Выстрел (сборник)

Маньяба должен был наблюдать не только за выражением лица госпожи Гонсолен, но и за ее движениями. Франсуа советовал Мадлен иногда демонстрировать проблески рассудка. Кроме того, ей следовало скрывать то внимание, с каким она следит за словами и действиями докторов. Его советы также коснулись и ее привычек. Он предостерег ее от наклонности предаваться беспорядочным движениям, ведь у каждой разновидности помешательства свои особенности. И в хаосе, и в неподвижности есть общее целое. В ту минуту, когда Мадлен встает или садится, делает какое-нибудь движение, ни один неестественный жест не ускользнет от Маньяба.

Больше всего, по словам Франсуа Горме, следовало опасаться преувеличения, в которое впадают почти все притворщики и которое позволяет заметить несовпадение симптомов. Вообще для большей безопасности Мадлен должна была говорить как можно меньше. Говорить очень опасно, потому что Маньяба непременно закидает ее многочисленными вопросами. Следовало меньше двигаться и проявлять чувства. При том виде помешательства, которое избрала Мадлен и которому она теперь вынуждена была следовать до конца, больные время от времени видят галлюцинации. В такие моменты женщина пусть и недолго, но могла отдыхать от утомительных наблюдений. Она могла притворяться, будто испугана страшными призраками, прислушиваться, говорить сама с собой, отвечать на воображаемые вопросы, пристально смотреть на Маньяба, следить взглядом за фантастическими иллюзорными животными, за отсутствующими людьми.

Мадлен слушала внимательно и не упустила ни слова из этих странных советов, которым должна была следовать, если хотела обмануть проницательность доктора. Когда Франсуа растолковал Мадлен, как она должна держать себя, когда уверил ее, что заботится о ней и предупредит обо всех новых опасностях, если они появятся на горизонте, он оставил ее.

На улице он встретился с доктором Маньяба. Тот недавно вернулся и уже успел зайти домой к молодому человеку, чтобы вместе с ним отправиться к Мадлен. Генерал Горме сообщил ему, что Франсуа должен быть в больнице.

— Вы видели госпожу Гонсолен? — спросил старый доктор. — Как она?

— Я был в ее палате и наблюдал за ней. Она не заметила моего присутствия.

— Вы ни о чем не расспрашивали ее?

— Нет.

— Вы не заметили ничего странного?

— Мое убеждение подтвердилось.

— Вы верите в ее помешательство?

— Да, — уверенно ответил Франсуа.

Маньяба промолчал. Они по-прежнему шли рядом.

— Куда вы идете? — поинтересовался Франсуа.

— В больницу.

— Тогда я оставлю вас.

— Нет, напротив, я прошу вас сопровождать меня.

— Зачем?

— Я намерен расспросить госпожу Гонсолен обо всем. Я хочу попробовать оживить в ней воспоминания, предшествовавшие ее помешательству. Больше всего меня интересуют те, что связаны с роковой ночью, когда она лишилась мужа. Вероятно, вы мне понадобитесь.

— Что же, я всегда готов помочь.

Когда искусные доктора, несмотря на свой опыт, не имеют однозначного мнения и в чем-то сомневаются, они прибегают к испытаниям, чтобы обмануть хитрость и упрямство притворщиков. Одних наблюдений порой действительно бывает недостаточно.

Самый простой способ заключается в том, чтобы с помощью лукавых вопросов заставить мнимого больного совершить промах. Какова бы ни была непоследовательность помешанных, какова бы ни была разновидность помешательства, противоречия их логики укладываются в систему. Многие преступники, думая избежать кары, притворялись помешанными, но выдавали себя тем, что переигрывали, выходили за рамки.

Непоследовательность возникает из-за того, что больной из множества мыслей, сплетающихся в его голове, не может выделить главную. Но этот хаос не может длиться вечно. В минуты спокойствия, когда возбуждение сменяется унынием, доктор часто получает разумные ответы. Больные, которые постоянно дают нелепые ответы, встречаются крайне редко.

Этими замечаниями доктор Маньяба делился со своим молодым коллегой, который слушал его, не произнося ни слова. В саду больницы старый доктор остановил Франсуа и, взяв его за пуговицу пальто, произнес:

— Даже при самом неистовом умственном расстройстве помешанный не всегда сумасбродно отвечает на вопрос. В его ответе, за весьма редким исключением, присутствует некоторая логика. Спросите сумасшедшего, сколько ему лет. Может быть, он вам ответит, что ему шесть тысяч лет или шесть месяцев, но никогда не скажет два метра шестьдесят сантиметров или тридцать семь франков двадцать пять сантимов. Если помешанный нарушает правило логики, он все-таки продолжает думать, следовательно, остается в рамках законов, управляющих человеческим разумом. Он может думать только в известных, определенных формах. Помешанный не путает категории времени и пространства. Понятия о справедливости и несправедливости, о добре и зле ему также известны, и он непременно их применит, когда начнет определять поведение других относительно себя.

Маньяба, выпустив из рук пуговицу Франсуа, направился к больнице, но потом остановился.

— Вот видите, мой юный друг, — сказал он, — этот допрос будет куда опаснее для госпожи Гонсолен, чем может показаться на первый взгляд. Но если и он не даст тех результатов, на которые я надеюсь, то я применю другие средства.

— Какие?

— Все дозволенные законом.

Франсуа слегка побледнел. Он знал, что испытания, которым в крайних случаях подвергают помешанных и притворщиков, — это жестокие пытки. Молодой человек содрогнулся при мысли о том, что его любовницу ждет такая же участь.

XIX

В ту минуту, когда они вошли, Мадлен сидела в углу, скрестив руки на коленях и прислонившись головой к стене. Ее глаза бесцельно блуждали по комнате. Франсуа в сильном волнении опустился на стул. Маньяба подошел к Мадлен и постарался заставить ее встать. Женщина яростно сопротивлялась, бросая на Маньяба гневные взгляды.

— Вы не хотите сесть возле меня? — спросил он.

Она не отвечала.

— Я не хочу причинить вам вред, напротив, я хочу вылечить вас, ведь вы не лишились рассудка, вы всего лишь немного больны.

Мадлен наклонила голову:

— Да, я не помешана, не помешана, я только больна.

— Выслушайте меня внимательно и постарайтесь ответить на вопросы, которые я задам вам для вашей же пользы. Вы должны видеть во мне и в моем товарище Горме двух друзей, двух докторов, которые думают только о том, чтобы вылечить вас. Вы слышите меня? Вы понимаете, о чем я говорю?

Мадлен не сделала ни малейшего движения. Она продолжала сидеть, машинально поводя глазами, и повторяла:

— Слышала? Понимаю?

Вдруг она с озорством взглянула на Маньяба, вынула из кармана какую-то тряпку и принялась играть с ней. Прикладывала ее то к глазам, то к губам, оборачивала ею руку. Потом она тихо встала, приложила тряпку к глазам Маньяба, к его шее, к губам, потом, не спуская с доктора глаз, села на край кровати, улыбаясь Маньяба и Горме. Старый доктор присел возле нее.

— Сколько вам лет? — спросил он.

— Двадцать шесть.

— Откуда вы?

— Не знаю. Из Парижа.

— У вас есть родные, братья, сестры, дети?