Выживший. Чистилище

Вот лежу я в таежной заимке на топчане под пестрым одеялом, дело идет на поправку, а куковать мне здесь аж до самой весны. Даже до мая, когда, наконец, море не очистится ото льда и не пришвартуются в архангельском порту иностранные суда. И на одном из них, если сильно повезет, мне удастся уплыть из страны, где меня не очень любезно приняли некоторые облеченные властью начальники. А что ждет меня там, на чужбине, где я никому не нужен? Смогу ли я что-то сделать для своей Родины, прежде чем на нее обрушится вся мощь фашисткой Германии? Или затаюсь, забьюсь в самый дальний угол планеты, чтобы там меня не отыскали люди Ежова? А может, никуда не уходить? Думаю, Кузьмич не выгонит меня, если я скажу, что хочу тут остаться. Места, как он говорил, глухие, кто меня здесь найдет? Пережду войну, потом можно будет как-нибудь легализоваться...

Нет, чувствую, не смогу спать спокойно, зная, что из-за моего бездействия будут гибнуть люди, которых я мог бы спасти. Не знаю, каким образом, но мог бы.

Ориентировочно часа в два дня я пожевал вяленой оленины с орехами, затем, чуть подождав, выпил кисло-сладко-горький отвар, который стоял подогретым на 'буржуйке'. Подбросил в печку дровишек и снова улегся на топчан, натянув одеяло до подбородка. Не заметил, как затянула дремота.

Проснулся от звука открываемой двери. Вернулись Кузьмич и Айва. С пояса охотника свешивались еще пяток освежеванных беличьих шкурок.

– Как самочувствие?
– поинтересовался хозяин зимовья с порога, обметая унты веником из связанных пучком прутьев ивы.

– Ломит, а так жить можно. Смотрю, охота была удачной?

– Была бы лучше, не упусти я куницу. Вроде и ветка не хрустнула, даже старался не дышать, когда выцеливал, а она возьми - и сорвись. Только ее и видел... Ну ничего, я место приметил, в другой раз там поохочусь.

– А что за винтовка? Мелкашка небось?

– Она самая, ТОЗ-8, - не без гордости кивнул Кузьмич на свое орудие труда, висевшее на вбитом в стену гвозде.
– Белку в глаз бить - самое то. А зрение меня еще, слава Богу, не подводит.

Охотник занялся приготовлением ужина. На этот раз горячим блюдом была перловая каша с тушенкой - крупу Кузьмич замочил еще перед уходом.

– Слушайте, Фрол Кузьмич, - сказал я, потягивая травяной чай, в который уже успел влюбиться.
– А почему вы мне помогаете? Ведь если бы сдали меня властям, получили бы какое-нибудь вознаграждение. А так, если узнают, что укрывали беглого преступника, вам самому могут срок впаять.

– А потому что человек ты хороший. Я это еще там, в тайге понял, когда тебя больного нашел. Плохих людей я чувствую. Да и Айва, - он потрепал загривок льнувшей к нему собаки, - тоже тебя признала, а у нее чутье на людей даже получше моего. И ты это... Прекращай выкать, а то я себя совсем старым чувствую.

– Договорились, - не смог я сдержать улыбки.
– Слушай, Кузьмич, а можно в какой-нибудь лохани нагреть воды, чтобы я смог хотя бы протереться влажной тряпкой? А то после хождения по тайге и потения от отвара уже попахивать начал...

– Это можно, - хмыкнул в бороду охотник.
– Лохань найдем, а уж снега вокруг навалом, на печке погреем. Да и я заодно обмоюсь, тоже запаршивел порядком.

Этот вечер мы посвятили банным процедурам, насколько это было возможно в таких условиях. С потом и грязью я словно смыл с себя и болезнь, на следующий день почувствовав себя уже вполне бодрым, за исключением легкой слабости. Даже рискнул сделать зарядку в технике цигун, немало тем удивив хозяина зимовья, который забился в угол, оттащив туда и стол, чтобы дать мне побольше пространства. Зарядку я закончил медитацией.

– Что ж это за упражнения такие?
– поинтересовался он.

– Восточные практики, - не подумав, брякнул я.
– Индия и Китай, там все это и зародилось.

– Ты что ж, и в Индии с Китаем бывал?

– Э-э... Да нет, это мне показал один моряк, который в Южном Китае жил почти год и научился у местных монахов.

– Гляди ты, - покачал головой Кузьмич.

После занятий энергия меня переполняла, и я попросил хозяина придумать мне какое-нибудь занятие.

– Чем же тебя занять-то, - задумчиво почесал тот пятерней в своей шевелюре.
– Даже и не знаю. Шкурки обрабатывать ты не умеешь, а боле и делов-то нет. Может, книжку тебе дать почитать? Завалялась тут у меня одна, я ее в детстве еще почитывал от скуки.

Книжка называлась 'СказанIе о венчанIи Русскихъ царей и императоровъ' за авторством некоего П. П. Пятницкого. Издана она была в приснопамятном 1896 году и изобиловала старорежимной орфографией. Однако, несмотря на яти и прочие пережитки, читалась легко, и я сам не заметил, как углубился в тонкости царских порядков.

Тем временем Фрол Кузьмич занялся приготовлением обеда, и запах неизменной каши с мясом вызвал в моей ротовой полости обильнее слюноотделение. Аппетит у меня после болезни и лагерной баланды тоже прорезался будь здоров, Кузьмич крупы и тушенки не жалел, равно как и других припасов, и я уже начал опасаться, как бы продовольственные запасы моими усилиями преждевременно не истощились. Но охотник на мои высказанные вслух опасения только махнул рукой, мол, по твою душу хватит, а кончится - к марту он на санях из поселка привезет еще припасов.

– Неудобно все же как-то, тебе же эти припасы достаются не бесплатно, - сказал я Кузьмичу.

– Неудобно серить, штаны не снямши, - грубовато пошутил Фрол Кузьмич.
– Что ж я, человека сухарем буду попрекать? Эдак и озвереть недолго.

– Тогда уж не знаю, чем тебе и отплатить.

– Придет время - отплатишь. Жизнь штука хитрая, еще незнамо, как повернется.

И впрямь, жизнь - штука непростая, в чем я уже не раз убеждался.

* * *

Ежова трудно было узнать. Левый глаз заплыл, зрачок правого вяло блуждал, не в силах сосредоточиться в одной точке. На скуле кровоподтек, губы в корке запекшейся крови, левая рука висит плетью... Сидел он на стуле как-то скособочившись на правую сторону, похоже, ребрам также серьезно досталось. Берия недовольно поморщился, блеснув стеклами пенсне:

– Товарищ Якушев, что, нельзя было как-то поаккуратнее?

– Так ведь не признается, сволочь, в подготовке государственного переворота, - с ненавистью посмотрел в сторону избитого следователь.

– Гриша, выйди-ка минут на пять, я тебя позову.

Когда следователь покинул помещение, и Берия с Ежовым остались один на один, новый нарком внутренних дел сел на табурет напротив прежнего главы ведомства.

– Что же ты, Ежов, упорствуешь?
– с легким недоумением поинтересовался Берия.
– Подвизался к троцкистам, заговоры устраиваешь, так имей смелость признать свою вину.

– Не было этого, - едва слышно произнес Ежов.

Кровавая корка на губах бывшего наркома лопнула, и губы засочились красным.

– Может быть, и путешественника из будущего не было?

Зрачок экс-наркома метнулся влево-вправо и снова остановился на Берии.

– Так, значит, вы в курсе?

Ежов, не будучи близко знаком со своим преемником, обращался к нему на 'вы', тогда как Лаврентий Павлович особо в этом плане не церемонился. Да и ситуация была в его пользу.

– А как ты думал? Рассчитывал оставить все в тайне? Товарищ Сталин тоже в курсе, именно он мне и поручил провести с тобой этот разговор.

– Я могу отдать все документы...