Вьюга

— Это верно, Джума-ага, недаром пословица говорит: лучше каждый год с врагом рубиться, чем несчастным на свет родиться.

— Да, видно, невезучий ты, Перман. Уж, кажется, вырвался наконец от своего бая, на родину благополучно вернулся. Теперь бы только радоваться, а тебе вместо радости такая вот незадача… И что делать, ума не приложу.

— Я думаю, обратно мне подаваться надо. Больше ничего путного не придумаешь. Пропадет мальчонка, меня искавши…

— Нет, Перман, возвращаться тебе незачем. Он ведь там надолго не останется. А у нас с ним уговор — жду его возле этого колодца. Мальчик меня не минует, придет сюда. Обязательно придет. Одно вот только — как бы не заплутался он…

— Это, Джума-ага, самое плохое, это уж хуже некуда. Тогда и надеяться не на что!

— Нельзя так говорить, Перман, грех. Без надежды жизни нет. Ты о хорошем думай, твоя вера и сыну поможет.

— Верить-то я буду…

— А тогда вот что: бери-ка ты воды, еды побольше, садись на моего ишачка и езжай. Вон на тот холм держи, — Джума-ага показал рукой, куда ехать. — Сердар с той стороны идти должен. Отъедешь малость — влезай на бархан, какой повыше, и разводи несколько костров. Отару я тоже туда погоню. Может, блуждает мальчик в песках — увидит огонь, пойдет на него. А если и погасший костер найдет, все равно знать будет, что люди близко…

Глава двадцать восьмая

Теперь Сердар нисколько не сомневался, что отца он найдет, что их встреча близка. Тяжесть разлуки, непосильным грузом давившая на мальчика, свалилась наконец с его неокрепших плеч, как падает с верблюда вьюк, лишенный противовеса. Птица радости, давно уже покинувшая Сердара, вернулась наконец в детское сердце, туда, где ей и положено гнездиться.

Сердар, отдохнувший, сытый, ободренный встречей с хорошим человеком, шел легко, весело, и немые, недвижные, казавшиеся ему прежде такими зловещими барханы уже не пугали его. Он знал, что Каракумы полны неожиданностей, что одинокого путника за каждым холмиком, на каждом шагу подстерегает опасность, что капканы, повсюду расставленные пустыней, могут захлопнуться в любой момент, и все-таки он не боялся. Сердару казалось даже, что и барханы, и нечастые кустики, и кривые рослые саксаулы рады ему так же, как сам он рад встрече с ними.

В полдень, когда Сердар присел закусить в тени высокого мощного саксаула, он уже не сомневался, что не сбился с пути, идет правильно и колодец Балгуи где-то совсем близко. Черствый чурек и теплая несвежая вода из баклажки — не больно пышное угощение, но ведь колодец уже рядом, а там его ждет горячий чай, свежий чурек и даже шашлык. Джума-ага обещал прирезать барашка в случае счастливого его возвращения.

Сердар уже сложил в хурджун остатки чурека и поднялся, чтобы тронуться дальше, как вдруг неподалеку, на бархане, появился большой матерый волк. Тут же из-за бугра выскочил другой и встал рядом с первым. Потом волков стало три, потом четыре… Они повизгивали по-собачьи, расшвыривая лапами песок. На соседнем холме тоже появилось несколько волков. «Окружают… Целая стая. Если они подойдут близко, то забросают песком глаза, ослепят и сожрут. Нельзя пугаться! Помочь могут только волоски Азраила. Я не должен бояться их, иначе все. Я не боюсь этих волков! Не боюсь!»

Звери понемногу приближались, одни из них держались смелей, другие трусили, — наверное, те, которым видней были волоски Азраила. «Не бойся, и испугаются тебя», — вспомнились Сердару слова старого чабана. Крича во все горло, мальчик бросился на волков. Те попятились, удивленно глядя на человека. Сердар сорвал с себя рубашку и, размахивая ею, снова с воплем ринулся на волков. На этот раз звери отступили еще дальше. Сердар радостно заорал, он торжествовал, он понял, что он сильнее целой стаи! И вдруг волки завыли. Откуда-то издалека им ответила другая стая. Не переставая подвывать, звери начали приближаться, шаг за шагом, смыкая кольцо вокруг Сердара.

Срывая голос, мальчик завопил еще громче, еще пронзительней, но волки больше почему-то не боялись его. Негромко завывая, они подходили все ближе и ближе…

Сердар задрожал всем телом. Ноги у него тряслись, сердце оборвалось и провалилось куда-то вниз. Пытаясь преодолеть охвативший его ужас, мальчик хотел снова с криком ринуться на волков, но из горла его вырвался только сдавленный хрип, а ноги подкашивались, отказываясь подчиняться.

«Все… Волоски погасли!» Собрав остаток сил, Сердар вскарабкался на высокий саксаул и всем телом навалился на толстую ветку. Волки сразу бросились к дереву. Повизгивая, они в ярости разбрасывали лапами песок, но дувший с севера ветер относил песок в сторону. «Ветер мне помогает, — старался подбодрить себя Сердар. — Хлеб у меня еще есть, воды тоже немножко… Отсижусь… Захотят жрать и уйдут».

Но волки не уходили. Это были какие-то особенно упрямые волки, они не желали бросать добычу. Сначала они терпеливо сидели вокруг дерева, не решаясь приблизиться к стволу, но голод и созерцание легкой и такой доступной добычи придало им смелости. Волки подошли совсем близко, они подпрыгивали, пытаясь достать Сердара. Он отламывал толстые короткие сучья, швырял ими в волков, но разъяренные звери словно бы и не замечали этого, хотя Сердар почти не промахивался. Устав прыгать, они снова уселись вокруг дерева и принялись выть.

Сердару было страшно. Ему было очень страшно. Целая стая разъяренных зверей металась и выла у его ног, желая только одного — сожрать его. Но он упрямо продолжал швырять в них сучьями, пока не обломал все, которые только мог достать.

Волки, видимо, поняли, что противник не сдастся, что атаки их безуспешны, и решили перейти к осаде.

Они отошли подальше и улеглись, по-собачьи положив морды меж лапами; лишь несколько их, видимо караульные, остались сидеть под деревом.

Что ж теперь будет? А вдруг они решили взять его измором? Может, они пролежат тут целый год? Их много, они могут сменять друг друга, по очереди ходить на добычу. Тогда он просто помрет с голода на этом саксауле. Знать бы, какие у волков порядки, ходят они есть по очереди? Вроде старики говорили, что волки обычно не разбивают стаю, вместе держатся. А если они измором добычу берут, как тогда? Будут уходить по очереди?

Солнце село, стало темнеть. За спиной у Сердара взошла луна и быстро начала подниматься. И вдруг неподалеку в кустах черкеза заблистали крошечные яркие огоньки. И с другой стороны… И там! И там! Духи! Это они. Когда духи подбираются к человеку, они сначала зажигают огни. Бабушка правильно говорила. Они зажгли, зажгли свои дьявольские светильники!

Вот теперь Сердар испугался по-настоящему, так испугался, что чуть не потерял сознания. Еще чуть — и у него не хватило бы силы удержаться на дереве. Весь в поту, изнемогая от ужаса, Сердар твердил заплетающимся языком: «Я не боюсь… Я не боюсь… Волоски погасли, но ничего… Я сейчас… Сейчас я перестану дрожать, и они опять загорятся…»

Пара светящихся огоньков отделилась от кустарника и стала медленно приближаться. Замерла на мгновенье и снова двинулась к нему… Сердар, как зачарованный, следил за приближающимися огоньками. И вдруг огоньки мет-нулись к нему и вспыхнули совсем рядом, под деревом. Ох! Да это же волк! Это волчьи глаза сверкают в свете луны. Ну вот, никогда не надо терять рассудок. Учитель же говорил: никаких духов не бывает, все это суеверие…

Или Сердару удалось уговорить себя, или он просто устал бояться, но страха он больше не испытывал. С таинственными мерцающими огоньками все было ясно — волчьи глаза. Но вдали, совсем-совсем далеко, появились какие-то другие огни, эти огни не двигались, и было их несколько на равном расстоянии друг от друга. Сердару не доводилось видеть такие огни, но, подумав немного, он решил, что к духам они тоже не имеют никакого отношения, это костры и разложил их человек, чтоб помочь кому-то заблудившемуся в песках.

Если бы волки хоть на время сняли осаду, Сердар пошел бы прямо на эти огни. Да разве они выпустят его, эти кровожадные дьяволы! Никак не успокоятся: злятся, повизгивают, достать пытаются. Потом опять укладываются на песок и ждут…

Иногда до слуха Сердара доносился далекий собачий лай, но волки не обращали на него внимания. Только когда среди хриплых голосов старых собак прорезывался вдруг сильный звонкий лай молодого пса, гораздо реже других подававшего голос, волки начинали повизгивать, беспокойно крутиться и даже огрызаться друг на друга. Но стоило молодому псу умолкнуть, и звери снова спокойно укладывались на место.