Вызов

– Так Мана тебе не рассказал...
– Жози села возле меня, Джейми и Жанна тоже разместились поблизости.
– Байя... Ну, мы зовем его на сербский манер Байей - "братиком", потому что он Братислав... Так вот, Байя - ребенок Маны. Но не такой ребенок, как мы с Жанкой, он кровный его, родился еще при жизни Маны. Понимаешь?

– Понимаю...
– наверное, мой голос звучал пришибленно. Так вот почему Мана избегал разговора о детях... что были у него при жизни.

– Помнишь, я сказала, что Субирано кое-что украла у Маны?
– продолжила Жанна, беря стакан с коньяком.
– Она украла у Маны Байю. Вот.

Я ничего не поняла. Зато осознала, что сейчас Мане очень и очень плохо. Я просто чувствовала это.

– Я вас покину, - еще минут десять посидев, я вскочила с дивана.

Вслед мне донесся голос Джейми:

– Ничего, ничего...

Зеленоглазого я нашла в зимнем саду у окна. Он откуда-то раздобыл бутылку коньяка и теперь сидел с шашкой в руках, глуша из горла спиртное. Я несмело обошла Ману за два метра, остановилась так, чтобы видеть лицо его, сидящего на подоконнике.

– Чего тебе, Гайя?
– голос его звучал так устало, что захотелось броситься к Мане и обнять. Я подавила это желание.

– Ты никогда не говорил о том, что...
– я умолкла.

– Я не хотел. Я надеялся, что ее дороги никогда не пересекутся с моими.

– Но... твой сын...

– Но мой сын. Когда я приехал в родную деревню, к родителям, чтобы отойти от ранения...

– Первого? Тебе тогда 18 лет было?

– Да. Я тогда неплохо позажигал с Павленией по старой памяти, - глоток из бутылки, - а когда мне надо было уже уезжать, выяснилось, что она понесла... Мы наскоро поженились. И все. Сына я увидел, когда уже стал вампиром. Пава писала мне, что назвала его Адрианом Братиславом. Она хотела только Братиславом, но каноны веры предполагали у ребенка имя, занесенное в святцы, имя святого покровителя. Вот она и выбрала Адриана...
– еще глоток, шашка брошена на подоконник.

Я молча переваривала услышанное.

– Но как Субирано...

– Субирано!
– прошипел Мана.
– Субирано...

Я снова умолкла, не зная, как вести себя. Жалеть Ману? Да что вы...

– После смерти я умолял ее отвезти меня в родные места. Она отказывалась. Наконец, пару лет спустя после своего обращения, я сбежал от нее и зачаровал мужика, который отвез меня на мою родину.

Мана умолк, чтобы сделать еще один основательный глоток из бутылки. Он напивается.

– Там меня встретили так, как я тебе уже говорил. Мать наставила на меня кочергу, отец - вилы, и они все умоляли меня не подходить, Богом заклинали не трогать их... Им Франц еще два года назад прислал письмо с соболезнованиями, что меня унесла болезнь. А я стоял и не понимал - что им еще нужно?! Я здесь, с ними и перед ними, говорю, живой... Они верно поняли, что я теперь - нечисть. И я ушел, потому что на шум явились соседи... Пошел в дом матери Павы, где моя жена и жила. С моим сыном. Там меня встретили не лучше... Я был вынужден бежать из деревни, потому что толпа с вилами и кольями повергла меня в замешательство...

– Веселая картинка вырисовывается...

Мана хмыкнул.

– Да, это было весело. Парочку крестьян пришлось прибить для устрашения толпы... Но вот бегу я от деревни туда, где в лесу спрятал экипаж мужика, который привез меня сюда. И слышу позади: "Папа, папа!..." Остановился. Байе тогда уже восемь лет было. Он увидал меня, когда я к его матери приходил, наверное. Я его тогда не увидел. И я забрал Байю с собой, вернулся к Субирано. Она, увидев такое дело, мигом сплавила меня Тристану. Мы вместе с Байей росли в Монако... Он все хотел вампиром стать, а я был против. Когда моему сыну стукнуло 25, Субирано его увела от нас с Тристаном и обратила. Так мы навсегда остались ровесниками. Вот и вся история.

Много вопросов вертелось на языке, например, почему Байя теперь так открыто ненавидит отца. Однако я не осмелилась задать и этот вопрос...

– Довольна теперь? Можешь идти.

– Мана, мне очень жаль...

– Да не жаль тебе, перестань!
– он встал с подоконника, хватая шашку, я попятилась, утыкаясь в фонтан, что бил за моей спиной.

Мана ушел. Я, осмысливая услышанное, присела на край фонтана. Уффф... Субирано не глупа, надо признать, нашла ахиллесову пяту зеленоглазого, его детей. И она сумасшедшая. Бить в самое больное место Маны - вряд ли это занятие, совместимое с долгой жизнью... Но Суби еще жива, значит, я ошибаюсь. Впрочем, ей много больше лет, чем Мане, и она явно не из слабых вампиров, к коим Мана относил некогда и 700-летнюю Николу...

– Все-таки неприятно быть с ним по разные стороны баррикад, не думаешь?

Я едва не выронила стакан. У каменного высокого водопада в джинсах и футболке стояла, собственно, причина горестей Маны. Или половина причины. Адриан Братислав, в общем. Он мог похвастаться столь же гармоничной и атлетичной фигурой, что и отец, но даже белокурые волосы и голубые глаза, даже тело античного бога не делали его похожим на завзятого кобеля и мерзавца - в отличие от его папочки. Но что Адриан за вампир, не стоит ли от него ждать чего-то в духе его папочки?..

– Ты давно здесь?

– Да.

– Мана ведь мог тебя почуять.

– Он почуял.

Сунув руку в карман, опираясь плечом о стену, Адриан потягивал что-то спиртное из бутылки. Сердце кольнуло больно - прям как Мана... Так странно и сладко видеть сына зеленоглазого.

– Иди сюда, Адриан, не стесняйся, потрандим...

– Что?
– не понял он.

Ох, ведь русский явно не среди приоритетных языков для вампира, живущего в Европе. Почему Адриан вообще его знает?

– Я говорю - садись, пожалуйста, здесь, поговорим. Если ты не против.

– Я не настолько плохо знаю русский, чтобы говорить со мной, как с отсталым, - у него был спокойный, самую малость ироничный голос.

– А как ты выучил русский язык?
– спросила я, когда Адриан как-то боком, с опаской, что ли, осторожно приближался ко мне.

Молодой человек пожал плечом:

– Субирано его учила и меня заставляла.

Итак, Суби - фанат великого и могучего. Правда, она не похожа на даму, которая хотела бы читать Пастернака в оригинале.

– Адриан, ты меня боишься?
– спросила я, когда он нерешительно остановился в двух шагах.

– Кимура подтвердил Субирано, что ты дампир. Это так?

– Говорят...

– Субирано сказала, что дампиры окутаны вуалью тьмы.

Ладно, может, она и читает Пастернака в оригинале.

– Как поэтично.

– И еще, что хочется сорвать эту вуаль с одеждой и кожей...
– Адриан улыбнулся. Когда я вытаращилась на него, он успокаивающе сказал:

– Она имела в виду, что дампиры вызывают сложные чувства в нас. Поэтому я стараюсь не окунаться в твою... вуаль очень быстро.