Выстрел на окраине
Шрифт:
Резко зазвонил телефон. Задумавшийся Антон вздрогнул, невольно подался вперед. Может быть, это смешно, но Антону казалось, что по каким-то неуловимым признакам он умеет отличать обычный звонок от того единственного, который тревожно извещает о происшествии.
Ну, конечно! Майор Гольцев раскрыл журнал и, повторяя, торопливо записывал:
— Так, так: Почтовая, сорок, квартира три! Есть, сейчас выедем.
И, заканчивая запись, уже положив трубку, озабоченно кивнул:
— Ограбление квартиры!
Гремя сапогами, Антон скатился по узкой винтовой лестнице, побежал в питомник.
— Точный расчет! Дом коммунальный, все на работе — вот и срезали! Ничего, найдем, похлеще распутывали!
Пожилая женщина с мягким расстроенным лицом показывала Меженцеву и Петрову распахнутый шифоньер с разбросанной одеждой, комод с выдвинутыми и перерытыми ящиками, возбужденно рассказывала:
— Прихожу это я на обед, за дверь взялась — батюшки ты мои! — открыта. Я в комнату, а тут все вверх дном!..
— Какие вещи похищены?
— Сразу в таком содоме разве разберешь! Из шкафа-то костюм мужнин взяли, юбку мою шерстяную. Остальное будто все цело, только мешалку сделали! Да еще часы вот с гвоздика пропали. Их-то жальче всего: именные, министр подарил! Сам-то у меня машинистом на дороге работает, а тут, как на грех, третий день в больнице: аппендицит ему резали. Вот он часы-то на гвоздике и оставил. Расстроится теперь — барахло-то наживное, а это — подарок.
— Найдем, мамаша! — уверенно пообещал Меженцев.
Слушая хозяйку, он оглядел дверной замок — никаких повреждений, вор действовал отмычкой.
Антон Петров меж тем подошел к окну и почувствовал, как Пик заволновался — черная густая шерсть на загривке взъерошилась, нервная дрожь, поднимая щетинку волос, побежала вдоль хребта. Ошибки быть не могло — Пик почувствовал чужой запах.
Антон внимательно оглядел раму: наклеенная по пазам белая бумага почти по всей линии лопнула, на подоконнике лежали сухие куски замазки. Очевидно, вор хотел уйти другим путем и пытался открыть окно.
— Батюшки ты мои, а я и не заметила! — всплеснула руками хозяйка. — Вся моя клейка пропала, гляди-ка ты!
Выяснилось еще одно важное обстоятельство, о котором поначалу хозяйка забыла рассказать.
Оказывается, две девочки, живущие в этом же доме, видели утром, как в подъезд входили двое мужчин. Один из них без пальто, в пиджаке и свитере. На щеке у этого мужчины был шрам, или, как сказали девочки, «большая оспа». Вот этот, с «оспой», еще шугнул их — не крутитесь под ногами! Обо всем этом девочки сказали тете Маше, когда женщина, обнаружив кражу, выскочила во двор.
Это уже было драгоценной находкой — примета, по крайней мере одного жулика, надежная.
Лейтенант Меженцев пошел с хозяйкой повидать девочек. Антон, с трудом удерживающий Пика, отпустил, наконец, поводок, коротко скомандовал:
— След!
Впрочем, Пик не нуждался уже в понукании. Плотно прижав уши к затылку, он ринулся из комнаты в коридор, вывел на лестничную клетку, взлетел на три ступеньки вверх по лестнице, ведущей на второй этаж (вор, должно быть, кого-то испугался и пережидал), и тут же устремился во двор. Здесь он
пробежал у самой стены, почти касаясь ее боком, невольно повторив осторожную повадку жулика, и уверенно выбежал на улицу.За воротами Петрова нагнал Меженцев и, пристраиваясь к его крупному частому шагу, довольно подтвердил:
— Точно! Один со шрамом на левой щеке!
С ночи подморозило, день выдался холодный, серый, по бокам тротуара нетронуто лежал мелкий сухой иней. Пик уверенно бежал по асфальту, наклонив голову, неутомимо ловя вздрагивающими ноздрями чужой, одному ему ведомый запах. Возбуждаясь все больше, собака пошла крупными ровными скачками. Удлинившему поводок Антону и следовавшему за ним Меженцеву пришлось бежать.
Квартал, второй, третий. Прохожие предупредительно уступали дорогу, с любопытством оглядывались на рослую овчарку и молча бегущих за ней двух офицеров милиции.
С Почтовой Пик свернул на Чапаевскую, пробежал квартал и вдруг, тревожно фыркая, закружился на месте: здесь Чапаевскую пересекала центральная магистраль города — Ленинская, до блеска накатанная троллейбусами, автобусами, автомобилями. В острой смеси запахов бензина, гари, сотен пешеходов потерялся, исчез запах одного-единственного человека. Пик стоял на самом перекрестке, словно перед крутым обрывом, опасаясь неверного шага. Подняв голову, он нетерпеливо и жадно втягивал воздух, используя свою последнюю возможность — «верхнее чутье», но в этот раз не помогало и оно.
— Потерял? — огорченно спросил Меженцев, вытирая влажный лоб.
Антон растерянно топтался на месте, оглядывался, потом решился — пересек Ленинскую и на противоположном углу снова отпустил поводок.
— След! След!
Пик метнулся влево, затем вправо, описал полукруг — шерсть на загривке поднялась, собака резко рванула поводок.
— Все! — облегченно крикнул Антон.
Пик пробежал несколько домов и сразу же за кинотеатром уверенно, словно он много раз бывал здесь, свернул во двор.
Здоровый рыжий пес с лаем бросился на Пика. Тот мгновенно остановился, предостерегающе лязгнул зубами.
— Альма, назад! Альма! — закричала женщина, убирающая с натянутой веревки стираное белье.
Теперь на первый план выдвинулся Меженцев. Пока Антон отводил в сторону Пика, начавшего уже заинтересованно обнюхиваться с рыжей Альмой — инстинкт иногда сильнее всякой выучки, — лейтенант Меженцев поздоровался с женщиной, начал расспрашивать, кто живет во дворе.
— Скажите, а вот такого жильца нет: высокий, ходит в пиджаке и сером свитере, а вот здесь у него на лице большой шрам?
— Как же, как же, есть! — узнала женщина. — Митясов вроде его фамилия. Из заключения он недавно. Пустила его соседка на квартиру, да и сама не рада. Пьет все время и дружков таких же водит. Сейчас, поди, спит: я утром на базар шла, он мне в воротах встретился — ну, скажи, в дымину пьяный. Это с утра-то пораньше! Вон в этом флигельке живет.
Меженцев энергично крутнул рукой — пошли!
Пик, уже поборовший минутную любовную вспышку, летел к флигелю, стоящему в глубине двора.
В сенях офицеров встретила пожилая женщина. Когда ее спросили, дома ли жилец, она горько вздохнула: