Выйди из-за тучки

— Ленка, что мне сказать ему?

— Да б…ь же! Правду? — прошипела та, — что его папка м…ак? Во-овчик, зая ж ты моя золотая! — защебетала она, — как же жаль, что у папы так много дел. Придет? Не просто придет — прибежит, куда он н-н… денется? Он же соскучился!

Потом, когда вся нужная обувка была куплена, уже дома мы с ней поговорили.

— Ты видела ее?

— Да…

— П…ц, Аня… Да там идиллия! Он же трясется над ней. А как она смотрела! А-а… и к лучшему, по крайней мере, тебя оставит в покое. И что они там забыли — в детской обуви?

— Удобную обувь для беременной? — вдумчиво уставилась я в окно. Ленка — это вообще что-то… Всегда прет, как танк и режет правду-матку, невзирая на то, как людям это слышать. Называет вещи своими именами, расставляет все по своим местам. Никакой деликатности, никакого такта — моя персональная шоковая терапия. Дурочка одинокая — ведь она и с мужиками так же… А может, так и нужно?

— Ладно… тогда если все так? — размышляла она, — что тогда он делал здесь все выходные, и без нее, заметь?

— А мне уже должно быть по фигу, — радостно оскалилась я на нее.

— Не верю, — отметила она тоном Станиславского и добавила со злостью: — Я бы сегодня убила его за Вовку.

— Лен, вот ты странная. Он что — должен был познакомить их? Он не хотел, чтобы мы их увидели. А она нас — расстроится же, расплачется, что там еще? Там же все понятно… да и Бог с ними! Нам что — больше поговорить не о чем?

А ночью я все обдумала. Да, ему нельзя было сводить их вместе — сына и эту женщину. Но раз уж они столкнулись, то он вынужден был выбирать — с кем из них остаться. Просто на время — для того, чтобы поговорить. И он выбрал ее. А мог бы попросить ее подождать десять минут в кафе — они там на каждом этаже, ведь так давно не видел малого. Но он просто сказал соскученному растерянному Вовке пару слов и быстро ушел. Он не видел его целых два месяца, и просто наскоро поцеловал и ушел!

Я с ужасом думала о том, что в субботу он придет и я увижу его вблизи, что мне придется говорить с ним. Это сегодня с ужасом, а к субботе будет настоящая паника. Нет, я, конечно, не подам виду… Но насколько легче было бы не видеть и не знать всего этого. Опять из меня по кускам будут тянуть душу, а еще Вовка…, я же целый вечер только джигу для него не танцевала — все отвлекала, все зубы заговаривала. Вот как ему все объяснить, как сказать? Почему опять я, почему все валится на меня? Сам бы и объяснил сыну что происходит.

Господи, бедный Вовка! Его растерянная мордашка, медленные, неуверенные шаги к нам…, а еще я помню их. А ведь это больно, а ведь совсем и не по фигу… Да мне даже имя ее узнать страшно — это как мысленно облечь во плоть абстрактное нечто, а тут — увидела вживую. И поняла их отношения… наверное.

Вдруг со страшной силой захотелось вернуться под защиту того волшебного Куделинского щита, опять отгородиться от всего остального мира расстояниями, и я встала, взяла телефон, пошла на кухню и во втором часу ночи позвонила тете и посоветовалась с ней. Она звала.

Но утром я смотрела на это уже по-другому — жилье, работа, садик, привычка, хлопотно…

ГЛАВА 23

Когнитивный диссонанс — это когда наш рассудок сталкивается с событиями, фактами или понятиями взаимоисключающими друг друга, и чувствует острый дискомфорт от невозможности понять и объяснить это для себя. Понять Андрея тогда было практически невозможно. Во всяком случае, я не понимала. И этот диссонанс приводил меня в смятение.

Как можно было понять и соотнести между собой то, что было в обувном магазине и то, как он появился у нас через день? Прозвучал дверной звонок, и я открыла дверь безо всяких — это могла быть только Ленка. Андрей раньше всегда предварительно звонил на трубку и предупреждал о своем приходе, чтобы мы с малым не ускакали куда-нибудь на прогулку в выходной день. Я могла это сделать, чтобы не видеть его, и он знал это.

А тут в дверях — он, хотя до отпуска всегда приходил гораздо позже — ближе к одиннадцати, давая нам выспаться. И я замешкалась и не отступила в сторону сразу, пропуская его в квартиру. И тогда он сам молча отстранил меня, взяв за плечи и переступая через порог. И его руки задержались, и стиснули предплечья, а я растерялась и соображала очень медленно — от неожиданности. Стиснув пальцы еще сильнее, он чуть качнулся ко мне, а потом сразу отпустил и прошел мимо… не сняв обуви! Я шла следом и смотрела на его туфли в уличной пыли, что прошли по полу прихожей и ступили на почти стерильный ковер в гостиной… немыслимо, нереально…

— Вовка! Вовка, ты где? — крикнул он, не оглядываясь и не глядя на меня. Малой выскочил из комнаты и замер, вытаращив глаза и улыбаясь. Тогда Андрей кинулся к нему, схватил, поднял, прижал к себе и, уткнувшись в его шею лицом, забормотал:

— Вовка… Вовка… Вовка…

Так и стояли — он с малым на руках, который через его плечо таращился на меня и я, замершая в дверях. Сын сыто и довольно улыбался, обхватив Андрея руками и ногами.

— Покажись мне, — отмер отец, поставив его на пол и отступая на шаг, оглядывая сокровище. А Вовка широко раскинул руки и сам тоже посмотрел на себя — на живот, на ноги. Глупая маленькая бестолковка…

— Загорел и правда — как негр, а вырос! А ну-ка, тащи сюда линейку и карандаш, — потянул Андрей малого к дверной лутке, на которой мы отмечали его рост.

Вовка побежал за линейкой, а Андрей оглянулся, наконец, на меня и широко улыбнулся:

— Аня…

Потом они с сыном отмечали рост, спорили, шутили, смотрели рисунки, которые тот привез с собой из отпуска — самые удачные. Андрей, наконец, разулся, виновато глядя на меня и опять странно улыбаясь. И никаких объяснений, никаких оправданий своему поведению тогда. Он даже не взглянул на меня в магазине! Я ушла на кухню и сиротливо приткнулась там. Сидела и думала — а что, собственно, изменилось после развода? Он действительно делает вид, будто ничего не произошло. Развод? О чем вы вообще? Подумаешь — глупая женская блажь, ведь он сказал, что для него он не будет ничего значить. Вот так просто пришел, как ни в чем не бывало! Манипулятор хренов! Я подхватилась и решительно пошла к ним.

Помню, как сейчас: смотрю, а они привычно сидят на ковре, а ковер вокруг устлан листами изрисованной бумаги и Вовка объясняет отцу:

— Это вот… такой дед, а это бабушка Вера в сарафане, а ведро с красным — это с клубникой. Нигде в мире нет такой вкусной клубники, как северная, пап. А вот тут лодка такая…

Я смотрела на них, на Андрея, а он — на меня. И так правильно было то, что они вот так вот сидят — как в тот наш последний вечер. Это было так, как оно и должно быть, но вот только я отлично помнила, что есть это «но». Поэтому мне необходимо было максимально отдалить его от себя, обезопасив нервы, и при этом не обездолить малого.

— Вовчик, — прошла я в комнату, села в кресло и, наконец, обратила на себя внимание сына: — Сейчас закончилось лето, потом настанет золотая осень, а за ней — осень поздняя, с дождями, сильным ветром и холодами. Пока погода позволяет, я предлагаю вам с папой (если, конечно, он не очень занят по выходным), походить по тем местам, в которые ты хотел попасть — аквапарк, океанариум, что там еще? Какие еще у тебя мечты?

Андрей так же сидел на полу, но смотрел на меня уже без улыбки. А сын с радостным энтузиазмом озвучил список мероприятий, которые следовало запланировать и осуществить до начала холодной и дождливой поздней осени.