.
– Нет! – тряся указательным пальцем перед ней, обличал Севрюгин. – Нет, было! Это не шутка! Все было, я давно заметил. Давно все вижу. Проговорилась-таки, предательница! Она изменяет мне!!!
Он захохотал совершенно неестественно – как ненормальный или, по крайней мере, притворяющийся таковым.
– Ну, и как, с ним лучше? – выделывался Севрюгин, крутясь волчком над сидящей Асей. – Лучше с ним? Конечно, цветочки, подарочки…
– Да замолчи ты! – крикнула Ася. – Замолчи! Поцеловать, так стол не мог обойти, а тут скачешь! Нет у меня никого. Нет и не было.
– Точно? – спросил Севрюгин.
– Да! – проорала Ася. – Я просто проверяла… Ревнуешь или нет.
– Так что? Ревную? – уже утихомириваясь, Севрюгин сел на свой табурет и налил остатки коньяка.
Ася встала, взяла пустую бутылку и поставила
ее в ящик под раковину рядом с мусорным ведром, потом решительно пустила воду и стала мыть посуду.Севрюгин подошел к ней, обнял и сказал:
– Ну, я ревную ведь.
– Не-а, – ответила Ася оттаявшим голосом и опустила свою голову мужу на грудь, – только не засыпай сейчас.
Севрюгин провел руками по ее телу, допил коньяк и пошел в комнату смотреть телевизор.
Минуты через три он уже спал…
Ночью Ася сидела рядом с ним, вязала, плакала и вспоминала недолгое свое трехмесячное замужество…
Утром Севрюгин проснулся один.
27.07.01
Высота взаимопонимания
Вокруг пятиэтажки – грязные лужи и слипшиеся листья. Шум и гам позднего утра разлетается по хмурому сентябрьскому воздуху.
На срубленном стволе тополя, опохмеляясь, сидят под окнами два друга: Василий Степанович и Сергей. Тут же на дереве разложена еда: три нарубленных огурца, порванная пополам палка полукопченой колбасы, батон, обкусанный с двух сторон, и бутылка самого дешевого вина бордового цвета. Глаза у друзей слипшиеся, словно проведенная без сна ночь окунула их в сморщенные песочной жижей лужи. Оба пьют из «горла» по очереди, молча хрустят огурцом и откусывают каждый от своей половинки колбасы. Выпив бутылку, они хмурятся, но настроение повышается, и даже сонливая густота безразличия сближает их.
– А хороший вообще мужик был, – говорит Серега и чешет свою сорокалетнюю коленку, – хорошо, когда хоронят в субботу, целый день следующий свободный.
Сергея мучит зубная боль, поэтому жует он только правой стороной рта.
– Вообще вся семья у них хорошая, – вторит ему Василий Степанович, – я вот, когда им унитаз ставил – даже накормили, об вознаграждении и речи быть не может, заплатили честь по чести, особенно Клавдия.
– Да, жена у него человек хороший… была, – поддерживая и себя, и Василия Степановича, проговорил Сергей.
– Почему была? – брови Василия Степановича сошлись в центре лба. – Она есть.
Сергей почему-то долго смотрит на друга и косо усмехается, губы его заблестели колбасным жирком, а левая щека покраснела.
– Люблю, когда люди хорошие, – говорит он, – сколько раз замечал, когда они у себя на площадке лампочку вкручивали.
Оба на минуту замолкают и вдыхают в себя свежий прохладный ветерок, набирая полные легкие воздуха. Сергей достает из внутреннего кармана телогрейки новую винную бутылку. Пьют также из «горла», по очереди.
– Мы хорошим людям таким всегда должны памятники ставить, – возобновляет беседу Сергей после третьего глотка, – а вот моей дуре надо табуретку на голову надеть.
Василий Степанович широко раздвигает густые брови, и волосы его медленно двигаются по черепу.
– А мы сегодня не работаем? – вдруг спохватывается он.
– Нет, – отвечает Сергей, – сегодня выходной. А все-таки жаль хороших людей, им теперь и трубы менять не надо.
Он пускает скупую мужскую слезу, вытирает щеку рукавом, от чего на щеке появляются два длинных маслянистых пятна.