Выйду замуж по любви
Шрифт:
— Другие женщины как-то справляются. И я справился, хоть у меня одна рука в гипсе.
Она повернулась, и у нее перехватило дыхание. Ленины глаза были так близко. Красивый медовый оттенок. Как она раньше не замечала, какие красивые у него глаза? И взгляд… Такой теплый, такой ласковый. Кажется, щеки стали еще алее, как будто можно смутиться сильнее.
— Ох, Яра… — прошептал он. — Ты играешь с огнем.
Она опустила голову и неловко пошатнулась, попытавшись нащупать пальцами застежку на спине.
— Ладно, я сейчас отвернусь, а ты наденешь трусики и накинешь лифчик. — Он сам расстегнул застежку. —
— Да.
Потрясающее изобретение эти трусы. И почему она родилась не в этом мире? Ей нравилось тут все больше и больше. Для верности Яра надела еще чулки и брюки, которые тоже оказались впору. Широкий пояс плотно облегал талию, а свободный покрой делал их похожими на юбку.
— Готова, — сообщила она, прикрыв грудь лифчиком.
Леня быстро застегнул его и вышел из ванной. Яра плеснула в лицо холодную воду. Все равно не остудить — щеки горят. Правда, гораздо больше ее волновало томление в груди. Рубашку она примерила и сняла. Нужно спросить, как ее можно погладить, ткань была мятой.
На кухню Яра пришла в футболке, с рубашкой в руках. Леня разливал по чашкам чай.
— А утюг у вас есть?
— М-м? Тебе зачем? А, понял. Есть, конечно. Погладишь после завтрака. Садись.
— Нет, мне нужно поблагодарить твою маму. Где она?
— В гостиной.
Эмма Петровна сидела на диване и примеряла Чапе какую-то одежку. Чапа смирно терпела, хотя Яра никогда не видела, чтобы собак одевали.
— А, деточка! Подошло? — Эмма Петровна бросила на нее внимательный взгляд.
— Да, спасибо большое.
— Я рада. Рубашку погладить надо, ты ее тут оставь. Я Ленечке буду гладить, и тебе заодно. Как тебе комбинезончик? — она подняла собачку, демонстрируя обновку.
— Очень красиво. Спасибо большое.
Яра положила рубашку на диван и ретировалась на кухню.
— Эмма Петровна погладит… — сообщила она Лене. — Что это с ней?
— К сожалению, моя матушка весьма прагматичная женщина, — пояснил Леня. — Потеряшка без имени и адреса и дочь профессора медицины — это две большие разницы, как говорят в Одессе.
— А Одесса?..
— Город такой. Ладно, ешь. Приятного аппетита.
— Спасибо. Ух ты, блинчики! А с чем?
— С творогом. Слушай, а вот интересная вещь получается…
Леня прищурился, и Яра чуть не подавилась блинчиком, потому что его взгляд стал каким-то хищным.
— Какая вещь? — спросила она, подхватывая языком сладкую творожную начинку, вылезшую с другого конца блинчика.
— Одежду ты не помнишь. Телевизор не помнишь. А еду помнишь.
— А у нас еда такая же, — брякнула Яра, потеряв бдительность.
— У вас?
— Ну… Эм… В этом… в прошлом? — она смутно припоминала, как Леня объяснял ее «потерю памяти» Потапычу.
— Да? Ну, может… — он медленно помешивал чай ложечкой, которую держал в левой руке. — Яра, а в какой стране мы живем?
Она испугалась по-настоящему. Леня что-то заподозрил, иначе не смотрел бы на нее так подозрительно и не задавал бы такие вопросы.
— Я… ну… не помню, — соврала она.
— Назови хоть один город, — предложил он. — Твоя героиня где-то жила, правда? Та, кем ты себя сейчас представляешь?
— Да, но… — Яра отложила блинчик и тяжело вздохнула. — Ладно,
я не знаю.— Не знаешь? Почему?
Леня не отставал, и она поняла, что сейчас самое время признаться во всем. Не поверит? Ничего страшного. Но обманывать больше нет сил.
— Я не теряла память, — прошептала Яра едва слышно. — Я из другого мира.
Отчего-то Яре хотелось верить. Леня смотрел в чистые голубые глаза — и не видел в них ни капли фальши. Может, она сама убеждена в том, что говорит? Все же диссоциативная фуга, но перенос не исторический, а фантастический? Говорил же Витька что-то о попаданках. Кажется, в это тоже играют. Есть же толкиенисты. Наверняка, есть и другие группы по интересам. Да, но если бы Яра потеряла память, заместив ее другой, она пугалась бы «незнакомым» вещам. А она вроде как осознает, что жила в одном мире, а переместилась в другой. Мало того, ее не пугает сам факт перемещения, она легко адаптируется к новым условиям.
Того и гляди, расплачется. Губы уже дрожат.
— Яра, ешь блинчики. И чай остывает, — произнес он вслух. — Поговорим потом.
Она кивнула, выпрямилась, взяла в руки нож и вилку, аккуратно положила блинчик на тарелку. Как будто не она только что держала этот самый блинчик в руках и ела, как самая обыкновенная девчонка. Притворяется? Хочет, чтобы ей поверили?
А сцена в ванной? Леню даже сейчас бросило в жар, а он только вспомнил шелковую девичью кожу и круглые груди с острыми вершинками, которые трудно было не заметить даже сквозь футболку. Конечно, он встречался с девушками, но ни одну из них он не учил, как правильно надевать трусики и бюстгальтер. И золотистые волосы, длинные, завораживающие. Яра понимает, насколько она красива? Или специально соблазняет? Вдруг матушка в кои-то веки права, и Яра — обыкновенная аферистка? Ага, и она специально в лесу его поджидала, на полянке. Такое не сыграешь. Но ведь можно сориентироваться по ситуации и воспользоваться его доверчивостью?
В дурные намерения Яры верилось с трудом. Леня уже не наивный мальчик, которого легко можно обвести вокруг пальца. Да и опыт жизненный есть. Девиц-хищниц он уже, как говорится, за версту чует. Столкнулся как-то с такой «акулой», матушке, как водится, не верил, пока сам сполна не хлебнул. Все, что ту девицу интересовало — московская прописка и состоятельный муж. Нет, Яра не такая.
Поговорить им надо, но не дома, где в любой момент в разговор может вмешаться матушка. Да и не для ее ушей Ярины откровения. Тогда она ее точно упечет — не в полицию, так в психушку.
— Ярочка, рубашка в комнате у Лени, на плечиках, — пропела матушка, вплывая в кухню. — Ленечка, твои вещи тоже там. Вы надолго уходите?
— Думаю, да, — ответил Леня, допивая чай. — Сначала по магазинам, потом вещи забросим домой — и погуляем.
— Вас ждать на обед?
— Нет, только на ужин. Спасибо, мам.
— Спасибо, Эмма Петровна, — поблагодарила ее и Яра. — Блинчики очень вкусные. Я бы взяла у вас рецепт.
— На здоровье, деточка, — просияла она.
Леня недовольно поморщился. Готовка — одно из матушкиных увлечений. Ее легко можно расположить к себе, интересуясь рецептами и расхваливая стряпню. Неужели девчонка это поняла и теперь подлизывается?