Выйти замуж любой ценой

– Всего несколько дней, – заблеял Протасов.

– Я думаю о тебе каждую минуту… – опять Фельдманша. – Я просто…

– Хочешь кофе? – невпопад предложил Платон Сергеевич, то есть я бы на месте девицы решила, что невпопад.

– Кофе? – вроде удивилась она. – Я хочу тебя… Сколько мы не виделись?

– Трое суток. Нет, четверо…

– Ужас.

– Может быть, все-таки кофе? Или шампанское?

– Платон, ты ведешь себя странно, – забеспокоилась гостья. – Как будто вовсе не рад моему приходу.

– Что ты… я рад… но это убийство… и твой отец…

– Да пошел он… в конце концов, это я решаю… Посмотри, милый, я уже сама не своя… видишь, как соски набухли.

Я закатила глаза, а девица продолжила в том же духе. Когда всю эту чушь произносишь сама, она тебе чушью вовсе не кажется, а сейчас слова Фельдманши вызывали ехидный смех.

Протасов что-то бубнил в ответ, должно быть, перемежая слова поцелуями. Лучше б он меня засунул в шкаф-купе, который в холле… Наверное, боялся, что подружка в него заглянет.

– Куда ты? – услышала я мурлыканье девицы.

– Я хочу любить тебя в гостиной… – довольно громко произнес Протасов.

– Почему в гостиной? – хихикнула его пассия.

«Поближе к месту обретения трупа», – мысленно ответила я, а что ответил Платон Сергеевич, услышать не довелось.

Дверь в спальню хлопнула, и голоса стихли. Еще раз осмотрев гардеробную, я нашла в одном из ящиков плед, расстелила его на полу и попыталась устроиться с удобствами. Жестковато, и время тянется чересчур медленно. Терпение никогда не было моей сильной стороной. Я вновь пересчитала костюмы и рубашки, поразмышляла на тему: «девушка в поисках мужчины своей мечты». Тема эта в ближайшее время грозила опять стать исключительно актуальной. А на примете никого подходящего. Мужчины все больше разочаровывают. Взять хоть этого Протасова…

Изрядно утомившись, я подошла к двери, осторожно ее приоткрыла и заглянула в спальную. На противоположной стене висели часы.

– Однако, – нахмурилась я, сообразив, что нахожусь в заточении больше часа.

Вторично я взглянула на часы минут через сорок, а потом еще через полчаса.

«Сколько ж можно сливаться в объятиях? – подумала с обидой. – Небось давно дрыхнут, а ты тут на полу сиди на тоненьком пледе».

Я решительно направилась по коридору в сторону гостиной. Прислушалась. Едва различимое поскуливание набирало обороты, и вскоре я уже слышала вопли девицы. Протасов вроде молчал, как партизан, но старался отчаянно, не то Фельдманшу так бы не разбирало. Везет же некоторым… Хотя, кому там везет, еще вопрос. И вообще лично для меня секс – не главное, главное… ага, бабки. Нашла чем гордиться. Это все мамино воспитание: пропадешь без мужа… чего пропадать-то, если я зарабатываю побольше некоторых мужиков. Шатается мой внутренний мир в последнее время, а ведь так все было в нем хорошо и понятно… Когда ж Протасов выпроводит эту похотливую девицу? Сегодня же возвращаюсь в свою квартиру, там хоть прятаться не придется.

Выпроводил Фельдманшу Платон Сергеевич только через три часа. Я уже вздремнуть успела, когда он наконец появился на пороге гардеробной. На нем был точно такой же махровый халат, как и тот, что я позаимствовала в душевой, волосы в беспорядке, физиономия довольной не выглядела.

– Выходи, – сказал он хмуро и исчез в ванной.

Я прошла в кухню, заварила кофе и сделала себе бутерброд. Потом вспомнила, что Протасов сегодня шеф-повар, и заглянула в стоявшую на плите кастрюлю. В мутной жиже плавали пельмени, развалившиеся, холодные и, подозреваю, совершенно несъедобные. Я доедала бутерброд, когда в кухню вошел Платон Сергеевич.

– Не перетрудился? – съязвила я.

– Вот только давай без комментариев, – отмахнулся он, однако добавил: – Как некстати ее принесло.

– Ага. Пельмени накрылись. Я очень извиняюсь: любовник, ты, возможно, классный, но как повар ни на что не годишься.

– Ну, так приготовь пожрать, в конце концов! – рявкнул он.

– Я чего-то не понимаю, Фельдманша тебя заездила, а орешь ты на меня?

Протасов полез в холодильник, достал колбасу и бутылку водки. Колбасу порезал кружочками. Взял стакан, налил водки на два пальца, подумал, добавил еще, опять подумал и наполнил стакан до краев. Выпил, крякнул и закусил колбаской.

– Сурово она тебя приложила, – покачала я головой и переместилась к плите. Страдалец остро нуждался в сочувствии. А папа всегда говорит, что сочувствие должно быть деятельным, вот я и решила приготовить ужин, если уж с обедом у нас незадача.

Я прилежно трудилась, а Протасов, подперев голову рукой, наблюдал за мной, время от времени прикладываясь к бутылке. Правда, теперь вполне интеллигентно, понемногу. Но к тому времени, когда ужин был готов и я накрыла на стол, в бутылке осталось совсем ничего. Однако, к моему удивлению, Платон Сергеевич пьяным не выглядел, взор мутноват, но он и до водки прозрачностью не блистал.

– Выпьешь? – подхалимски предложил он.

– Можно, – пожала я плечами.

Мы выпили, чокнувшись, и сосредоточились на еде. Точнее будет сказать, сосредоточилась на ней я, Протасов смотрел куда-то поверх моего плеча и вдруг заявил:

– Никогда не женюсь…

– Эк тебя… – покачала я головой.

– Я имею в виду, на ней. Любови Ивановне придется найти себе кого-нибудь другого.

– Папу Фельдманши Иваном зовут? – проявила я интерес, Платон Сергеевич кивнул. – А отчего Любовь Ивановна вдруг впала в немилость?

Протасов посмотрел на меня и нахмурился.

– По-моему, она похожа на жабу.

– Разве?

– Похожа.

– Тебе видней. Учитывая, что ее папа тебе всегда нравился больше…

– Ты в самом деле могла бы жить с человеком, который тебе противен? – перебил Платон Сергеевич.

– Я не пробовала.

– А как же твой Юрка?

– Я неплохо к нему относилась. Протасов, чего это на тебя накатило? – сердито спросила я. – Охотникам за приданым не к лицу грузить себя лишними мыслями.

– Всю жизнь видеть рядом эту кикимору?

– Она будет часто улетать в Милан, еще куда-нибудь… а ты заведешь любовницу. И тоже полетишь в Милан. Купишь очередной костюм и поймешь, что жизнь удалась.

– Дались тебе мои костюмы, – скривился он и опять впихнул цитатку: – «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей».

– Это кто? – проявила я интерес.

– Пушкин.

– Да ты что? Тады ладно. Пушкину поверим.

Где-то через полчаса мы перебрались к телевизору, Платон Сергеевич более покаянных разговоров не вел, но и особо довольным не выглядел. А я смотрела сериал про большую любовь и по привычке ухмылялась.

Очередная серия подходила к концу, когда раздался звонок на мой мобильный. Учитывая позднее время, звонок скорее настораживал. На дисплее высветилось имя любимой подруги, я ответила и услышала Светкин голос, явно не трезвый:

– Ируся, все бросай и рви сюда.

– Куда?

– Сюда, – повторила она.

– А где это?

– Мой любимый бар, то есть бар, который я терпеть не могу, но куда почему-то всегда попадаю.

– А без меня ты обойтись не сможешь?