Выйти замуж за бандита. Выжить любой ценой

Когда последний раз Шахим полноценно спал, или отдыхал? Когда позволял себе расслабиться и насладиться женскими прелестями?

— Прости, друг, что втянул тебя в свои проблемы, и спасибо за всё. Не знаю, что со мной было бы, если б не ты.

— Брось, Мир. Мы же семья, хоть ты и отказался жениться на моей дочери.

Наш разговор прерывает открывшаяся дверь, звонко врезавшаяся в ограничитель. На каталке вывозят Нику, лежащую на животе и укутанную наполовину прозрачными бинтами. Следом за ней выходит кругленький мужичок в маске и золотой оправе.

— Большие повреждения кожного покрова. Пришлось срезать отмирающую плоть. Что смогли, стянули и наложили швы, на некоторые участки пришлось пересаживать материал с бедра. Когда восстановиться, проконсультируетесь с пластическим хирургом, — безэмоционально вещает доктор и прячет глаза. — Организм очень истощён, как будто её длительно морили голодом и заставляли много работать. Хотя, наверное, так и было.

— Ника выживет? — задаю самый сложный вопрос и не дышу.

— Первые сутки самые сложные, — с опаской косится на Шахима. — Если сердце выдержит, то всё будет хорошо.

Беспокойный писк аппарата, отслеживающего работу сердца, резкий запах медикаментов от перевязочного материала, кристальная стерильность Vip-палаты. Отойдя от потрясения, сижу у кровати и рассматриваю свою малышку. Острый позвоночник вот-вот проткнёт повязку на спине, угловатые плечики утопают в матрасе, тоненькие кисти можно обхватить двумя пальцами и между ними останется просвет. Ника настолько худенькая и прозрачная, что становится страшно, как она сможет ходить. Голубые венки избороздили желтоватую кожу, на щеке уродливый порез, а от волос остался только драный ёж, растущий клоками на голове.

— Что же тебе пришлось пережить, девочка моя, — шепчу, наклоняясь и целуя в колючую макушку. — Они все сдохнут, клянусь.

Поправляю простыню, сползшую вниз, оголившую копчик и чуть больше него — нечего пялиться на прелести моей жены, выхожу в коридор, тихо прикрыв за собой дверь.

— Шахим, помощь нужна, — набираю араба, вернувшегося ещё вчера в лоно семьи.

— Аллах! Куда ты снова успел вляпаться? — обречённо выдыхает в трубку друг.

— Я должен отомстить. Ты можешь мне помочь.

— Забудь, Мир. Люби жену, делай маленьких Захратовых и не лезь в это дерьмо. Аль-Саффар тебе не по зубам, да и мне тоже.

— Врёшь, Шахим. Нет ничего, что тебе не по зубам. Помнишь, ты говорил о браке между нашими детьми? Помоги отомстить за мать твоей будущей невестки или зятя.

***

Вероника

Сколько времени я провожу в кошмаре? В этом аду боли, жара и холода? Реальность, сны, видения — всё перемешалось, не различить фантазию от яви. Где-то в проблеске темноты видела Мира, слышала его голос, чувствовала тепло касаний. Где-то там же сжималась от смеха Гара, злого, ужасающего, полного ненависти.

Пробуждение даётся тяжело. Белый свет слепит глаза, противный звук бьёт по вискам, а затёкшую спину сводит до скрежета в зубах. Делаю попытки перевернуться, сменить опостылившее положение, но меня за руку перехватывает Мир.

— Тихо, малыш, тихо. Тебе нельзя двигаться, — шепчет любимый, прижимая к кровати.

— Мир. Это не сон. Ты нашёл меня, — еле шевелю губами, не до конца верю, что вижу его. — Что с детьми? Скажи, что ты их вернул.

— Они у Егора, — наклоняется, целует в висок. — Им не успели навредить.

— Гарыч… Это он… — выдавливаю из себя, и приборы учащают свой такт.

— Я знаю, милая. Знаю, — успокаивает меня. — Его больше нет.

— А Махмуд? Ты вытащил его? — спешу выяснить всё до того, как снова сползу в сон.

— Он станет хорошим воином, когда подрастёт и наберёт мышечную массу, — слышу смешок в голосе и успокаиваюсь окончательно. — Совсем парня заморили голодом.

— Мир, я ждала тебя, — вязкий ком скапливается в горле, а выпустить слёзы не хватает сил.

— Знаю, малыш, — хрипит, и на ладонь падает тёплая капля. — А вот причёску ты сделала так себе. Придётся воспользоваться услугами профессионала.

— Пришлось, — бубню, проваливаясь в серость.

— Знаю, — улавливаю на грани поглощающей тишины. — Я безумно люблю тебя, малыш.

Мой сон тих, невесом, словно душа успокоилась и в сердце настал мир. Уверена, что выгляжу не очень и даже хуже, но это ерунда. Время поправит всё, а муж вернёт нам украденное.

С момента моего спасения прошло пять дней. Я всё ещё лежу на животе, жду, когда приживётся пересаженная ткань, пью какую-то гадость из трубочки, терплю различную физиотерапию. Все эти дни Мир не отходит от меня, протирая тело салфетками, массируя и разминая руки и ноги. Каждое утро мы звоним Егору, и я слушаю счастливый голос Глеба и натужное сопение Киры.

Меня безумно тянет к ним, не терпится обнять, взять на руки, но врачи не разрешают вставать, да и слабость вынуждает большую часть суток спать.

— Завтра начнём подниматься, понемногу ходить и есть самостоятельно, — радует врач, осмотрев спину и, наконец, сняв повязку. — Диетическое питание, физиотерапия, желание быстрее вернуться домой, и вы будете бегать через неделю.

Насчёт бегать он, скорее всего пошутил, но возможность быстрее вернуться к детям придаст мне сил справиться со всем остальным.

— Мы полетим сразу, как только позволят доктора, — читает мои мысли Мир. — Обещаю.

Глава 40

Вероника

Через неделю меня с чистой совестью выпускают из больницы. Плюс три килограмма к моим тридцати восьми и новые шрамы, перекрывшие старую жизнь. Ещё легко отделалась. Всего лишь истощение, которое с успехом восполнится хорошим питанием и витаминами, уродливая причёска на голове, о которой через год пропадут воспоминания, тонкая полоса, перечёркивающая щёку и, как сказал пластический хирург, удаляемая тремя процедурами.

— Мир, я хочу избавиться от рубцов на спине.

Мы гуляем по шикарному саду на задворках больницы, пока ждём готовность выписки и рекомендации хирурга красоты. Много думала, прежде чем прийти к такому заключению. Если шрамы, оставшиеся от Дамира, срослись со мной и стали моим панцирем от окружающих, то чужая рука покрыла мой панцирь трещинами, оставив на теле чужеродные отметки.

— Конечно, малыш, — не скрывает радости муж. — Найдём лучшую клинику и полетим на консультацию.

— Нет, — качаю головой и беру его за руку. — Не хочу никуда лететь. Я готова перенести шлифовку, пересадку, но только дома, рядом с детьми.