Выйти замуж за бандита. Выжить любой ценой
Шрифт:
— Что здесь происходит? — раздаётся испуганный, женский голос, и мы с парнем одновременно дёргаемся в сторону входа. В проёме стоит сухая женщина лет пятидесяти с испещрённым глубокими морщинами лицом. Собираюсь опустить Нику и воспользоваться ножом, пока незнакомка не заголосила и не разбудила весь дом, но парень меня опережает и бросается к ней.
— Джабира, это муж Ники. Он пришёл за ней.
Мальчишка хватает её за рукав и умоляюще просит не шуметь и отпустить. В его глазах сверкает решимость уйти, и ничего в этот момент его не остановит. Женщина пристально осматривает меня, проходится по обмякшему телу малышки, сводит
— Пошли, — кидает через плечо. — Выведу через задний выход.
Появляемся на точке сбора самыми последними. Бойцы ещё в напряжении, но зверские оскалы сменились наркотической эйфорией от переизбытка адреналина. Впереди марш-бросок до самолёта, а на руках бессознательная жена и истощённый паренёк.
— Потери есть? — спрашиваю у старшего отряда со стороны Шахима.
— Нет. Чисто сработали. Пора делать ноги.
Киваю, отдаю свой мешок Славичу и первым ступаю в сторону свободы. Вес Ники не чувствую, словно в ней осталась только душа. Иду быстрым шагом, прижимая невесомое тело к груди и прислушиваюсь к дыханию. Кажется, она ушла, но редкие стоны и всхлипы доказывают обратное. Она сильная, выдержит, а моя задача успеть до рассвета на самолёт.
Глава 37
Дамир
Солнечный диск начинает вспарывать границу между небом и землёй, а нам ещё километра три до цели. Ноги переставляются медленно, с трудом, устав от ночной нагрузки. Поправляю Нику, сползшую вниз, и удовлетворённо ловлю болезненный стон. Жива, терпи, стремится остаться со мной. Беспокоится буду позже, как только покинем воздушное пространство проклятой страны.
Никто не говорит, не расходует силы, только тяжёлое дыхание слышится со всех сторон. У бойцов желание сбросить мешки и облегчить весовую нагрузку, но следов оставлять нельзя после того, как оставили трупы. Международного скандала не нужно никому, а войны между кланами и группировками тем более.
Бросаю взгляд на нового члена отряда и ухмыляюсь уголком рта. Парень задыхается, истекает потом, спотыкается, но не отстаёт. Совсем мальчишка, не больше семнадцати лет. Смешно. Как я мог подумать, что между малышкой и им что-нибудь есть. Он совсем жёлтый, нескладный, сырой. Он и бабу-то, наверное, никогда не жамкал.
— Надо прибавить шаг, — подходит Гар. — Если устал, давай я её понесу.
— Отвали, — рычу на него, прижимая жену сильнее. Руки, правда, отваливаются и, скорее всего, стали длиннее, чем у обезьяны, но свою ношу никому не отдам. В конце концов я жене обещал носить всю жизнь на руках. Вот и ношу.
— Мы опаздываем, — не отстаёт Гарыч. — Араб взлетит, не будет ждать.
— Сколько осталось? — кошусь на оранжевый диск, становящийся с каждой минутой больше и светлее, озаряя сизое небо жёлтыми всполохами.
— Десять минут, — шипит он, посматривая косо на парнишку и ощупывая ладонью рукоятку кинжала. — Надо сбросить балласт, тогда сможем передвигаться быстрее.
— Пацан, сможешь ускорится? — с надеждой смотрю на парня. Если Ника обещала его вытащить, то сброс балласта она мне не простит.
— Махмуд, — хрипит мальчишка, сжимая кулаки и недобро прожигая советчика. — Смогу.
Он действительно прибавляет шаг, как будто открыл неведомое второе дыхание. Пытаюсь найти
его в себе, но руки и ноги отваливаются ещё сильнее.Последний подъём, и вдалеке поблёскивает корпус самолёта. Как только мы появляемся в поле зрения, машина приходит в движение, катится по полосе, машет крыльями, но почему-то не в нашу сторону. Нехорошие мысли крутятся в голове. Неужели всё-таки предатель — Шахим. Заманил в ловушку, отправил в ад, а теперь виляет хвостом самолёта, оставляя нас здесь.
Гар матерится, вскидывает пистолет и выпускает оставшийся магазин в сторону удаляющегося транспорта. Кто-то замирает, кто-то бежит по направлению к полосе, но в одном мы едины — у всех на лице непонимание, злость и звериные оскалы. Даже бойцы Шахима прибывают в полном ахуе, провожая улетающего боса неверующим взглядом.
Несколько минут прибываем в шоке, пока самолёт докатывается до дальней границы взлётного полотна и медленно ползёт на разворот. Ускоряемся, пытаясь перехватить его на ходу, но протащившись десяток метров, машина останавливается и гостеприимно опускается трап.
— Ты охренел? — влетаю и бросаюсь к Шахиму. — Решил пощекотать нам нервы?
— Самолёт хвостом вперёд не взлетает, — рычит друг. — Вы опоздали на пять минут. Пришлось пилотам пообещать премию.
— Не могли развернуться заранее? — никак не могу успокоиться.
— Рехнулся? Мы всё вырубили и сидели как мыши, пока шла операция, — возмущается Шахим и обращает внимание на Нику. — Как она?
— Плохо. Мне нужны лекарства, перевязочный материал и чистая вода, — перечисляю список и пробираюсь в конец салона. — Гарыч, позаботься о парне, выдели паёк, воду и одежду.
Краем глаза замечаю, как мальчишка напрягается, выпрямляется и внимательно смотрит на Гара. Анализировать реакцию Махмуда на помощника времени нет, Гар у многих вызывает неоднозначные чувства. А в случае с парнишкой, Гарыч хотел того прирезать и оставить на хребте, чтобы успеть свалить на родину. Так что ничего удивительного, что мелкий зверёныш так пялится на Гара.
Меня снабжают всем запрашиваемым, организуют перегородку из, непонятно откуда взявшихся, занавесок, и я трясущимися руками откидываю покрывало со спины. Ткань, пропитана свежей кровью, местами прилипла и отодрать её можно только сняв кожу пластом.
— Её надо отмочить, — нарисовывается за спиной пацан. — Я помогу.
Он устало плюхается на пол с другой стороны, и мы вместе пропитываем тряпку по миллиметру. Мои руки гуляют ходуном от страха, его от перенапряжения. По чётко выверенным движениям видно, что с таким он сталкивается не впервые.
— Я должен кое-что тебе сказать, — наклоняется ниже, практически касаясь меня головой. — Ника рассказывала про тебя, детей и похищение.
— Она сказала кто её похитил? — напрягаюсь в ожидании ответа.
— Если я правильно понял, то это какой-то Игорь, или Гарыч, — произносит и напряжённо впивается в ошалелое лицо.
Верю ли я? После предательства Марата верю, но от веры и, вроде бы, готовности ко всему не легче. В глазах темнеет, а грудь разрывает от пульсирующего спазма. Не понимаю, почему меня предают самые близкие, те, которых считал друзьями с горшка в детском саду. Мне нужно несколько минут, чтобы прийти в чувства, чтобы красная пелена немного спала с глаз, чтобы сделать полноценный вдох. Отсчитываю до ста, сжимаю кулаки и медленно встаю, тяжело и с надрывом дыша.