Вызов

Мэнсон убрал свое колено от моей пизды, и я закричала в разочаровании:

— Н-нет! Прикоснись ко мне, пожалуйста… не… не… — Он улыбался, глядя, как я извиваюсь, как бьются мои бедра, стремясь к любому контакту. — Пожалуйста, Мэнсон, мне нужно… пожалуйста… — Я задыхалась, его хватка усиливалась, сильно сжимая мою шею по бокам. Его пальцы ослабли, только когда я застонала от приступа легкого головокружения. Мою кожу покалывало, каждый нерв горел. Я хотела чувствовать его прижатое ко мне тело, хотела, чтобы он был внутри меня.

Он действительно меня завел. Я чувствовала себя маленькой и жалкой, настолько выше всякой гордости, что готова была умолять его трахнуть меня. Но слова давались с трудом, а связать их в связные предложения было ещё труднее. В результате у меня вырывались только хныканья и бессвязные слова, бесполезным потоком вырывавшиеся изо рта, пока я пыталась передать, как отчаянно я нуждалась в его прикосновениях.

— О-о-о, моя бедная маленькая Джесс, — посмеивался он надо мной, над моей бесполезностью, над моей беспомощностью. — Что случилось, хмм? Чего ты хочешь?

Я заскулила ещё громче, напрягаясь против его руки, извиваясь. Если он не хочет прикасаться ко мне, то я сделаю это сама. Отчаянно хныча, я просунула скованные наручниками руки под юбку, пальцами скользя между влажными складками половых губ. Боже, да… удовольствие разливалось по моему телу.

— Ох, нет, нет, мы не можем этого допустить.

Внезапно он оказался на мне, отбросив нож в сторону, чтобы вытащить мои руки из-под юбки. Я всё это время боролась с ним, умоляя и проклиная. Сначала я удивилась, когда он достал из кармана маленький ключ и освободил одно из моих запястий, но мое удивление перешло в ужас, когда вместо того, чтобы освободить второе запястье, он использовал наручники, чтобы пристегнуть мою руку к изголовью кровати.

— Нет, нет, нет, Мэнсон, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

Он зафиксировал одно запястье, затем другое, достав из прикроватной тумбочки ещё одну пару наручников. Мои руки были широко раскинуты, так что прикоснуться к себе стало совершенно невозможно. Я просто хотела прикоснуться — к нему, к себе, к чему угодно! То, что я не могла этого сделать, было настоящей пыткой. Моя похотливая неудовлетворенность ощущалась в груди вибрирующей, кричащей тревогой. Я не могла вынести поддразниваний, ожидания, мучений, не могла!

— Я же говорил, что заставлю тебя плакать, — сказал Мэнсон, откинувшись назад, чтобы посмотреть на меня, и покачал головой. — Маленьким ангелам нужно научиться не трогать себя без разрешения, не так ли? — Он раздвинул мои ноги и резко шлепнул по бедрам, от чего я вскрикнула, дернулась и раздвинула их ещё шире. Когда моя киска была полностью обнажена и непристойно раскрыта для его глаз, он сказал: — Теперь я должен наказать тебя. Ты всё равно получишь свою награду, но сначала тебе нужно напомнить о послушании. — Его голос был медленным и нежным, как будто говорил с кем-то маленьким и незначительным. У меня вырвался всхлип, хотя слезы ещё не пролились.

— Пожалуйста, Мэнсон, пожалуйста, прости меня, пожалуйста, просто… просто… аххх… — Я требовательно взбрыкнула бедрами. Мой разум затопили мысли о его пальцах, вдавливающихся в меня, раздвигающих меня… мысли о его рте, накрывающем и сосущем меня, его языке, исследующем меня внутри. Я вот-вот потеряю рассудок. Я закричу, заплaчу, сделаю что угодно, лишь бы убедить его доставить мне удовольствие, которого я так отчаянно жажду. Но я была скована, и хотя потягивание за кандалы немного ослабило мое напряжение, это совершенно не помогло убедить его дать мне то, что я хотела.

— Непослушная девочка, — сказал он. — Ты выглядишь так мило, когда пытаешься вырваться. Какая же ты маленькая мазохистка. — Он посмотрел на мою пизду, нуждающуюся и набухшую, влажную настолько, что стекало на простыни. Затем, с лукавым блеском в глазах, он потянулся к прикроватной тумбочке и взял одну из свечей.

— Видишь весь этот чудесный горячий воск? — Он слегка наклонил свечу, так что воск, скопившийся на её стенках, заблестел и потек. — Я раздвину твои ноги ещё шире, зафиксирую и дам этому воску капать прямо на твой клитор, раз уж ты так сильно хочешь прикоснуться к нему. — Я вздрогнула, заскулила при мысли об этом, и он сочувственно улыбнулся. — Я не виню тебя. Я знаю, что так трудно быть хорошей, когда ты так сильно хочешь кончить. Но именно для этого и существуют наказания: чтобы ты научилась быть хорошей девочкой.

— Да, Хозяин, — прохрипела я, сжимая руки в кулаки, готовясь к жгучей боли.

— Хорошо, что ты так мило принимаешь наказание. — Он нежно коснулся моего лица, и я прильнула к его руке. Но нежность не могла длиться долго. Его рука оставила мое лицо, спустилась вниз по груди и животу. Он приподнял край моей юбки и заправил его за пояс, чтобы получить лучший доступ. Он следил за моим лицом, а его пальцы спускались всё ниже и ниже — и в конце концов оказались между моих половых губ. Я резко вздохнула. Он дотронулся до моего клитора — слегка, едва касаясь, так, что мне захотелось закричать.

— Пожалуйста, Хозяин, пожалуйста… — простонала я, задыхаясь. Он рассмеялся над моими мольбами и растопырил пальцы, раздвигая половые губы и обнажая меня. Он поднес свечу ближе, наблюдая, как выражение моего лица меняется от разочарования к ужасу.

— Блять! Пожалуйста… пожалуйста… блять… — Я затаила дыхание, не зная, к какой боли мне следует подготовиться. Как сильно будет жечь? Как долго это будет продолжаться?

— Ты выглядишь так мило, когда напугана, — пробормотал он. — Постарайся не кричать слишком громко, ангел. Хотя не думаю, что кто-то тебя услышит.

Он наклонил свечу, и две крошечные капельки воска упали на меня. Они прилипли к моей коже, и на мгновение я словно побывала в огне: доля секунды жжения, ужасающая, достаточная, чтобы я вскрикнула. Затем всё исчезло, и остались только быстро застывающие черные капли воска.

Мэнсон снова наклонил свечу, и упало ещё больше капель. Я застонала, стиснув зубы. Я была так напряжена от предвкушения, что, когда капли коснулись кожи, мне потребовалось всё самообладание, чтобы не закричать. Мэнсон на мгновение приостановил свою пытку, чтобы провести пальцами по моему клитору. На этот раз его прикосновения были грубее, воск соскальзывал с моей кожи, пока он массировал меня круговыми движениями. Наслаждение пронзило меня, настолько сильное, что я вновь попыталась сжать ноги вместе, но он снова шлепнул меня по бедрам и отчитал:

— Не пытайся вырваться, Джесс. Прими свое наказание как хорошая девочка.

Я дрожала, пытаясь удержать свои ноги раздвинутыми. Вместо того чтобы снова раздвинуть мои половые губы, Мэнсон занес свечу над моим бедром и начал капать горячим воском на саднящую кожу. Боль была менее пугающей, но я всё равно хныкала, прикусив губу, от каждой капли.

Мэнсон отставил свечу в сторону и начал любоваться своей работой, как художник своей картиной. Его пальцы провели по внутренней поверхности моих бедер, отчего у меня перехватило дыхание.