Вызов смерти

Дробышев выглядел сегодня отдохнувшим, выспавшимся, был в хорошем расположении духа. Он скептически оглядел меня и сделал вид, что не заметил дополнительных синяков и ссадин.

– Присаживайтесь, Андрей Петрович, - указал он рукой на стул.

– В наручниках я не буду ни о чем разговаривать. Это моя принципиальная позиция, - ответил, продолжая стоять.

– Да, да, извините, - пробормотал следователь. Повернулся к сержанту: Снимите наручники.

Тот быстро и ловко выполнил указание.

– А теперь подождите за дверью.

А я сел на стул, закурил последнюю сигарету. Дробышев смотрел на меня и улыбался. И где-то чисто по-человечески я его понимал. Действительно, теперь не нужно нервничать и ломать голову в поисках убийцы. Вот он сидит прямо перед ним, живой и тепленький. Правда, видок у него не совсем того. Но до суда еще есть время. До суда он обретет свой первоначальный вид и будет совсем походить на человека. Ну, почти совсем.

– А теперь, Андрей Петрович, я хотел бы услышать, как вы убили своего коллегу Струмилина Вениамина Сергеевича?
– спросил Дробышев, продолжая улыбаться.

Я с ответом не спешил. Внимательно оглядел возможное место действия. Оценил обстановку. За дверью два крепких добрых молодца, на окошке решетка. Но решетка - это для несведущих! Я-то знал, что никакой решетки в прямом смысле этого слова нет. Дело в том, что два года назад я сам ее ставил и за отсутствием шурупов и больших гвоздей пришпилил вот на такусенькие гвоздочки, намереваясь когда-нибудь сделать все как надо. С этим намерением я и уволился. Еще в прошлый раз отметил, что мои гвоздики сидят на прежнем месте, но от времени почти совсем повылезли из коробки. Решетка сейчас сама просится в руки. Неподалеку на тумбочке увидел довольно солидный юридический словарь. А может быть, прямо сейчас? Взять, к примеру, этот словарь, огреть им следователя по головке и... Надо попытаться.

– Ну как убил, как убил, - сказал, тяжело вздохнув.
– Очень просто убил. Взял вот такой же словарь.
– Я привстал и потянулся за словарем.

Но Дробышев оказался очень бдительным. Строго на меня прикрикнул:

– Сидеть!

"Факир был пьян, и фокус не удался". Я вынужден был смириться с изменившимися обстоятельствами. Продолжал вдохновенно врать:

– Перед тем как ехать на юбилей Шипилина, я решил перетолковать с Веней...

– Со Струмилиным?
– уточнил Дробышев.

– Да. С ним. Стал разыскивать его по больницам, но везде отвечали, что к ним такой не поступал. Тогда позвонил к нему домой. Он ответил. По голосу понял, что он в сильном подпитии. Поехал к нему. У него на квартире была какая-то пьяная девица, которая тут же стала ко мне приставать. Я ее вытолкал за дверь, на что Веня сильно обиделся и полез на меня с кулаками. Я взял с книжной полки вот такой же словарь и применил его не совсем по назначению окрестил им Струмилина по голове. Он, естественно, отключился. Я испугался и решил вызвать "скорую помощь". Но телефон не работал.

– А почему он не работал?

– Шут его знает. Не работал, и все. В это время Вениамин стал подавать признаки жизни, зашевелился, что-то замычал. Я плюнул и ушел из квартиры. Вот и все.

– Ловко, - снисходительно усмехнулся следователь.
– А почему же вы на первом допросе мне этого не рассказали?

– А вы не спрашивали, - простодушно ответил. В это время дверь кабинета приоткрылась и в образовавшейся щели показалось симпатичное девичье лицо.

– Родион Иванович, у вас что, телефон не работает?
– строго спросила секретарша.

– Почему не работает?
– Дробышев снял телефонную трубку, послушал, проговорил озадаченно: - Действительно, отключен.

– Вас там из областной прокуратуры срочно требуют к телефону.

– Иду, - проговорил следователь, вставая. И здесь он, говоря по-уличному, сильно лопухнулся. Вышел, плотно закрыв за собой дверь, и даже не пригласил в кабинет хотя бы одного сержанта. Неужто он верил в незыблемость решетки?

И я понял, что нельзя терять ни секунды. Встал, раскрыл внутренние створки, ухватился за прутья решетки, потянул на себя. Она без малейшего сопротивления и шума отошла. Осторожно поставил ее на пол, открыл внешние створки, и... свобода радостно приняла меня в свои восхитительные объятия!

Я выпрыгнул на улицу Вавилова и, удивляя редких прохожих, бодро, легко, но прытко побежал к улице Дуси Ковальчук. Через какое-то время услышал автомобильный сигнал, а вслед за ним громкий крик:

– Андрюша!

Обернулся. Меня догонял знакомый "Москвич", за рулем которого сидела юная "наездница". Я остановился. Таня притормозила. Я на ходу рванул дверцу и запрыгнул на переднее сиденье.

Мотор взревел, и машина рванулась с места, все набирая и набирая скорость. Мы вылетели на улицу Дуси Ковальчук и стремительно помчались к площади Калинина. Я оглянулся и увидел, что наш маневр повторил черный "БМВ". Неужели мой побег был подстроен Дробышевым? Если это так, то мне теперь не отвертеться. Попытка побега доказывает мою "виновность". Мне сразу стало грустно и знобко.

– За нами погоня, - сказал я Тане.

– Вижу, - равнодушно ответила она и добавила убежденно: - Ничего, оторвемся!

– На этой-то "колотушке"? Ты смеешься? Она кинула на меня высокомерный взгляд и снисходительно улыбнулась.

– Это же спортивный автомобиль. У него форсированный двигатель. Понятно?

– То-то я смотрю - чего это он так ревет. "Молодец, старикан!" подумал я о машине с симпатией.

"Москвич" летел будто на крыльях, лавируя в потоке машин. "БМВ" заметно отставал. И это наполнило увядшую было душу необыкновенной легкостью и неистощимым оптимизмом.

– За город?
– спросила Таня.

– Почему - за?
– не понял я.

– В городе на нас ополчится все ГАИ за превышение скорости. Тебе это нужно?

Нет, мне это было совсем не нужно.

– Давай за город, - согласился.

У поста ГАИ Таня была вынуждена сбросить скорость, и маячивший далеко позади "БМВ" сумел несколько сократить расстояние.

– Они нас достают, - напомнил я.

– Ничего, через полчаса они потеряют нас из виду, - уверенно проговорила она, сворачивая на дорогу, ведущую в карьер Мочище.

И действительно, миновав пост ГАИ, она развила такую скорость, что при обгоне машин "Москвич" водило по шоссе, а резина противно повизгивала.

В это время автомобиль пару раз надсадно кашлянул и дернулся. У меня похолодело в груди.

– В чем дело, Таня?

Она взглянула на приборы и побледнела.

– Кретинка!
– воскликнула она.
– Бензин на нуле! Как же я не проверила?!

Тем временем мотор стал кашлять все чаще и надсаднее. Скорость резко упала. Уже едва различимый сзади "БМВ" приближался. Таня съехала на обочину и остановилась.