Высшие кадры Красной Армии 1917-1921
Шрифт:
8 мая военный представитель при дипломатической миссии Германии в РСФСР майор К. фон Ботмер назвал отношение Советского правительства к Германии «несколько натянутым»: СНК беспокоило наступление германских войск в Финляндии и продвижение войск на восток на Украине [360] . Германское посольство в это время продолжало политику нормализации отношений с Кремлём, но при этом «поддерживало контакты с различными» политическим силами, полагая: «Если, в чём мы убеждены, Германия утвердится в России (а при таком количестве её врагов это уже победа), большевизм долго не удержится у руля», поэтому надо «пытаться повлиять на ход событий», чтобы, если большевики слетят, к власти пришли лояльные к Германии буржуазные партии, а не ненавидящие её эсеры [361] .
360
Ботмер К. С графом Мирбахом в Москве. М, 1997; цит. no: URL: http:// www.volna.medialist.rLi/volna/knigi/knigi/bib/bib/20/FELSHTINSKY/botmer. htm.
361
Ботмер К. С графом Мирбахом в Москве.
16 мая Ленин, ведший по отношению к Германии (как образно выразился левый эсер Е. Пятницкий) политику «обжуливания жуликов» [362] , намекнул Мирбаху, что ему всё сложнее сдерживать противников Брестского мира в связи захватом Германией «всё новых областей»; Мирбах доложил в Берлин министру иностранных дел о необходимости «заключения мира с Гельсингфорсом и Киевом» [363] .
Германский посол считал, что интересы Германии по-прежнему требуют её ориентации на ленинское правительство, так как силы, которые в принципе могут сменить большевиков, будут стремиться с помощью Антанты воссоединиться с территориями, отторгнутыми от России по Брестскому миру [364] . А ленинское правительство
362
Сб. ПЛСР. Т. 1. С. 391.
363
Документы германского посла… С. 124.
364
Хавкин Б.Л. Искать, но не найти // Родина. 2006. № 5. С. 65.
365
РГВА. Ф. 37976. Оп. 1. Д. 85. Л. 36. 19 мая СНК предписал военному ведомству «немедленно» выслать парламентёров для заключения перемирия и установления демаркационной линии на Донском фронте.
366
Там же. Л. 12, 38. П.П. Сытин выполнил задание примерно 20 мая, причём передал немцам лишь 2 уезда.
27 мая Г.В. Чичерин сообщил М.Д. Бонч-Бруевичу: решается вопрос об установлении демаркационной линии по Донской области. Народный комиссариат иностранных дел считал возможным оставить Ростов и Батайск в руках германцев. Генерал докладывал В. Ленину, Высшему военному совету и В. Бонч-Бруевичу, что сдача Батайска германцам закончит блокаду РСФСР со стороны Кавказа и поставит в критическое положение единственную железнодорожную линию, ещё соединяющую Россию с хлебородным Северным Кавказом и нефтяным Майкопским районом. Кроме того, из доклада вернувшегося из Кубани В.А. Трифонова следовало, что Ростов занимали надёжные части (это, по мнению Бонч-Бруевича, «крайне» затрудняло переправу германцев на левый берег Дона для взятия ими Ростова и продвижения дальше — на Батайск). Предложение Германии отвести Черноморский флот в Севастополь из Новороссийска с тем, чтобы там разоружить, и обязательства возвратить флот России «после заключения всеобщего мира», разумеется, было неприемлемым. Военрук Высшего военного совета заявил: возвращение флота в Севастополь и фактическая передача его германцам — это умышленное усиление германцев нашим флотом, германцы «в нужную минуту» найдут повод обойти все свои обещания и обратить весь Черноморский флот для решения боевых задач во вред России. Если флот не в состоянии защищаться, заявил Бонч-Бруевич, флот нужно взорвать [367] . Также военрук считал невозможным уступить белому правительству Финляндии западную часть Мурманска с его водным пространством: это поставит в критическое положение Мурманскую железную дорогу и лишит РСФСР выхода в открытое море — важной связи с Западной Европой. В заключение доклада Бонч-Бруевич заявил, что «все три предположения для России совершенно неприемлемы[…], исполнение каждого из этих предположений поставило бы нас в ещё более, чем теперь, тяжёлое положение»; «Все эти предположения являются следствием полу-панического настроения с нашей стороны и крайней наглости со стороны германцев».
367
О судьбе Балтийского флота см.: Рабинович А. Досье Щастного // ОИ. 2001. № 1. С. 61–82.
По итогам заседания Высшего военного совета, собравшегося в широком составе (присутствовали М.Д. Бонч-Бруевич, зам. председателя Э.М. Склянский и члены — большевик В.А. Антонов-Овсеенко, военные специалисты генерал Н.М. Потапов и контр-адмирал Евгений Андреевич Беренс), положения доклада М.Д. Бонч-Бруевича были полностью одобрены [368] .
Аппетиты Германии стали настолько огромными, что в конце мая 1918 года советское военное ведомство всерьёз началось готовиться к войне. 28 мая Высший военный совет одобрил предложение М.Д. Бонч-Бруевича о проведении крупномасштабной агитации за создание крепкой боеспособной армии против Германии [369] , а 31 мая принял конкретный план для усиления боеспособности армии в связи с военной опасностью со стороны Германии [370] . Хотя М.Д. Бонч-Бруевич, по его воспоминаниям, пошёл на службу большевикам «для организации отпора внешнему врагу (немцам)» [371] , генерал был крайне осторожным политиком [372] , а потому не мог предлагать высшему военному руководству решения, расходящиеся с политикой Кремля.
368
РГВА. Ф. 3. Оп. 1. Д. 88. Л. 99 с об—100.
369
Там же. Л. 94.
370
Там же. Д. 90. Л. 242.
371
Воспоминания о В.И. Ленине. Т. 3. М., 1969. С. 38–39.
372
М.Д. Бонч-Бруевич писал в мемуарах, что был «очень осторожен и… каждый раз докладывал на Высшем военном совете о тех разговорах, которые вынужден был вести» (Бонч-Бруевич М.Д. Вся власть Советам. М., 1963. С. 268). Доклады по наиболее важным вопросам генерал всегда направлял в три адреса: председателю СНК В.И. Ленину, Высшему военному совету и Управляющему делами СНК — своему брату В.Д. Бонч-Бруевичу) (См.: РГВА. Ф. 3. Оп. 1. Д. 88. Л. 149–149 об., 152–152 об.).
6 июля был убит Мирбах. Как известно, целью убийства был срыв Брестского мира, ненавистного как противникам большевиков, так и представителям революционного лагеря — левым эсерам, левым коммунистам, интернационалистам и др. [373]
Убийство повлекло за собой осложнение и без того непростых советско-германских отношений: 14 июля советскому правительству был предъявлен германский ультиматум, содержавший требование о введении в Москву воинского батальона для охраны посольства [374] . 15 июля 1918 года Совнарком сообщил Высшему военному совету о возможности перехода германских войск в наступление. Высший военный совет постановил принять в Завесе все необходимые меры к оказанию наибольшего сопротивления (перегруппировка войск, применение техники к разрушению сооружений, создание препятствий и пр.); подготовить возможность партизанской борьбы; при отступлении оставлять в оккупированных местностях хорошо организованные боевые и разведывательные группы; принять срочные подготовительные меры к эвакуации всего ценного военного имущества и (это через СНК предполагалось поручить Наркомату путей сообщения) своевременно увести подвижной состав. Кроме того, предполагались: милитаризация личного состава железнодорожных линий «и вообще средств сообщения, являющихся путями и средствами передвижения войск, боевых запасов и эвакуации»; издание правительственного декрета о мобилизации достаточного количества возрастов с перечнем тех дивизий, для укомплектования которых эти возрасты принимаются, в соответствии с расписанием Главного штаба, на составление которого давалось 24 часа [375] .
373
Хавкин Б.Л. Убийство графа Мирбаха… С. 37.
374
Там же. С. 40.
375
ДГККА. С. 47–48.
Но, как известно, 15 июля началось крупное сражение между немецкими и англо-французскими войсками (Второе Марнское) — последнее генеральное наступление немецких войск за всю войну, проигранное немцами в августе. Уже в конце июля 1918 года стало ясно: 1) «Германии через несколько времени предстоит быть разгромленной», а Бонч-Бруевич «никаких революционных фронтов не признавал», за что подвергся обоснованной критике [376] ; 2) судьба революции решается на Восточном (противочехословацком) фронте. Смену приоритетов зафиксировало постановление Высшего военного совета от 23 июля. В Совет поступили важнейшие сведения из СНК: «нельзя ожидать в ближайшее время наступления со стороны Германии…» [377] . В этом контексте дополнительное соглашение с Германией от 6 августа 1918 года, по которому Советская Россия обязалась уплатить Германии 6 млрд марок, выглядит довольно странно.
376
РГВА. Ф. 612. Оп. 1. Д. 84. Л. 5 об.
377
Наркомвоен и Наркоммор должны были принять все меры к тому, чтобы в самый короткий срок перебросить на Восточный фронт все наиболее сформированные и обученные части (Там же. Ф. 3. Оп. 1. Д. 90. Л. 265–266).
В архивах хранятся документы, которые позволяют по-новому взглянуть на уже известные исторические сюжеты. По мнению исследователя А.Л. Фраймана, Брестский мир дал «возможность приступить к осуществлению ряда мероприятий по организации более интенсивной обороны подступов к Петрограду» [378] . Так, в Российском государственном военном архиве отложились сведения о кредитах, отпущенных на оборону Петрограда и Москвы после подписания Брестского мира. Эти, на первый взгляд, ничем не примечательные документы малоиспользуемого фонда Военно-законодательного совета представляют собой
документальную загадку. 5 марта (ещё до переезда госаппарата в Москву) на оборону Петрограда в распоряжение Наркомвоена отпустили 28 млн руб., а на оборону Москвы — 50 млн руб. Такая разница в кредитах в принципе объяснима. Вероятно, вопрос о переезде Совнаркома в Москву был решён ещё раньше. Интересно другое. Технический комитет при Военно-хозяйственном совете, рассмотрев 17 апреля 1918 года ходатайство военного руководителя Северного участка и Петроградского района отрядов Завесы генерал-лейтенанта А.В. Шварца о дополнительном ассигновании 12 млн. руб. на оборонительные работы в Петроградском районе, счёл возможным выделить деньги, если они «пойдут на производство подробных съёмок местностей Петроградского района, проведение новых дорог, несомненно нужных или для местного населения, или для сообщения этого населения с Петроградом, ремонт существующих дорог, проведение телеграфных или телефонных линий между населёнными пунктами, ремонт или приспособление для нужд штабов, существующих в общественных пунктах общественных сооружений вроде школ и больниц, а в крайнем случае, даже и на постройку в населённых пунктах новых зданий для нужд обороны, при непременном условии предназначения их впоследствии для культурных нужд населения; наконец, нет возражений против расходов на организацию, попутно с работами на оборону — будущих общественных работ, самое название которых связано с производительностью и продуктивностью…». Решение более чем пацифистское: фактически речь шла о продолжении реализации курса Николая Подвойского — на конверсию военного аппарата. Проведение в жизнь такой политики, по замечанию исследователя М.А. Молодцыгина, должно свидетельствовать о полнейшей убеждённости военного руководства «в безграничной вере, что войне не бывать, армия будет не нужна» [379] . О закономерности решения Технического комитета ВХС свидетельствует и реакция М.Д. Бонч-Бруевича: военный руководитель Высшего военного совета, посовещавшись с новым военруком Северного участка отрядов Завесы Д.П. Парским (Шварц отказался продолжать сотрудничество с Советской властью), вообще распорядился сократить оборонительные работы в Петрограде и дал указание Парскому представить новый проект работ с расчётом необходимых кредитов на их производство [380] . В марте-апреле 1918 года Военно-хозяйственный совет работал под бдительным оком «правой руки» Троцкого — члена Высшего военного совета и коллегии Наркомвоена Э.М. Склянского. Что следует в таком случае из решения ВХС и указания М.Д. Бонч-Бруевича? — в военном ведомстве старались не допустить дальнейших территориальных потерь, но при этом к ближайшему возобновлению войны с Германией не готовились. В чём-то решение ВХС и указание Бонч-Бруевича Д.П. Парскому дополняют опубликованные австрийской исследовательницей Э. Хереш документы о финансировании немцами большевиков [381] .378
Фрайман А.Л. Указ. соч. С. 275.
379
Молодцыгин М.А. Красная Армия. М., 1997. С. 93.
380
РГВА. Ф. 44. Оп. 7. Д. 457. Л. 1–1 об, 2, 9.
381
Хереш Э. Купленная революция. М., 2004. С. 341.
Переписка о «финансировании» обороны Петрограда и Москвы наводит на мысль об уверенности советского военного руководства в сохранении мира с Германией; появление Завесы имело целью лишь недопущение дальнейших территориальных захватов со стороны Германии — по образному заявлению лидера левых эсеров М.А. Спиридоновой от 19 апреля 1918 года, большевики, противостоя германскому империализму, «держатся за маленькую прифронтовую полосу и отстаивают какую-то демаркационную линию, которая на бумаге написана и подписана той и другой стороной» [382] . Материалы высшей военной коллегии и центральных военных управлений Советской России подтверждают разделяемый позднейшими исследователями вывод А.О. Чубарьяна: большевики, тяготясь «кабальным» миром с германскими империалистами, были вынуждены соблюдать его, так как судьба русской революции теперь зависела от германского кайзера, его военных и дипломатов [383] .
382
Сб. ПЛСР. Т. 1. С. 338.
383
См.: Хавкин Б.Л. Убийство графа Мирбаха… С. 37. Б.Л. Хавкин ссылается на работы: Чубарьян А.О. Брестский мир. М., 1964. С. 189–190; Rauch G. History of Soviet Russia. N. York, 1976. P. 76.
Раздел III
Подавление левоэсеровской альтернативы
Глава 1
Ликвидировать левоэсеровскую «опасность»: как большевики отстранили временных попутчиков во власти от руководства Красной Армией?
В 1990-х годах началось активное изучение небольшевистских партий времён Гражданской войны, в частности, временных попутчиков большевиков во власти — Партии левых социалистов-революционеров (ПЛСР).
Опубликованные в 1990-х — начале 2000-х годов документальные сборники о левых эсерах [384] , а также документы Российского государственного военного архива (РГВА) и Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ) позволяют восполнить этот серьёзный пробел.
384
Левые эсеры и ВЧК. Казань, 1996; Сб. ПЛСР. Т. 1.
М.А. Спиридонова в «Отчёте по крестьянской секции» подчеркнула, что на заседании III Всероссийского съезда Советов (февраль 1918 г.) все представители армии разделяли программу ПЛСР по социализации земли [385] .
Большевики и левые эсеры, придя к власти, почти сразу начали готовиться к расторжению своего временного союза. Ещё до марта 1918 года у левых эсеров на словах было модно, по выражению члена их ЦК С.Д. Мстиславского, «большевикоедство» [386] . Комитет по делам военным и морским, избранный II Всероссийским съездом Советов, состоял из трёх большевиков. В результате его организационной эволюции в коллегию Наркомвоена не мог не встать вопрос о включении в эту коллегию, по крайней мере, одного левого эсера: нужна была хотя бы видимость совместного с ПЛСР контроля над военным ведомством. Бюро фракции левых эсеров ВЦИК решило ввести в состав СНК в качестве наркома по военным делам левого эсера С.Д. Мстиславского, но 17 или 18 ноября 1917 года это решение было опротестовано Я.М. Свердловым и В.И. Лениным [387] . В итоге в состав коллегии Наркомвоена ввели левого эсера П.Е. Лазимира. Выбор Лазимира большевиками понятен: с одной стороны, он уже доказал свою солидарность с ними, будучи председателем бюро Военно-революционного комитета, с другой — не имел реального веса и авторитета в ПЛСР, что сделало возможным его мгновенное отстранение от руководящей работы в Наркомвоене [388] . Согласие левых эсеров на включение в советское военное руководство Лазимира свидетельствует о том, что на данном этапе руководство этой партии не придавало особого значения собственному контролю над вооружёнными силами — в отличие от большевиков. Ещё до кооптации П.Е. Лазимира в высшее военное руководство один из членов Комитета по делам военным и морским Н.В. Крыленко передал по прямому проводу Е.Ф. Розмировичу при обсуждении вопроса о конструкции руководства военного ведомства и введению в коллегию Лазимира: «Я не вижу необходимости ограничения представительства (левых эсеров в коллегии Наркомвоена. — С.В.), и единственным мотивом, говорящим против, признаю только эсеровскую опасность» [389] .
385
Сб. ПЛСР Т. 1. С. 236.
386
Левые эсеры и ВЧК. С. 166.
387
Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. Т. 5. М., 1974. С. 67.
388
Крушельницкий А.В. Указ. дис. С. 63.
389
РГВА. Ф. 1. Оп. 1. Д. 70. Л. 20–21.
События показали, что «опасность» осознал не один Крыленко. Назначения в военном ведомстве из рук Льва Троцкого получали заведомые противники левых эсеров. Партия левых социалистов-революционеров, в свою очередь, пыталась поставить политику большевиков в Наркомвоене под свой контроль. Об этом, в частности, свидетельствует выявленное в фонде Н.И. Подвойского (РГАСПИ) письмо М.А. Спиридоновой, в котором лидер ПЛСР просила Подвойского «в короткое время разобрать доклад Мисуно [390] , он член кр[естьянской] секции и наш верный человек. Доклад идёт о Журбе, комиссаре летучего отряда г. Котельничи Вятской губернии, которому Вы и Троцкий опять (!. — С.В.) дали мандаты, и он ими оперирует вовсю. Журба — крупнейший авантюрист, вор, разбойник и грабитель [неразборчиво] из большевиков. Назвался анархистом. Терроризировал крестьян Вятской губ[ернии] и города [Котельничи]. Крестьяне, услышав, что в деревню пришёл «большевик», в панике бегут, куда попало. Ведь это беда. Телеграфируйте быстро о недействительности Ваших мандатов. Материалы о нём у Мисуно громадные и от комитетов большев[иков] и лев[ых] с.-р., которые Вятской губ[ернии] г. Котельничи. Не давайте так легко Ваших мандатов» [391] . В письме-приложении М.А. Спиридонова предлагала справляться в левоэсеровской фракции ВЦИК «и в кр[естьянской] секции об отдельных лицах, т.к. в ЦИК и у нас есть представители всех губерний» [392] . Безрезультатно!
390
РГАСПИ. Ф. 146. Оп. 1. Д. 21. Л. 46. М.А. Спиридонова заверила, что «Мисуно можно, безусловно, верить во всём».
391
РГАСПИ. Ф. 146. Оп. 1. Д. 21. Л. 45–45 об.
392
Там же. Л. 46.