Вьюга

Какой-то мужчина прошел мимо, поздоровался, Сердар кивнул машинально, но даже не понял, кто это был.

Он шел, глядя себе под ноги, и хотя голова его занята была мыслями о любимой, не мог не отметить, что поземка усиливается, что, если к вечеру ветер не утихнет, ночью быть буре. Ему вдруг представилась зимняя пустыня; на огромных, диких ее просторах бушует метель, воет ветер, белая мгла закрыла горизонт, отары овец мечутся, пытаясь найти спасенье… Жалобно стонут под порывами вьюги кусты, клонятся к земле кривые стволы саксаула…

Так было всегда, десятки, может быть, сотни веков… Иногда скотоводам каким-то чудом удавалось уберечь скот и в такие вот вьюжные студеные зимы, но чаще всего отары гибли и после такой зимы целые толпы людей оказывались нищими.

Сердар увидел тетю Дойдук, с охапкой дров входившую в дом, и мысли его от вековых проблем скотоводства снова переключились на здешние сегодняшние дела и обстоятельства.

Следом за теткой Сердар вошел в дом председателя. Приветливая хозяйка сразу же заварила чай, поставила перед ним чайник. Разговор поначалу шел о том о сем, и Сердар затосковал — он мог думать и говорить только о Мелевше, а тетя Дойдук как назло молчала о ней. Самому начинать такой разговор было неловко, оставалось надеяться, что болтливая тетушка в конце концов все равно дойдет и до Мелевше.

Ждать и правда пришлось недолго.

— Ну, когда свадьбу свою справляешь? — спросила тетя Дойдук.

— Справим, тетушка, обязательно справим! — Сердар улыбнулся.

— А чего тянуть-то? — озабоченно сказала Дойдук, словно бы и не заметив его улыбки. — Свалить с плеч, да и дело с концом.

— Я бы и сам рад поскорей, да вот Горбуш-ага с председателем решили, чтоб на праздник урожая. Я согласился, что я могу сказать? Да и народ сейчас не собрать — все на хлопке. А ведь свадьба-то у нас особенная, комсомольская, — нужно, чтоб побольше людей было…

— Это все верно, сынок, только…

— Что только, тетя Дойдук?

— А то, что Бессир около этого дела крутится. Да и Гандым время зря не теряет. Справить бы поскорей твою свадьбу, спокойней бы на душе было.

— Ну, а что они могут сделать, тетя Дойдук? Ведь обе стороны согласны!

— Не знаю, милый, не могу вот так вдруг сказать, чего опасаюсь, но сердце у меня не на месте. От Бессир всего можно ожидать, кроме пятикратного намаза…

В кармане пиджака у Сердара все еще лежало письмо Гандыма; когда тетя Дойдук помянула Бессир, Сердар вдруг почувствовал острую боль в груди, будто письмо это скорпионом ужалило его. Он сам не заметил, как сморщился и закрыл глаза.

В дверях появился хозяин Акым-ага. Прошел в передний угол, снял с себя пальто, накинул на плечи полушубок. По тому, как медленно и тяжело он двигался, видно было, что председатель здорово устал.

— Чаю дать или ужинать будешь? — спросила тетя Дойдук.

— Если заваренный есть, дай лучше чаю, — сказал Акым-ага и со вздохом опустился на ковер. — Что это ты сегодня в конторе не показывался? — спросил он, взглянув на Сердара.

— Не смог я сегодня зайти. Не получилось.

— Дома тебя тоже не было. Я посылал.

— А что, дело ко мне?

— Дело… Конечно, дело. Погода-то видишь какая?

— Вижу. Может, еще ничего… Может, распогодится…

— Может, и распогодится, а скорей всего, нет. Сейчас тебе возле скота надо быть. При отарах.

Сердар ничего не ответил. Думали они об одном и том же: что будет, если снег зарядит на несколько дней, плотным слоем укроет землю, а мороз не даст ему быстро растаять?..

— Если снегопад надолго, без заготовленных кормов пропадем… — не удержался Сердар и пожалел об этом — лицо у председателя пошло красными пятнами.

— Неужто не надоело тебе одно и то же талдычить? — Акым-ага выпрямился резким движением. — Корма, корма, корма!.. Думаешь, никто, кроме тебя, не понимает, что хорошо иметь в запасе сено. Не можем мы его заготовить!

Не имеем возможности! А от болтовни толку мало, — председатель пододвинул к себе чайник.

— Дайте мне тогда хоть нескольких человек в помощь. В бурю вдвоем не управиться!

— Где я тебе возьму людей? С хлопка снимать? Затихнет чуть, сразу всех в поле, нераскрывшиеся коробочки собирать. План-то еще не выполнили.

— По каракулю тоже план будут спрашивать…

— Будут! Сам знаю, что будут. Всю душу вытянут. А что я могу сделать, если сейчас только одно твердят: хлопок, хлопок, хлопок! А мы и так затянули с уборкой…

— «Хлопок», «план», «уборка»! — тетя Дойдук сердито махнула рукой. — Жениться парню возможности не даете! Опять его в пески угоняешь! Давно бы уж сыграли свадьбу, и ехал бы со спокойной душой…

Молла Акым поглядел на жену и усмехнулся:

— Думается мне, вовсе ты не о Сердаре печешься. Украшениями позвенеть не терпится? Это мы спим и видим хлопок, а у вас, женщин, свои заботы…

— Во сне они его видят! Будто от этого план быстрей будет! Я ведь не шучу: Пудак Балда такое может устроить!.. — Она резко двинула головой и тут же, подхватив борук, — свалившийся назад от этого движения, сердито нахлобучила его на лоб.

— Брось, жена, придумываешь невесть что! Мне бы твои заботы!.. Вернется Сердар из песков, сыграем свадьбу. Пудак, он хоть и Балда, а не без хитрости, себе во вред ничего делать не станет. Под суд идти никому неохота.

Председатель налил себе вторую пиалу и перевел разговор на другое. Сердар встал и, попрощавшись, вышел.

Надо было идти к Мелевше, но, прежде чем повернуть к ней, Сердар долго стоял в нерешительности. Каждый раз он делал это с трудом, преодолевая невольное смущение, лишний раз на собственном примере убеждаясь в живучести старых представлений о нравственности и морали.

— Здравствуй, Мелевше!

— Здравствуй, Сердар, заходи!

— Матери дома нет?

— Нет.

Оба молчали. Они только смотрели друг на друга, но взгляды их были намного красноречивее слов. Если бы только хватило у них смелости хоть на миг постоять так, глаза — в глаза, не отводя взгляда! Не могли они этого, стыдились. Оба чувствовали, что, стоит им только начать этот безмолвный, но такой страстный, такой горячий разговор, незримая сила толкнет их друг к другу — и между ними совсем не останется расстояния…

— Я уезжаю… — сказал Сердар.

— Куда?

— В пески.

— А когда вернешься?

— Как буря. Если уляжется, через день-два вернусь. — И опять что-то больно кольнуло его в сердце. Сердар вздохнул, достал письмо и, глядя девушке прямо в глаза, сказал: — Мелевше, милая, я должен показать тебе одно письмо. Иначе… Иначе я просто не могу уехать! На, прочти!

Мелевше читала письмо Гандыма, а Сердар жадно смотрел ей в лицо, следя, что на нем отразится. Мелевше читала спокойно, только в одном месте вдруг сжала зубы и повела головой, словно ей стало душно. Дочитала, опустила голову и замолкла. Видно было, что ей стоит большого труда не расплакаться.