Выжить в Антарктиде

– Приеду, расцелую того, кто догадался! – сказал Долгов. – Наверняка, это Пат. У нее богатый опыт выживания в горах, она знает, что нам понадобится ориентир.

– А если это Грач? – поддел его Ишевич. – Грача тоже расцелуешь?

– Обязательно!

Но это был не Грач, и горел не прожектор. Когда квадроцикл едва не въехал в ржавый остов самолета, всем стало понятно, где именно зажжен спасительный огонек. Это светилось одно из окон заброшенной станции Надежда.

*

[1] Псевдоним сочетается с этимологией фамилии Ишевич, которая происходит от средневекового наименования портного, швеи-шевца.

31. Жизнь продолжается?

Владимир Грач

Искать пропавшую в пурге Анну представлялось не самой легкой задачей. Как ни хотелось Грачу поспешить по горячим следам, ему пришлось сначала зажечь яркий свет, чтобы палатка светилась в качестве ориентира, и проверить раненого. Не известно, на сколько затянутся поиски – особенно с учётом того, что девушка вряд ли готова вернуться обратно в пропахший кровью и лекарствами лазарет.

Механик был плох, дышал хрипло, и в груди у него что-то булькало, но хоть сознание его благословенно оставило, и кричать парень перестал. Он теперь лишь слабо постанывал и конвульсивно дергал привязанными к кровати руками. Володя подумал, что до утра Петру не дожить.

И все же Грач в очередной раз переставил ему жгуты по всем правилам, и только после этого застегнул куртку, взял фонарик и вышел наружу.

В долине мело – и это было мягко сказано. Ветер был плотным, низинным. Он то затихал на несколько минут, то снова усиливался, почти сбивая с ног. Практически на уровне земли неслись клочковатые клубы облаков – из них и шел снег. А вверху изредка прогладывал второй слой облачности – бугристой и шевелящейся. В зловещих тучах посверкивало и раскатисто гудело.

От фонарика не было толку, но выключить его Володя не решился – хоть какой-то сигнал Анне. Тонкий и не слишком яркий луч почему-то фосфорецировал, перетекая от ярко-салатовых к темно-зеленым оттенкам. Видимо, к такому привело сочетание грозовых отблесков, эклектического теплого спектра и клубящихся низких облаков, каждое мгновение меняющих свою плотность.

– Аня!!!– гаркнул Грач во всю силу своих легких.

Он уже жалел, что потерял время. Рассчитывая, что дает девушке возможность остыть и успокоиться, он не принял во внимание, что под снегом там и тут таились невидимые опасности. Так и ноги переломать можно! И если она сейчас лежит где-то беспомощная, не имея сил докричаться до него сквозь завывающую пургу…

– Аня!! – Володе стало жутко от разыгравшегося воображения.

Егорова нашлась в метрах двадцати от ангара, когда он нарезал уже третий круг и постепенно впадал в несвойственную панику. Сначала Грач заметил шевелящееся темное пятно, оказавшееся при ближайшем рассмотрении облепленной снегом красной курткой, а уж в куртке обнаружилась и хозяйка.

Анна вставала на ноги, когда Володя выскочил на нее из беснующейся круговерти. Он схватил ее за плечи и развернул, заглядывая в лицо. На ресницах у нее налипли льдинки – ревела, значит, понял он, чувствуя одновременно злость и облегчение. Губы у Ани посинели, однако глаза смотрели с вызовом.

Грач рассердился, сам не зная на кого больше: на девушку, заставившую его волноваться, или на себя, не сумевшего удержать ее в палатке.

– Ну?! – рявкнул он, перекрикивая грозовой раскат.

– Чего «ну»? - Егорова слабо трепыхнулась.

– Не отпустило еще?

– Я не пойду туда, лучше здесь замерзну!

– Ерунду не говори! – он принялся отряхать ее от снега, словно маленького ребенка. – Простудишься, а у нас и без того проблем выше крыши!

– То есть, я должна тебя пожалеть и не доставлять лишних хлопот?

– А почему бы и не пожалеть? – буркнул Грач.
– Шевелись давай, пока мы оба в снеговиков не превратились.

Он увел ее в палатку, с трудом сориентировавшись в буране. Внутри после обжигающего ветра было тепло и сухо, и глаза сами собой начали слипаться. Володя встряхнулся и пошел искать, во что завернуть продрогшую упрямицу и чем напоить (где-то в коробках лежала фляжка из неприкосновенных запасов). Он полагал, что Аня опять забьется в какой-нибудь угол, и лихорадочно придумывал слова, которыми станет ее уговаривать. Не хватало еще, чтобы она опять сбежала! Повезло, что он быстро ее нашел, и сам не заблудился в этом аду.

Правильные веские слова все не шли на ум. Впрочем, и Аня не спешила бессильно валиться на пол. Зябко ежась, она направилась к раненому.

Володя вдруг сообразил, что в палатке очень тихо. Снаружи бесновался ветер, швырял в натянутую на распорках брезентовую ткань пригоршни снега с такой силой, что каркас сотрясался и гудел, как барабан. Но внутри ни один звук не соперничал с бурей.

– Он что, умер? – тихо спросила Аня. – Сам?

Володя приблизился и, внезапно оробев, постарался нащупать пульс. Пульса не было.

– Да, все кончено.

Анна смотрела на него лихорадочно блестящими от непонятного страха глазами. Он приготовился отражать очередную порцию упреков и стенаний, но девушка молчала. Тогда Володя так же молча завернул ее в плед и привлек к себе. Аня не сопротивлялась – она и вправду нуждалась в утешении.

*

Буря разошлась не на шутку. Гремел гром, ветер хлопал натянутой тканью, и грубый шов на прорехе стал расползаться – пришлось занавешивать пледом, прикрепив английскими булавками ко внутреннему слою брезента.

Выйти наружу, чтобы присоединится к остальным, не получилось. В долине воцарился такой ад, какого не знала, наверное, ни одна антарктическая экспедиция. Небо расцвечивалось странными беззвучными сполохами, но они не освещали, а делали темноту еще темней. Верхушки горной цепи светились жутковатым красным светом. Опрокинутая тушка вертолета окончательно затерялась среди беспорядочных валунов, заваленных снегом. Оставалось только надеяться, что люди, укрывшиеся в пассажирском салоне, в безопасности.

Володя один раз высунул голову из палатки, и поспешил нырнуть обратно.

– Придется потерпеть его соседство, - сказал он Ане, кивая в сторону укрытого простыней покойника. – Вынесем тело, когда погода немного устаканится, иначе нас самих унесет.

– Ладно, - Аня сидела на спальниках по-прежнему закутанная в плед, и сжимала в руках пистолет, который с тех пор так и валялся на этом месте.

После нескольких глотков из фляжки, щеки ее раскраснелись, и Грач надеялся, что это спасет ее от переохлаждения, да и спокойствия придаст. Во всяком случае, трястись она совсем перестала – согрелась и смирилась с неизбежным.