Вьюга

— Вот ты обижаешь меня, из дому гонишь, а ведь все равно ты для меня родная. Как не увижу один денек, так мне и покоя нет, словно потеряла что… Эх, доченька, зря ты против меня злобу таишь! Не делала я тебе ничего плохого. За хорошего парня выдать хотела, первого жениха на всем селе… Если б тот проклятый, да разверзнется под ним земля, не встал между вами, была бы ты теперь счастлива…

Ведь что получилось-то? Гандым без невесты не остался, девушку взял, что цветок весенний, а Сердар твой как уехал в Ашхабад, так и след пропал. Небось уж нашел себе какую-нибудь голоногую… — Бессир прислушалась, нет ли кого возле кибитки, и снова принялась плести свою паутину, тихонечко, не спеша… — Я считаю, неправильная это поговорка, что верна, мол, только собака, а на бабу надежды нет. Мужики, они в сто раз вероломней. Сама суди: где его верность? Здоровая была, добивался тебя, все село перебаламутил, чтоб только за него отдали, а как узнал, что несчастье с тобой, что головка у тебя не в порядке, так и глаз не кажет…

Он по Ашхабаду с голоногими шастает, а ты сиди тут одна, слезы лей! Опозорил девку, и горя мало. Не думает о том, что тебе даже на улицу выйти никакой возможности нет. Вот и болит у меня сердце за тебя, убогую, ни днем ни ночью покоя не знаю. И не гляжу, что обижаешь меня, потому что понимаю: с горя… — Бессир махнула рукой и заплакала.

Мелевше глубоко вздохнула, но ничего не сказала, даже не взглянула на гостью.

Трудно было молоденькой девушке, неопытной и доверчивой, распутать паутину коварства, которую так искусно, так старательно плела опытная обманщица.

Гандым действительно женился, взял прекрасную девушку, а Сердар уехал в Ашхабад, и третью неделю ни слуху ни духу. А ведь обещал через неделю вернуться… Вот мать говорит, что он тогда целый день не уходил из больницы, все ждал, пока она глаза откроет, а Бессир доказывает, что не ради нее сидел он у больничных дверей — отец его лежал в той больнице…

Может быть, потому и не прогоняла она сегодня Бессир, что уж больно похоже было на правду все, что она говорила.

Бессир осмелела, снова взяла в руки толстую косу девушки.

— Какая красота пропадает! Любой парень с ума сойдет, дотронувшись до такой косы! А руки твои проворные!.. Сглазили тебя, сглазили, уж больно много хвалили. А знаешь, милая, от сглазу ведь средство есть. Верное средство. Хочешь, скажу своей матери, чтоб собрала слюну сорока человек: выпьешь — и все пройдет!

— Не надо. Не буду я ничего пить!

— У, глупенькая! Закрой глаза да и проглоти! Зато польза!

— Не буду я. Перестань об этом!

— Ну, как знаешь… — Бессир обиженно умолкла.

Посидела, повздыхала, снова погладила косу Мелевше. — Такая красавица пропадает ни за грош… Прогневила аллаха, сиди вон теперь да кайся! Людям на глаза нельзя показаться. Ведь чего только про тебя не плетут! — Бессир сокрушенно покачала головой. — И обычаи наши попрала, и отца в тюрьму посадила, и в городской больнице лежала — там тоже хорошего не наберешься. Как сойдутся две бабы, так сразу косточки тебе перемывать.

Бессир заглянула девушке в лицо, надеясь увидеть скатывающиеся по щекам слезы, но слез не было. Она решила подбавить жару.

— Главная беда, что о сверстниках тебе теперь и думать не приходится. Дошло до меня, что из вдовцов кое-кто свататься думает, да и то вроде бы сомневаются: уж больно ославилась… Уж не знаю, как тебе и сказать… Есть один вдовец, не старый еще человек. Дочь у него, правда, взрослая, так это не беда, помощницей тебе будет. Если ты…

— Убирайся! — крикнула Мелевше. — Уходи, пока я не выцарапала наглые твои глазищи! — И девушка изо всех сил пихнула Бессир.

Жена Пудака, не желая лишнего шума, попыталась успокоить Мелевше, усадить ее. Ничего не получилось. Девушка вцепилась ей в платье и дернула изо всех сил. Бессир растянулась на полу.

— Бешеная! — прошипела она, подымаясь. — Сумасшедшая! Сумасшедшая ты, понимаешь? Как трахнул он тебя по башке, так последний умишко и выскочил! Ты в зеркало погляди: у тебя и глаза полоумные! Недаром люди твердят, что свихнулась!

Кошка, дремавшая на горке одеял, спрыгнула, привлеченная шумом, повалила всю горку. Бессир испуганно обернулась, и Мелевше, улучив момент, крепко вцепилась ей в волосы на затылке чуть пониже борука. Бору к упал на пол.

— Пусти! Отпусти, дуреха! — взвизгнула Бессир и рванулась к двери. — Борук отдай, чумовая!

Борук полетел ей вслед. Потом загрохотало ведро. Бессир бросилась догонять откатившийся в сторону борук. Мелевше быстро захлопнула дверь и набросила крючок.

— Тетушка Бессир! — послышался мальчишеский голос. — Чего это борук от вас бегает?

Что Бессир ответила мальчишке, Мелевше не разобрала, но не сомневалась, что досталось ему как следует.

Глава девятнадцатая

Человек и цель, к которой он стремится, похожи на лисицу и гончую, догоняющую ее в открытом поле. Казалось бы, вот она — схватил, и все, но в последний момент лиса изловчилась, махнула пушистым хвостом и исчезла".

Так вот и получилось с Мелевше. Совсем близким казалось счастье, но судьба-лисица сделала обманное движение, и прекрасная юная девушка бесцельно и бесполезно влачит свои дни в полутемной кибитке…

А время идет. У него свой путь, свои законы, его не интересуют ничьи беды, ничьи страданья — бесстрастно и спокойно продолжает оно свой размеренный ход. Его не касается, что цветущая девушка проводит свои дни впустую, дни эти все равно идут в зачет ее жизни, хорошие и дурные, но они были и больше уже не повторятся.

Но почему, почему Сердар не возвращается? Написать он ей не может, это понятно, но ведь скоро месяц! Почти месяц, как он уехал! Неужели правы соседки — Сердар забыл ее, отказался от нее, нашел другую, не больную, не опозоренную…

Может быть, он боится Пудака: отсидит свой срок, вернется — и снова начнутся скандалы?

Несколько недель прошло с тех пор, как уехал Сердар, а Мелевше кажется — несколько лет… С утра до вечера сидит она в своей кибитке и только вечером, с наступлением темноты осмеливается выйти — подышать.

Вначале, немного оправившись от болезни, она пыталась выходить и днем, но испытание оказалось ей не по силам. Каждый прохожий останавливался и провожал ее взглядом. Взгляды были разные: одни люди осуждали негодницу, запрятавшую в тюрьму собственного отца, другие жалели, что девушка не может соединиться с любимым, а третьих больше всего интересовало, правду ли говорит Бессир, что Мелевше лишилась рассудка.

После того как Мелевше выкинула ей вдогонку борук и ведро, Бессир не заглядывала к ней в кибитку, объясняя это тем, что брошенная Сердаром девушка окончательно спятила и набрасывается на каждого, кто переступит порог.